В следующую секунду Тревор вдруг начал раздеваться. Для начала скинул китель, потом – стянул майку. Подошёл ко мне. Протянул руку, демонстрируя внутреннюю часть предплечья. Там были едва заметные нити шрамов, складывающиеся в корявые буквы: «find Rus Int».
– Шрамы, даже зажившие, – крайне редкое явление. Встречаются куда реже, чем татуировки, – продолжил Тревор. – А мой случай, насколько мне удалось выяснить, вообще уникальный. – Он снова взглянул мне в глаза, наблюдая за реакцией. Мне же просто нечего было сказать. Я был очень недоволен собой – за то, что не обратил внимания на такую важную деталь в жизни этого мира, которая к тому же могла дать информацию к размышлению о том, что тут происходит и как отсюда выбраться.
– Когда я родился, эти шрамы ещё кровили, – продолжил он, – но, к счастью, я проявился прямо посреди боя и чуть сразу не отправился на перерождение. Никто не придал значения паре лишних царапин. Кроме меня самого, уже позже.
– У вас тут тоже есть что-то вроде тестирования, чтобы определить, в какие войска пойдёт новорождённый.
– Верно. – Тревор осклабился. – То есть ты примерно понял, что я делал дальше.
– Строил карьеру в разведке…
– Не просто строил. Я внедрил несколько принципиально новых методов допроса. Потом внедрил активный метод, позволяющий с очень высокой степенью вероятности доводить пленных до перерождения на нашей стороне. В крайне сжатые сроки.
Теперь я посмотрел в его глаза. В них было холодное любопытство. А ещё – тщательно скрываемая жажда чего-то…
– Сволочь, – констатировал я.
– А это как посмотреть. – Тревор отреагировал на оскорбление спокойно, словно ожидал его. – До меня тут творилось полное варварство. Пир плоти и боли. Кровища, кишки, это вот всё… и всех устраивало. Хотя десять процентов обращённых за полгода мучений считались отличным результатом!
Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Я успел взять себя в руки и заслонился эмоциональным щитом полного неприятия. Нет, я не стал его выспрашивать о новых методах, как бы ему этого ни хотелось.
– Ты показал мне художества на своей руке, – наконец сказал я, заметив первые признаки растерянности в его взгляде.
– А, да, – кивнул Тревор. – В общем, я думаю, что это послание от меня самого. Я в прошлом знал, что попаду в место, где люди, вероятно, теряют память. И таким образом смог себе передать частицу информации, при раскручивании которой я вышел на тебя. Rus Int – очевидно, русский разведчик. Ради этого я перебрался в этот треклятый сектор! Ты знал, кстати, что даже в циклы, близкие к равновесию, тут никогда не бывает тихо? Странный это язык, тут такой накал полярности, что стороны рвут друг друга с особым остервенением… И вот теперь я убедился, что это не было самообманом. Ты определённо того стоил.
– Чего ты хочешь от меня?
– Того же, что твой куратор на твоей стороне. – Теперь Тревор демонстрировал пределы своих возможностей, это было совершенно понятно. – Я хочу выбраться отсюда. Туда, откуда ты пришёл.
– Что ж… – Я вздохнул, стараясь не выдать досаду. – В таком случае ты знаешь, что у него не было толкового плана, как вытащить нас отсюда. И у меня нет.
Тревор улыбнулся и придвинулся ко мне вплотную.
– Это потому, что твой куратор не сам принимал решения о тебе, – прошептал он. – Предполагается, что я буду действовать так же. Мне доверяют. И я должен делать так, как мне велят. Но я буду умнее.
– Вот сейчас не очень понял, – признался я.
– Ты ведь задумывался о верховном командовании? – спросил Тревор. – Почему о нём так мало знают в войсках?
– Задумывался, – признался я.
– Мне доводилось общаться с Верховным. Представь: на нашей стороне он что-то вроде божества.
Я хмыкнул.
– Самая большая тайна этого места – это то, что сторонами командует одна и та же личность. Понимаешь?
Что это? Психологический ход? Чтобы поселить полную неуверенность и растерянность? Заставить потерять критическое восприятие? Или же… правда?
– Твой куратор говорил про Горы Недоступности, да? Про лазы и пещеры, через которые можно добраться до Замка. Про то, как полезно, что ты можешь управлять животными, потому что на последнем этапе они будут очень нужны. Верно я говорю?
Тревор сказал больше, чем я знал. Намеренно? Скорее всего, нет. Значит, Даниил утаил часть информации? Тоже вёл свою игру – втёмную?
– Ты вышиб себе мозги, – сказал я. У меня было не так много козырей в этом разговоре, и я зашёл с одного из них.
– Что? – Тревор действительно растерялся.
– В моём мире, – продолжил я, – после того как у тебя не получилось застрелить меня, ты вышиб себе мозги. Ты – самоубийца. И всё равно оказался здесь, среди погибших в бою. Но ты ушёл сюда добровольно.
– А-а-а, вот ты о чём. – Было видно, что ему стоило больших усилий сохранить контроль над собой. Неужели не догадывался? Или наоборот – подозревал многое? Что он видит во снах, ночами?.. Как бы то ни было – я попал в болевую точку, это очевидно.
