– Ладно, – сказал он в завершение, – идите отдыхать. Завтра в девять продолжим.
Его подчиненные переглянулись и молча поднялись со своих мест.
Корсо заперся у себя в кабинете и с компьютером на коленях устроился на диванчике, в этой крохотной комнатушке обозначавшем гостиную.
Прежде чем запустить поиск в Интернете, он несколько секунд размышлял над вырисовывающимся профилем убийцы. Заключенный. Художник. Развратник преклонного возраста, любящий рисовать стриптизерш, спрятавшись в подвале, и остановивший свой роковой выбор на двух из них.
Почему он убил их? Предположение Корсо о наказании укрепилось. Софи и Элен были стриптизершами, но их выступление, их белая кожа, даже их наивность представляли собой некую форму невинности – это-то и понравилось художнику, который сумел уловить детскую прелесть в провокационных движениях танцовщиц, в их манере обнажаться, следуя заурядному сценарию.
Однако эти артистки бурлеска скрывали другие пороки: Софи ради удовольствия терпела чудовищные пытки, Элен искала любви и наслаждения у мертвых. Может быть, их ментор был разочарован? Может, он решил, что они заслуживают кары? Корсо не забыл об источнике вдохновения убийцы: полотна Гойи, изображающие каторжника, ведьму, измученного болезнью умирающего…
Зазвонил внутренний телефон. На мгновение Корсо поддался искушению не снимать трубку. Затем с трудом отодрал себя от диванчика и ответил.
– Майор? – Голос караульного, между почтением и нерешительностью. – Тут внизу какой-то тип хочет переговорить с вами. Пустить?
Корсо взглянул на часы: начало десятого вечера.
– Как его зовут?
Пауза. Видимо, жандарм читает удостоверение личности посетителя.
– Лионель Жакмар.
– Не знаю такого. Пошли его… То есть я хочу сказать, – спохватился он, – направь его к сыщикам, которым поручено собирать свидетельства. А если они уже ушли, пусть приходит завтра, в нормальное время.
– Говорит, что он из наших, – вполголоса настаивал полицейский.
– Ты его бедж видел?
– Он в отставке.
Корсо вздохнул:
– Пусть поднимется.
– Есть еще одна проблема… Он инвалид.
– То есть?
– Он хромает. Опирается на трость.
Новый вздох:
– Скажи, чтобы поднялся на лифте по лестнице «Е». Я буду ждать его на четвертом этаже.
Корсо прошел по первому коридору, затем по второму, пока не достиг лифта – скорее, грузоподъемника, – используемого только инвалидами или строптивыми подозреваемыми, которые отказывались подниматься по лестнице.
Двери открылись, и появился мужчина лет шестидесяти, в забавном жилете со множеством карманов, вроде репортерского. Седая шевелюра, серые глаза, цветом напоминающие скорей колючую проволоку, чем черный жемчуг, всклокоченная борода. Одно слово: клоун.
Корсо очень хотелось нажать на кнопку первого этажа, не дав ему времени даже переступить порог кабины, однако он совершил над собой усилие и милостиво позволил гостю проникнуть на этаж бригады уголовного розыска.
– Лионель Жакмар, – представился тот с резким акцентом. – В девяностые я служил в региональной службе судебной полиции Безансона. – Он расхохотался. – Настоящий житель департамента Юра́!
Двумя руками незнакомец так сильно давил на свою палку, как будто хотел воткнуть ее в пол. Его подпорка напоминала что-то вроде изогнутого и покрытого лаком куска дерева из романа Жионо[43].
– Простите за столь поздний визит… Все из-за поезда… Какие-то технические неполадки. Я прямо из Безансона! Вот и подумал, что мне следует попытать счастья в управлении, прежде чем идти в отель.
Десять минут, подумал Корсо, и ни секундой больше.
– Пойдемте ко мне в кабинет.
Он снова двинулся по коридорам, слыша, как его поздний гость, прихрамывая, ковыляет следом. Наконец они пришли. И даже прежде, чем предложить посетителю стул, Корсо резко спросил незнакомца о цели его визита.
Совершенно не растерявшись, Жакмар хитро улыбнулся и воздел свою палку, словно для того, чтобы троекратно ударить ею оземь.
– Все очень просто: я знаю вашего убийцу.
Часть вторая
Корсо усадил этого хромого оборотня и из чистой солидарности к собрату-сыскарю позволил ему выдать свою историю – кража со взломом в предместье Безансона в 1987 году, которая скверно обернулась, потянув за собой убийство дочери хозяев дома и арест преступника спустя несколько месяцев. Стефан терпеливо слушал, твердя про себя пословицу собственного сочинения: не бывает хороших воскресных вечеров, просто бывают еще хуже…
Однако он мгновенно сосредоточился, когда Жакмар сообщил ему, что некий Филипп Собески отбывал наказание в тюрьме семнадцать лет, из них двенадцать – во Флёри-Мерожи, и освободился в 2005-м. Корсо буквально подпрыгнул на стуле, когда приезжий из Юра́ добавил, что Собески удалось полностью реабилитироваться и он стал художником. Начав рисовать еще в тюрьме, он даже сумел в последние годы заключения выставиться на воле и быстро заявить о себе как о значительном явлении в мире парижского искусства.
