– Выходит, после стольких лет полиция обзавелась мозгами…
– Как давно вы знаете Элен? – приступил к делу полицейский.
– Шесть лет. Поначалу она приходила два раза в неделю, а с две тысячи четырнадцатого – один.
– Что это было, анализ или психотерапия?
– Анализ.
– Для чего она к вам ходила?
– Скажите лучше, что вы ищете.
– У нас есть все основания подозревать, что Элен Демора была некрофилкой.
Янъя внимательно посмотрела на него сквозь свои затемненные очки и снова показала зубы:
– Точно. Она занималась любовью с трупами. Я всегда стремилась помочь Элен, но никогда не считала ее больной. В области сексуальных желаний нет нормы, и даже слово «извращение» лишалось своего содержания по мере того, как вздорная мораль теряла свои позиции…
– А почтение к мертвым?
Янъя пожала плечами. Она опять затянулась сигаретой, словно бы купаясь в дыме и ностальгических воспоминаниях о том времени, когда можно было курить за закрытыми окнами и медленно угасать.
– Она их любила, лелеяла, ласкала… Разве же она оскверняла их?
– Во всяком случае, их мнения, мне кажется, она не спрашивала.
Янъя снова пожала плечами: разумеется, она на стороне живых. Корсо не стал развивать эту тему. Если для уроженки Мадагаскара сосать мертвый член или изловчиться засунуть безжизненное орудие в себя не является ни извращением, ни насилием, у него больше нет аргументов. Хотя о чем тут спорить? Элен навеки воссоединилась со своими любовниками в ином мире.
– Расскажите мне поподробнее о ее занятиях, – продолжал он.
– Это началось в девяносто девятом году, ей было всего двенадцать. Один воспитанник в ее приюте страдал сердечной недостаточностью. Неожиданно он умер, и его тело всю ночь не увозили. Элен пошла в медпункт и там прижалась к нему. Главным обстоятельством оказалось то, что тело не пришло в негодность. Чтобы девочка могла утолить свое желание, необходимо было, чтобы ее возлюбленный выглядел… нетронутым.
– Как вы объясняете это влечение?
– Не думаю, что произошло какое-то событие, давшее первый толчок. Она всегда испытывала искреннее отвращение к мужчинам… к живым мужчинам. Для нее они являлись символом равнодушия и враждебности.
– В детстве она была изнасилована?
Янъя взяла следующую сигарету. Корсо тоже тянуло закурить, но он не хотел устраиваться здесь с каким-то комфортом. Ему следовало быть в фокусе, то есть напряженным, – это лучшее состояние, чтобы ощущать то, что не сказано словами.
– Вот уж чего не знаю, – отвечала она, слегка поморщившись. – Можно предположить, что свою роль в этой недоверчивости сыграл отказ от нее родителей. Кому доверять, если тебя предали самые близкие люди?
В таком случае Корсо должен был бы спать со всеми трупами, встретившимися ему за время службы в полиции. Пришлось закурить «Мальборо».
– Патологическая тяга Элен не была основана на естественном сексуальном желании. Она по-настоящему любила каждого мертвеца, к которому приближалась. Кстати, ей всегда удавалось узнать их имена, возраст и так далее. Зато ее мало волновали обстоятельства кончины.
В сознании Корсо всплыли строчки из дневника: глуповато-романтические воспоминания насильницы трупов…
– Она воображала их живыми?
– Вот уж нет. Для нее трупы были единственными возможными возлюбленными. Только на мертвые тела она направляла свои желания, свои фантазии и надежды. Она боялась мужчин, способных действовать и реагировать. Ей нравились самцы-скульптуры, холодные и недвижимые.
Все это не слишком продвигало Корсо в его расследовании. Он сменил направление беседы:
– Она рассказывала вам о Софи Серей?
– Конечно. Ее лучшая подруга. На самом деле – единственная.
– Они скрывали свою дружбу. Вам известно почему?
– Приехав в Париж, девушки договорились не афишировать свою связь, чтобы как-то защититься, сделаться сильнее.
Новый виток.
– Мы предполагаем, что Элен занималась проституцией. Что вы об этом думаете?
– Я знала.
– Тот факт, что это были живые мужчины, ее не смущал?
– Она занималась этим с промежутками. Со временем ее страх перед мужчинами превратился в безразличие.
– Софи была в курсе ее… склонностей?
– Думаю, да. У них не было тайн друг от друга.
– Могли бы вы назвать Элен… счастливой?
– Да. По-своему.
И провокационный вопрос – так сказать, на посошок:
– Если все у нее шло хорошо в этом лучшем из миров, зачем ей были нужны вы?
Крысиная мордочка превратилась в звериный оскал.
– Я просто помогала Элен спокойно существовать с ее… особенностями.
Похоже, эта специалистка по человеческим душам не понимала, что покрывает преступницу и поощряет девушку в ее пороке. Но еще раз: он здесь не для того, чтобы судить.
– Отмечали ли вы какое-то изменение душевного состояния Элен в последнее время?
– Да.
– Какого рода?
– Она кого-то встретила.
