– Прокуратура решит.
– Согласен.
Сделав глубокий вдох, сыщик сообщил им сенсационную новость из Везине: у Софи Серей был любовник. Далее последовали распоряжения. Сегодня же ночью провести молниеносный обыск в квартире Софи с целью обнаружения какой-либо информации, касающейся неизвестного. Вернуться в «Сквонк», еще раз допросить коллег Нины Вис. Прочесать рынок современного искусства в поисках следа художника, носящего белые костюмы и борсалино и (может быть) посвятившего свое творчество стриптизершам или порноактрисам. Парня, подхватившего старую традицию художников «Мулен Руж».
Арни перебила его – для важности она нацепила очки с толстыми стеклами, что неожиданно придало ей сходство с учительницей:
– Я как-то не въезжаю. Мы что, остановим расследование в отношении гонзо?
– С чего бы вдруг?
– А кто будет заниматься подписчиками Ахтара, партнерами Нины и всем остальным?
– Вызовем подкрепление.
– Почему бы не Борнека? – съязвил Людо.
– Оставь Борнека в покое. Он скоро свалит в отпуск.
– Сегодня вечером у половины управления начинаются отпуска, – уточнила Арни.
– Узнайте у Бомпар, кого она может нам подкинуть. Завтра заново пройдемся по всем пунктам и решим, кто кого допрашивает.
Сыщики переглянулись: что же получается? Во-первых, этой ночью они работают, а во-вторых, в ближайшие выходные им наверняка предстоит дежурить.
– Кришна тоже сегодня вечером уезжает, – осмелилась заметить Барби.
– Пусть отменит отпуск!
С этими словами Корсо распрощался со всеми и направился к себе в кабинет. Ему требовалось спокойно подвести итоги: всего за несколько часов они обнаружили два исключительно важных следа. Он даже не рассчитывал на такое с первого же дня.
– Стефан!
Он обернулся: вслед за ним в коридор вышла Барби с папкой в руке. Он подумал, до чего же у нее странный вид. В хорошие дни она напоминала подвыпившую Мэри Поппинс, которая могла обладать некоторой привлекательностью – при условии, что вам нравятся старомодные манеры и tapestry bags[31].
– Я нашла соответствие с увечьями Нины.
– Ты успеваешь пахать по другому делу? – удивился он.
– Я умею заниматься двумя вещами одновременно.
Вообще-то – тремя, потому что именно она уже раздобыла Верана, маэстро веревочных узлов, и, прошерстив счета Нины, вычислила Ахтара… В поразительных рабочих качествах Барби было что-то вызывающее, вечно создавалось впечатление, будто она успела вскочить в предыдущий поезд – в отличие от всей группы, включая его самого.
Она открыла картонную папку, в которой находились цветные ксерокопии.
– Это полотна Франсиско Гойи.
– Пошли ко мне в кабинет.
Корсо закрыл дверь и предложил Барби разложить снимки поверх своих собственных документов.
– Слыхал про такого художника? – спросила она.
– Ты меня что, держишь за полного идиота?
Корсо узнал известные картины: портреты представителей мадридского королевского двора, знаменитое полотно «Расстрел повстанцев в ночь на 3 мая 1808 года», репродукции «Pinturas negras»[32]: «Два старика», «Шабаш ведьм», «Собака»… искаженные, пугающие лица.
Барби выбрала несколько картинок и выложила их сверху:
– Взгляни сюда: ничего не напоминают?
Это были жуткие портреты в красных и светло-коричневых тонах, лица, раздираемые безумным воплем или саркастическим смехом (определить невозможно), с доходящими до ушей уголками губ – в точности как на изуродованном лице Нины.
– Они тоже из серии «Pinturas negras»? – спросил он, взяв одну ксерокопию: изображение мужчины с изможденным лицом и скованными цепями запястьями.
– Нет, их называют красными, «Pinturas rojas». Это маленькие живописные полотна, обнаруженные несколько лет назад и приписываемые Гойе. Каторжник, ведьма, умирающий. По всей очевидности, в них Гойя обратился к самым чудовищным воспоминаниям.
– Где находятся эти произведения?
– В Мадриде, в музее одного фонда. Он принадлежит меценату, который приобрел эту серию за баснословные деньги. У меня есть адрес. Я уверена, что убийца проводил там долгие часы… Возможно даже, что он испанец…
Корсо ушам своим не верил: находка Барби представляла собой третий интересный след. Тем более что теперь предметом их особого внимания был возможный «любовник-художник». Все это могло быть как-то связано.
– Займемся этим завтра, – заключил он. – Надо понять, что́ эти лица представляют на самом деле. Их символическое значение, их глубинный смысл…
– А как насчет фонда?
– Выйди на офицера французской группы взаимодействия в Мадриде.
– Ты не хочешь, чтобы мы сами сгоняли туда?
– Нет. Наши первоочередные задачи здесь.
Барби собрала отпечатки и сунула папку ему в руки:
– Ошибаешься. Убийца подпитывает свое безумие этими картинами. Именно они составляют ядро всей истории.
– Я же сказал тебе связаться с нашим человеком в Мадриде.
