Через несколько секунд я обнаружил, что вроде как беспорядочная болтанка пропала. Приоткрыл глаза.
Даниил сидел, вцепившись в штурвал, сжав челюсть до окаменевших желваков. На его лбу выступили крупные капли пота. Кислородная маска болталась у его уха.
Мы вышли из облаков. Вдалеке синели горы. Внизу стелился зелёный полог леса. Он приближался как-то слишком уж быстро.
– Держи стафер наготове, – выдавил напарник. – Если поранишься – не раздумывай. Сдаваться нельзя. Помнишь, надеюсь.
Наше падение замедлилось. Похоже, Даниил поймал восходящий поток и начал кружить над лесом, пытаясь найти место для посадки.
– Что с грузом делать? – спросил я.
– Я активировал закладку. Если не обнулять её каждые пятнадцать минут – содержимое будет уничтожено.
– Может, вскроем контейнер? Я владе… – В стрессе я чуть не ляпнул «мнемотехниками», хотя пока что тут даже термина такого не слышал, – я хорошо запоминаю.
– Нельзя, – ответил Даниил.
– Почему?
Я думал, что напарник не ответит. Тем более что внизу блеснула лента небольшой реки. Наверное, выбирает место для посадки.
– Аналитики считают, что есть риск, будто содержимое может повлиять на того, кто это увидит. Заставит сменить сторону.
– Это всё-таки возможно… – констатировал я.
Кажется, Даниил хотел что-то ответить, но в этот момент до нас долетел гул истребителей.
Должно быть, они изначально неправильно определили вероятный квадрат нашего выхода, а теперь скорректировали маршрут. И обнаружили нас.
Пара начала палить из пушек с максимального расстояния. Воздух вокруг снова покрылся чёрными цветами близких разрывов.
Напарник направил нос разведчика вниз. Аппарат начал сильно крениться на левый борт – всё-таки без киля управлять им было крайне сложно. Но Даниил в очередной раз смог его выровнять.
Речка сильно помогла. Мы смогли снизиться и почти успели благополучно коснуться воды, но тут случился резкий поворот русла. Не было никаких шансов развернуть разведчик достаточно быстро – и мы воткнулись в лесной частокол на большой скорости. В последний момент Даниил смог поднять брюхо аппарата, чтобы дать нам хоть какую-то защиту.
Удар был жёстким. Амортизаторы пилотского ложемента едва смогли его смягчить – так, чтобы я не сломал позвоночник. Но всё равно было очень больно. Я зажмурился и застонал. Рядом вскрикнул Даниил.
Тишина. Слышно, как верхушки деревьев шумят на ветру. И гул пропеллеров приближающихся истребителей.
Я нащупал пряжу ремня, отстегнулся. Глянул на Даниила. Тот сидел в своём кресле, не пытаясь подняться. Его лицо было серым.
– Ты чего? – спросил я, пытаясь выбраться из своего ложемента, что было не так уж просто: аппарат лежал на боку.
– Помоги достать стафер, – выдавил напарник, – пора мне.
Только тут я заметил, что он обеими руками сжимает то, что осталось от его правой ноги.
– Хотя… и без него мне пара минут осталась. Но хотелось бы закончить… приятно. – Он попытался усмехнуться.
– Сейчас, – кивнул я, доставая из кармана его комбинезона контейнер с отравленным наркотиком.
– Ты тоже не затягивай, – продолжил Даниил, – сверху нас добивать не будут. Передадут координаты поисковой партии, постараются захватить живыми. Фора – часа полтора. Два, если очень повезёт. Уйти невозможно.
– Не буду, – пообещал я.
– Можешь даже со мной, если хочешь, – сказал Даниил, освободив правую руку, чтобы взять у меня контейнер; из культи тут же толчками начала вытекать кровь. – Эх, перетянул я с высотой. Секунды не хватило… так бы ушли в облака, и всё…
– Ничего, – сказал я, – ещё отыграемся.
– Не геройствуй только, прошу. Не могу приказать – но я бы не желал тебе того, через что прошёл сам… – Голос Даниила становился всё слабее. Лицо вытягивалось, становилось умиротворённым. Мне приходилось видеть такое – но, пожалуй, впервые я был так спокоен.
– Я постараюсь, – ответил я.
Глаза Даниила остекленели.
Вой истребителей приблизился, прошёл над головой и стих где-то вдали.
Я достал контейнер с добычей. Нашёл закладку на контейнере и дезактивировал её.
Потом выбрался из разведчика, захватив НЗ, упакованный в специальный рюкзак.
Сдаваться я не собирался.
Глава 17
Я бы наверняка оторвался, если бы не собаки. Нужно было с самого начала дольше идти вдоль берега. А так я прошлёпал до ближайших камышей и решил, что этого будет достаточно. По-хорошему, стоило перебраться на другой берег, найти какой-нибудь второй или третий ручей из тех, что впадали в речушку, и идти вдоль него не меньше десятка километров.
Но я соблазнился обманчивой близостью гор. И жестоко поплатился за это.
Хорошо хоть достаточно быстро сообразил, что за мной идут по следу. Птицы подсказали. С той стороны, откуда приближалась погоня, они как-то подозрительно притихли.