– Те, кто использует вакидзаси, они – самоубийцы? – усмехнулся Тревор. – Или те, кто кидается на гранату, чтобы дать возможность товарищам отойти? Из вашего мира попадут ли такие сюда?
Я промолчал.
– Скажу сразу: я не знаю, к чему тебя ведут. Для чего ты нужен в горах и что там с тобой сделают, – продолжил Тревор. – Но я точно знаю, что единственный способ лично для меня выбраться отсюда – это нарушить эти планы. Подозреваю, что для тебя тоже.
– Что с Алиной? – спросил я. – Мы можем встретиться?
Тревор долго молчал.
– Знаешь, я мог бы разыграть и эту карту. Но не буду. Считай это жестом доброй воли и залогом будущего доверия. Я отследил её до штраф-лагеря. Мы никак не сможем её вытащить. Если я попытаюсь – это привлечёт лишнее внимание и поставит под угрозу весь мой план.
– У тебя есть план?
– Есть способ попасть туда, где можно открыть проход в ваш мир. – Тревор снова перешёл на шёпот. – Но для этого нам нужно потеряться.
– Потеряться? – переспросил я.
– Не сейчас. Ещё будет время. Я всё объясню. Для первого серьёзного разговора сегодня достаточно.
– Но… – Я хотел возразить, но Тревор просто развернулся и вышел из помещения.
Тревор явно не хотел продолжать разговор про Алину. Интересно, почему? Я ни секунды не сомневался, что у него был бы способ вытащить её, чтобы использовать для достижения своих целей, если бы она действительно была в штраф-лагере.
В чём же тогда было дело? Алина тоже оказалась в центре влияния какой-то другой группы?..
Гадать бесполезно. Оставалось только ждать.
Глава 26
Как и всякий разумный человек, я считаю, что самая страшная вещь, которая может случиться с человеком, – это потеря разума. В нашей голове слишком много всего, от чего следует защищаться. Потеря рациональной картины мира, способности рассуждать делает нас беззащитными перед внутренними демонами.
Поэтому я делал всё, чтобы сохранить холодный ум: ни в каких, даже самых ненормальных обстоятельствах, не давать слабину. Не глядеть заинтересованно в бездну безумия, мечтая о прохладе, где нет рассудка.
Разговор с Тревором поставил меня на грань этой пропасти. То, что я чувствовал нутром, своими инстинктами, с самого первого дня в этом мире, закрутилось в картину с ненормальной логикой. Меня вели с самого начала? Контролировали? Вроде бы да. Это можно допустить. Но где проходит граница этого контроля? Что, если мной просто играют? Что, если всё это происходит… в моей голове?
Я слышал про тесты на безумие, предполагающие мгновенное решение сложных математических задач с помощью компьютеров, существующих в воображаемом мире, с последующей проверкой результатов вручную. Но, во‑первых, у меня не было под рукой даже калькулятора, а во‑вторых, я был уверен, что разум мог подделать любой результат. В бреду вычисления будут выглядеть правдоподобно, но они не выдержат проверки в реальном мире.
Плюс одиночка – её никто не отменил… а значит, к вечеру можно ждать новых визитёров…
Но, к счастью, до вечера дело не дошло.
Сначала я услышал сигнал тревоги. Низкий гул, вызывающий подсознательный ужас, пробирался сквозь толстые стены, добираясь до костей.
Я спокойно поднялся и сел на кровати. И это простое действие вернуло меня в реальный мир. Безумие и паранойя отступили.
Я слышал топот ног по коридору. Что-то вроде отдалённых взрывов и даже… выстрелов? Очередей? Что это? До фронта слишком далеко. Бунт? Но кто будет бунтовать против своей стороны здесь?..
Минут через десять всё затихло. Я тяжело вздохнул и хотел было снова прилечь, но тут дверь в мою камеру распахнулась. На пороге стоял Тревор. Я узнал его благодаря тому, что огромный визир его противогаза почти не скрывал лицо. На нём был полный костюм химической защиты. Я такие только в учебниках видел, в кадетке. В теоретических разделах. В отличие от ядерного химическое оружие тут было и даже иногда использовалось, но крайне редко из-за неожиданного побочного эффекта. Те, кто был причастен к его применению, в следующем цикле перерождения неизбежно оказывались на противоположной стороне. Независимо от того, какая сторона его применяла.
– Надевай. Живо! – скомандовал Тревор, бросая мне на кровать увесистые пакеты. – У тебя где-то полторы минуты.
Я повиновался, не мешкая и не задавая лишних вопросов.
Костюм, как и противогаз, был идеально подобран по размеру. И вообще оказался неожиданно удобными. Хотя, конечно, в защите было жарковато.
Тревор, наблюдая за мной, смотрел на часы, встроенные в комбинезон на запястье.
– Управился. Отлично! – сказал он. Только тут я обратил внимание, что отлично слышу его, несмотря на два противогаза. При этом никаких раций я не заметил.
«Хорошие мембраны?» – предположил я, разглядывая противогаз Тревора.
– Что? – спросил он, перехватив мой взгляд.
– Ничего, – ответил я, – противогазы хорошие.
– Экспериментальная модель, – кивнул Тревор. – Мы готовили провокацию на ключевом участке фронта. В атаке планировалось задействовать всего пару человек… и представить всё так, будто это та сторона.