Барби сердито кивнула. Как все маленькие гении, она была обидчива, что для сыщика является серьезным недостатком.
Она уже выходила, когда Корсо окликнул ее:
– Есть минутка?
– Шутишь, что ли? Ты только что выдал нам работу на три дня.
– Нет, я хотел сказать: может, хочешь пропустить стаканчик?
– О-ля-ля!
– В каком смысле?
– За семь лет верной и беспорочной службы ты дважды пригласил меня пропустить стаканчик. Первый раз, чтобы сообщить, что убираешь из группы одного человека. А второй – чтобы сказать, что женщина, которую я арестовала, повесилась в своей камере. Короче, это всегда недобрый знак.
Он попытался улыбнуться:
– Хочу попросить тебя об одной услуге.
– Ты решительно пугаешь меня.
– Свидетельство? О чем свидетельство?
– О нравственности. Характеристику, доказывающую, что я хороший отец.
Барби покачала головой, как делают, услышав смешную шутку. Они сидели за столиком в кафе на площади Дофина, вдали от мест, посещаемых сыскарями с острова Сите.
– А что?! – вызывающе рявкнул Корсо.
– Я спрашиваю себя, по правильному ли пути пошло твое дело о разводе…
– Потому что ты в этом хорошо разбираешься?
Он не был готов к беседам в духе Карины Жано.
– Тут весь вопрос в верно выбранном направлении. Какие документы ты на самом деле собираешься включить в свое досье?
– Свидетельские показания, наши с Тедди фотографии, запечатлевшие все, что мы с ним делали вместе… Кроме того, я еще думаю написать текст о том, как я понимаю воспитание. Как я представляю себе роль отца.
Барби сделала глоток колы-зеро. Стакан она держала двумя руками: казалось, ей хотелось насквозь проникнуться холодом ледяного напитка.
– У тебя друзья есть? – спросила она.
– Не очень много. Нет.
– А родственники?
– У меня есть Тедди.
– Ты успеваешь заходить к нему в школу? Заниматься с ним чем-то еще?
– Я делаю, что могу.
Барби улыбнулась, но лишь для того, чтобы смягчить дальнейшее:
– В общем, ты рассчитываешь представить только свидетельства коллег.
– Какая разница, откуда будут эти документы?
– Тогда почему не от преступников, которых ты арестовал за время своего отцовства?
– Я думал об этом.
Разумеется, он пошутил, однако сам счел бы законным предоставить слово своим недругам. Они оказались бы самыми разговорчивыми. Но все это продемонстрировало бы лишь его достоинства сыщика.
– Я могу говорить с тобой откровенно? – спросила Барби, сделав еще один ледяной глоток.
– Ты уже давно обходишься без моего разрешения.
– Когда я пришла в группу, Тедди было два года. По твоим рассказам я следила за тем, как он растет, и могу констатировать, до какой степени ты хороший отец. Во всяком случае, как ты сам говоришь, ты делаешь максимум того, что можешь.
– Но что? Ты вроде не договорила.
Девушка откинулась на стуле, как будто для того, чтобы собраться с силами.
– Оказавшись перед судьей, ты, со всеми своими боевыми заслугами полицейского супергероя и повадками отпетого хулигана, потерпишь неудачу.
– Я что, выгляжу хулиганом?
Барби спокойно продолжила:
– А уж что будут говорить друзья Эмилии, я даже не осмеливаюсь вообразить.
– Мне не в чем себя упрекнуть.
– Разумеется, не в чем, но – как бы тебе сказать – один твой вид все портит.
Корсо пытался проглотить пилюлю. Барби воспользовалась его замешательством, чтобы высказать все начистоту:
– Ты не пьешь, но не пьешь, как мужик, посещавший собрания Анонимных алкоголиков. Ты не употребляешь наркоту, но только потому, что все еще никак не можешь избавиться от того, чего нахватался в юности. Ты выступаешь на стороне закона, но можно подумать, что ты делаешь это для того, чтобы избежать тюрьмы. Когда ты отпускаешь шутку, всегда кажется, что это случайно, а когда заговариваешь с женщинами, это напоминает допрос. Я знаю, что ты чувствуешь себя непринужденно в очень редких случаях и только с пистолетом наготове.
– Все сказала?
– Нет. Ты разводишься, как добрая половина Парижа, но можно подумать, что готовится террористический акт и следует ожидать десятки жертв.
– Тедди – самое дорогое, что у меня есть. Результат развода имеет для меня решающее значение.
Она кивнула – будто психоаналитик, который соглашается не со словами пациента, а с явными признаками болезни.
– Не считая того, что Эмилия пойдет даже на то, чтобы раздобыть в полицейском управлении отрицательные характеристики.
– Я придерживаюсь строгих правил, а показатели раскрываемости у нас самые высокие в конторе.
– Спасибо, я в курсе, но это не делает из тебя безупречного сыщика.
Корсо за несколько секунд мысленно пролистал все дела, в которых он мог пребывать в пограничном состоянии, – никому было не под силу раскопать нелегальные акты, тщательно похороненные Бомпар под напластованиями архивных документов.