Я забрался на дерево, напоминающее кедр, достаточно высоко, чтобы оглядеть окрестности, и увидел их. Отряд с собаками. Всего километрах в трёх от меня. Они пробирались по широкой звериной тропе, которая спускалась к речке до водопоя.
Очень нужен был ручей, но, как назло, в этой части леса попадались только стоячие, заболоченные запруды. А возвращаться назад, к речке, не было никакого смысла, да и рискованно: если ветер подует в их сторону, собаки смогут учуять мой запах за километр. Учитывая, что я скоро уже сутки как на ногах и в бегах – может, и за десять километров. Несло от меня изрядно.
Когда я понял, что сил катастрофически не хватает и оторваться не удастся, я решил устроить засаду и попытаться отбиться. Наверняка в передовом отряде преследователей не так много бойцов. Есть небольшой шанс перебить их всех.
Но я не учёл, что часть собак они отпустили далеко вперёд. Именно они догнали меня ещё до того, как я успел выбрать место для засады.
Сначала я услышал глухой рык за спиной. Развернулся. Достал кинжал. Огнестрел использовать не хотелось – так преследователи сразу узнают, что я в ловушке, и поднажмут.
Их было трое. Здоровенные псины. Породу определить я не смог – морда и сложение как у немецких овчарок, только совершенно чёрные. И шерсть чуть кучерявится.
Я встал, прижавшись спиной к толстому стволу, чтобы не дать обойти себя сзади.
Первым шёл крупный самец. Увидев, что я остановился, тот сделал пару прыжков, но потом вдруг замер, принюхиваясь. Две самки, которые шли за ним, тоже замерли.
Самец выпрямился. Открыл пасть, свешивая язык. Сделал пару шагов в моём направлении. Он выглядел как угодно – только не так, как должна выглядеть сторожевая собака, задерживающая нарушителя.
Я медленно опустил руку с кинжалом. Убрал оружие в ножны. Пёс завилял хвостом и сделал ещё пару шагов. Повинуясь внезапному порыву, я сам двинулся ему навстречу.
Пёс сел. Его спутницы приблизились и встали по сторонам, так же виляя хвостами.
– Ну и что мне с вами делать? – тихо спросил я, протягивая руку, чтобы дотронуться до головы самца.
Словно в ответ пёс тихонько тявкнул. Ткнулся в мою ладонь. Потом встал, развернулся и потрусил обратно – в сторону моих преследователей.
Я надеялся, что собаки не пострадали. Что враги просто подумали, будто они потеряли след. В конце концов, они ведь не могли рассказать то, что произошло на самом деле.
Собрав все силы, стараясь не замечать губительной усталости, я двинулся дальше.
Через пару километров мне повезло: я встретил речушку, которая брала начало в отрогах гор, и двинулся по воде.
И только когда ноги от холода начали терять чувствительность, позволил себе остановиться. В бортовом НЗ, который я забрал из разведчика, были химические грелки. Они и стали моим спасением – потому что о том, чтобы развести костёр, не могло быть и речи. Так я пережил первую ночь. Удалось даже поспать и хорошенько перекусить концентратами. И за час до рассвета я двинулся дальше.
Линия за линией, пользуясь естественными укрытиями на местности, я преодолевал укрепрайон, скрытый в лесной чаще. От реки тут пришлось отказаться: в этих естественных разрывах было сосредоточено больше всего скрытых средств наблюдения.
Ясно, что укрепрайон был рассчитан на отражение массированной атаки со стороны гор, а не на просачивание одиночного диверсанта в противоположном направлении. Но всё равно мне потребовались все мои навыки, чтобы остаться незамеченным.
В горах меня ждало новое испытание. Погода быстро портилась. По мере подъёма по ущелью после холодного ливня пошли снежные заряды. Силы снова были на исходе, но останавливаться было никак нельзя: химические грелки разрядились, а для костра тут даже топлива не было.
Перевал я преодолел на чистом упрямстве, когда даже обычная сила воли начинает отказывать. Я решил, что если и умру – то от холода и изнеможения, а не от собственного вакидзаси.
Когда у моих ног пули дозорных высекли искры, я ещё успел подумать, что есть в этом ирония: быть убитым своими возле самого порога успеха.
Но, к счастью, дозорные оказались дисциплинированными. Они внимательно слушали инструктаж и следовали всем указаниям. Нашу группу ждали. И я умудрился не забыть все положенные кодовые фразы после задержания.
А дальше начало происходить странное. Наверное, я бы воспринял это с ещё большим удивлением, если бы не был настолько измождён.
Двое дозорных подхватили меня под руки и помогли добраться до передовой.
Похоже, меня встречал весь взвод в полном составе во главе с командиром. Бойцы стояли в две шеренги по стойке «смирно». А командир отдавал мне приветствие так, как будто я был командующим армией.
Меня положили на носилки, которые кто-то успел приготовить. Укрыли тёплым армейским одеялом. Дали глотнуть что-то тёплое, пахнущее лесными травами. Я едва не вырубился, чувствуя, как внутри разливается приятная слабость.
Четверо бойцов подхватили носилки и бегом понесли меня куда-то в глубь позиций.
Там меня снова встречал целый парадный расчёт. Командир батальона со штабом? И все вытянулись по струнке и приветствуют, как начальника. Я хотел было спросить одного из бойцов, несущих мои носилки, об этом странном явлении, но не успел.