– У вас есть его фотографии? – вдруг спросил Корсо.
– Я привез вам все досье, – ответил Жакмар, который, похоже, даже не заметил изменений в тоне своего собеседника.
Он вытащил из портфеля матерчатую папку. Внутри оказался накопитель с прозрачными файликами, а в них – портреты, вырезанные из журналов. Едва взглянув на них, Корсо понял, что это и есть его клиент.
Перед камерой позировал мужчина лет шестидесяти, худой как палка, с изможденным лицом и вызывающим взглядом, затянутый в белый костюм сутенера, в наброшенном на плечи вигоневом пальто. На лоб была надвинута шляпа, тоже белая, как бы подчеркивающая – на случай, если кто-то не понял, – хулиганский характер персонажа.
Корсо окаменел, сердце застряло в горле, как пуля в стволе. Если бы ему пришлось составлять фоторобот человека из Мадрида, он бы изобразил именно этот силуэт.
Картинка относилась к серии, сделанной в 2011 году для журнала мод. Были и другие. Несмотря на совершенно бездарные позы бывшего арестанта, Корсо догадался, что снимали птицу высокого полета: костюмчик сутенера принадлежал к коллекции одного известного итальянского модельера.
А главное, благодаря подписям под снимками полицейский понял, с кем имеет дело: типичный случай из тех, какие любят средства массовой информации и интеллектуалы: заплативший свой долг обществу убийца, чей неожиданный талант внезапно открылся всему миру. Однако художник сохранил повадки плохого парня. Неотесанный, заурядный и вызывающий господин Собески обладал всем, чтобы заставить трепетать буржуазию. Какое счастье!
– У вас есть фотографии его произведений?
Жакмар вручил ему вторую папку. Обнаженные тела, мускулистые, в голубоватых или землистых тонах. Лица, искаженные мукой и в то же время безучастные, написанные яростными ударами кисти, внезапно возникающие в наложении живописных мазков.
Не надо быть полицейским, чтобы догадаться, что это наркоманы, проститутки, заключенные – люди, вышедшие из тех же мутных вод, откуда выплыл сам Собески. При этом художнику удалось здесь выявить и отразить частичку чистоты и невинности, как и в блокноте набросков.
Это жестокое, мрачное и экспрессивное искусство сразу же понравилось Корсо. Художник словно бы свернул шею самой живописи, чтобы заставить ее погрузиться в самую низменную реальность. Но благодаря глубокому сопереживанию художник сублимировал трагедию этих мужчин и женщин до такой степени, что на его полотнах они превратились в возвышенные существа, почти в ангелов. Двор Чудес обрел своего штатного портретиста.
Последний удар ждал его в самом конце.
На рисунке была Элен Демора. Большой портрет, размером двенадцать на шестнадцать сантиметров, датированный 2015 годом. Слегка склоненное лицо, взгляд исподлобья; стриптизерша позировала, повернувшись в три четверти вправо, так что левая рука оказывалась на переднем плане. Ее прическа с прямой черной челкой приобретала на картине четкость шлема. Мисс Бархат была в рабочей одежде: сиреневое боа, черные трусики. Однако произведение не дышало необурлеском. Изображенная на нем молодая женщина была строга, бледна, ее обуревали темные страсти. Ее кожу передавали мазки белой, бежевой, коричневой краски. Единственные яркие цвета – кроме змеи из перьев – относились к татуировкам, которые художник вывел на передний план и подчеркнул, превратив их в лианы, словно бы присосавшиеся к тусклой плоти на плече и руке стриптизерши. Логика экваториального леса, жизнь, питающаяся смертью… Лицо над этой жестокой схваткой поражало своей душераздирающей красотой и невинностью.
Корсо заметил, что его бьет дрожь. Он отложил фотографии и убрал руки под стол. Вкратце, что у нас получается. Автор набросков из найденного в подвале блокнота – Собески. Никаких сомнений. Он был также любовником – «фигурой отца» – Элен Демора. Тоже несомненно. Он подходил также и на роль бойфренда Софи Серей. Что же касается персонажа в шляпе из мадридского музея, то он и в этом случае успешно прошел кастинг.
– Итак, – решительно произнес Корсо, – подведем основные итоги, согласны?
– Я только что все вам рассказал.
– О’кей. Но что заставляет вас считать, что Собески и есть наш убийца?
– Да ладно… Образ действий!
– Однако есть немало различий, верно?
– Я бы скорей назвал это подобиями.
– Вы говорили про ограбление…
– Вы что, вообще не слушали? – оскорбился Жакмар. – Собески был на месте преступления, когда его застала врасплох Кристина Воог.
– Она, значит, китаянка?
Бывший коп из Юра огорчился – он это все уже объяснил. Он сидел, положив ладони на трость, стоящую между его расставленными коленями. Его пальцы украшало множество перстней, один из них – с черепом.
– Воог – это по-эльзасски. Означает «пруд».
– Продолжайте.
– Собески схватил девушку и связал ее нижним бельем. После чего задушил и изуродовал ей лицо. Точно как в двух ваших убийствах.