Корсо вздрогнул:
– Вы хотите сказать… партнера, который не был ни мертвецом, ни клиентом?
Улыбка Янъи Раджаонаримананы сделалась вызывающей. Вечное противостояние: полицейский и инакомыслящая, порядок и бунт, буржуазия и анархия и так далее.
– Да, спутника. И абсолютно живого.
Корсо почувствовал, как по его коже пробежал озноб, будто змейка забралась к нему под одежду.
– Что она вам об этом рассказала?
– Ничего особенного. Тот человек просил ее быть сдержанной.
Для начала Корсо предпочел исключить классические варианты:
– Он был женат? Знаменит?
– Точно не женат. Знаменит, возможно, более или менее.
– В какой области?
– Это был художник.
Корсо явственно различил шум в ушах, как если бы он погружался в море, – шум шевеления собственных мозгов. Приглушенное щелканье, которое приводило в порядок всю картину: Софи и Элен делили одного любовника, человека в шляпе, художника из «Сквонка», мадридского беглеца…
– Она описала вам его внешность?
Янъя раздавила сигарету в похожей на кастет пепельнице из толстого стекла.
– Мужчина в возрасте. Эксцентричный. Из тех, кто носит белые костюмы и борсалино.
– Она рассказывала еще что-нибудь? Это очень важно.
Янъя внимательно посмотрела на него через массивные очки:
– Он может быть убийцей?
Ни к чему темнить.
– У Софи были отношения с тем же мужчиной, вы знали об этом?
– Нет.
– Означает ли это, что и Элен не знала?
– Не обязательно. Она не все мне говорила, потому-то мы и не слишком продвинулись.
– Подумайте хорошенько, вы больше ничего не припоминаете? Вдруг есть какая-нибудь подробность, которая могла бы помочь мне?
Янъя взяла следующую сигарету. Она смолила, как в семидесятых.
– Он был в заключении.
Холодок в затылке.
– За какое правонарушение?
– Не знаю. Элен отказывалась говорить на эту тему, но, насколько я поняла, он там провел много лет. Его карьера художника – это его вторая жизнь. Потрясающее восстановление.
Его воскрешение в самом деле удалось! Общий любовник у обеих жертв, призрак, которого он (возможно) видел совсем рядом с Гойей; художник, рыщущий вокруг «Сквонка» и вышедший из тюрьмы – где отсидел, разумеется, за кровавое преступление. Теперь он уже не подозреваемый, это чертов преступник, поданный на блюде.
– Вам не казалось, что Элен его боится?
– Нисколько.
– Какова была природа их отношений?
– Повторяю вам – она об этом не рассказывала, но, похоже, с сексом у них все было в порядке. В этом смысле она по-настоящему вернулась к живым. Этот мужчина сумел приручить ее.
– Вы сказали, что он был гораздо старше ее?
– Да, по крайней мере вдвое. Наверняка ее как раз и привлекла его опытность во всех областях.
Перед мысленным взором Корсо возникла страница с изображением Мисс Бархат: ее исполненный нежности взгляд, неуверенная улыбка. Художник сумел уловить хрупкость этой покрытой татуировкой готки.
– Что она к нему испытывала? – не унимался сыщик. – Физическое влечение? Любовь? Восхищение его произведениями?
Янъя взглянула на часы и расплылась в широкой улыбке:
– Мне очень жаль, что в завершение я могу предложить вам лишь обычный штамп психиатра, но я думаю, что этот тип играл для нее роль фигуры отца.
Корсо поднялся. Он подумал, что теперь в этом деле возникает сплошное детоубийство. Ничего, он знает, как тут быть.
Вернувшись на набережную, Корсо созвал свою группу: необходимо срочно найти этого художника, априори любовника обеих жертв. Типа, отбывавшего заключение!
Вопреки ожиданиям эта сенсационная новость была встречена очень вяло. Сыскари едва держались на ногах, устав от проведенного в поисках и не принесшего особых результатов рабочего дня.
Установив личность и местопребывание нескольких девушек из блокнота с набросками, Арни организовала их защиту средствами полицейских – защиту скорей символическую. Людо продолжал выслеживать мертвых любовников Элен Демора, копаясь в окружении этих покойников в поисках какого-нибудь мстительного сознания, которое ополчилось бы против некрофилки Элен и ее названой сестры Софи. Но тщетно. Барби не успела нарыть хоть какую-нибудь информацию относительно возможных друзей детства жертв и тем более вникнуть в историю дома, где располагается «Сквонк», или его обитателей. Что касается хода расследования в целом, то практиканты уже прибыли, и их тут же разделили на две группы. Одних отправили обходить соседей, а другим поручили собирать все добровольные – и бредовые, спровоцированные новостью об убийстве Мисс Бархат – свидетельства.
На самом деле накопившаяся усталость была столь велика, что никакой новый факт не мог бы взбодрить сыщиков. Корсо подумал, что может прекрасно и в одиночку вести расследование, касающееся художника в борсалино, – после Мадрида это стало его личным делом. В то же время он вспомнил о Бомпар, которая в свете намеченной на завтра пресс-конференции ждала его отчета: ему было над чем поработать ночью.