– Твои бы слова – да Богу в уши.
Корсо сунулся в кабинет Кришны. Процессуалист знал, как излагать факты, не выдерживающие никакой критики. Кришна был не только мастером канцелярского языка, но вдобавок адвокатом, так что по части судопроизводства никого не боялся.
Корсо кратко ввел его в курс дела и уточнил:
– Только имей в виду, это черновик.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты ничего никому не отправляешь и не показываешь. Я пока не знаю, куда это нас может завести.
Очки делали Кришну похожим на тетрадь по геометрии: круг и квадрат – голый череп и черепаховая оправа. Ему не нравились неожиданности.
– Не понял. Мы чем-то рискуем?
Корсо провел ладонью по лицу.
Как нарочно, в этот момент в кабинет Кришны ворвалась Барби.
– Чего тебе здесь надо? – раздраженно спросил Корсо. – Разве ты не должна сейчас находиться в мастерской Собески?
– Я как раз оттуда. Мы почти закончили.
– Уже?
– Вот именно, уже.
Вид у Барби был неважнецкий: беспокойный взгляд и лихорадочно горящие щеки.
Она бросила взгляд на Кришну и спросила Стефана:
– Можешь выйти на минутку?
В коридоре Барби сразу приступила к делу.
– У нас ничего нет, – прерывисто дыша, вполголоса сказала она. – Научная полиция не нашла там вообще ничего, что можно было бы вменить Собески. Если он и трахался с Софи и Элен, то не у себя в мастерской.
– И никаких следов крови?
– Ничего.
– А тиски?
– Их сняли и увезли на экспертизу. Но на месте мы уже все обработали реагентом bluestar. Это ничего не дало.
– У него явно есть другая мастерская. Ты изучила его банковские счета?
– Только начала, но обыск испортил мне ночь и утро.
– Продолжай. Или он что-то снимает, или купил какое-нибудь помещение.
– Кстати, я уже успела связаться с Матье Вераном: он не знаком с Собески.
Корсо представилась изможденная физиономия маркиза де Сада. То, что этот парень никогда не слышал о подозреваемом, означает, что бывший арестант не имел никаких контактов в парижской среде поклонников связывания. Собески занимался им самостоятельно – и согласно собственным правилам.
– Вы обнаружили у него какие-нибудь аксессуары садомазо?
– Ни клочка веревки.
Обычно напористая, сегодня Барби выглядела выбитой из седла, – похоже, они слишком рано обрадовались победе. Возможно даже, допустили серьезную ошибку, арестовав Собески…
– А что Арни?
– Продолжает опрашивать окружение, друзей, однако, если не считать его сексуальных историй, придраться, похоже, не к чему.
– Людо?
– Все еще на обыске. Следит за опечатыванием вещдоков.
– Новости от адвоката Собески есть?
– Нет.
Почему этот мерзавец до сих пор не спустил на них своего цепного пса? Почему он медлит с местью? Крючкотвор наверняка успел полюбоваться изображениями Корсо в разгар противозаконного обыска и должен был бы уже ворваться в управление с требованием освободить своего клиента.
Если он не шевелится, значит получил такие указания. Собески чего-то ждет. Но чего?
– Возвращайся к своим цифрам, отыщи мне улику. Где картины?
– Картины?
– С изображениями Софи и Элен.
– Наверное, в службе криминалистического учета.
Корсо бросился в лабораторию. Он пересек двор, поднялся по другой лестнице и пошел по коридору службы криминального учета, напоминавшему старинный музей преступлений.
В голове у него непрестанно вертелись слова Собески: «…рассмотри хорошенько мою картину. Решение внутри». Этот урод задумал скрыть в своем полотне какое-то сообщение – нечто неожиданное, что либо докажет его невиновность, либо, наоборот, отягчит его положение.
Коп вошел в главный зал службы криминального учета, похожий на какую-нибудь занюханную лабораторию Ботанического сада. Соломенные тюфяки, колбы Бунзена, несколько центрифуг: конечно, зачем нам современное оборудование вроде того, что в городке будущего из фильма «Эксперты»?[53]
Он быстро поздоровался со специалистами, ковыряющимися в компьютере. Или в микроскопе. Корсо так и не разобрался, чем занимаются эксперты, и от одного факта пребывания в их логове у него болела голова.
Какой-то парень в белом халате двинулся ему навстречу – светлая стрижка, как у человечков из игры Playmobil, широкое лицо с робким выражением, узкие плечи – явно скроен не для поля боя.
– Лейтенант Филипп Марке. Я могу вам чем-то помочь?
Корсо представился и попросил разрешения взглянуть на картины Собески.
– Полотна как раз на экспертизе. Пойдемте.
Они прошли в другое помещение. Ноги едва не застревали в щелях между расшатанными половицами. Атмосфера как никогда напоминала обстановку школьного кабинета физики или химии конца семидесятых.
Картина с изображением Софи была закреплена на металлическом мольберте. Из двух специалистов, суетящихся вокруг полотна, одного он знал с незапамятных времен. Николя Лапорт – координатор, с которым ему часто случалось работать, умный, знающий свое дело, но в отличие от Корсо активный член профсоюза и вечный скандалист.
– Что-то нашли? – поинтересовался у него Корсо.
– Ничего особенного. Судя по результатам экспертизы масляных красок и лаков, Собески завершил это полотно неделю назад.
Выходит, Собески написал свое свидетельство сразу после убийства, работа заняла у него два-три дня. Затем он подготовил убийство Элен Демора – сделал эскиз – и перешел к действию. Все сходилось, но в мозгу Корсо по-прежнему звенели слова подозреваемого: «Решение внутри…»
– Это все, что ты можешь мне сказать? – спросил он, внимательно разглядывая картину.
Лапорт пустился в бесконечные специальные технологические разъяснения, которые Корсо не слушал. Склонившись над «натюрмортом», он старался сосредоточиться на малейших деталях.
Собески написал картину в стиле гиперреализма – жуткая изогнутость тела, ставшее смертными путами скрученное нижнее белье, превратившийся в зияющую рану рот, разметавшиеся по цементному полу волосы… Художник не упустил ни одной детали: от камня в горле, ребро которого мог видеть зритель, до его острых краев, готовых прорвать плоть…
– А что это там, справа? – спросил сыщик.
– Где?
– Вот там, черный угол.
Корсо указал на странный прямоугольный предмет в правом нижнем углу картины – деталь, не имеющую отношения ни к земле, ни к цементу и отличающуюся от всего остального.
Лапорт надел очки и наклонился, чтобы посмотреть совсем близко.
– Вот черт! – наконец сказал он, разгибаясь.
– Что?
Сняв очки, эксперт несколько секунд молча смотрел на Корсо. И тут сыщик тоже понял.
– Мы погибли, – только и сказал Николя Лапорт.
Корсо вызвал Барби к себе в кабинет.
– Есть одна загвоздка.
– Не поняла, – отозвалась та.
– Собески не рисовал свои сцены преступлений in situ[54], он брал их с фотографий службы кримучета. Вместо реальной натуры – снимки, которые находились у них в отделе. Он даже не поленился изобразить угол полипропиленового чемоданчика научников, который попал в объектив камеры.
– Ты хочешь сказать…
– Кто-то ему дал или продал эти изображения.
– С него станется пририсовать любую деталь, лишь бы сделать вид, будто он белый и пушистый.
– Нет. Мы с Лапортом нашли тот снимок, который копировал Собески. Тут не поспоришь.
Первым, кого следовало допросить, был фотограф службы учета, который присутствовал на свалке в Потерн-де-Пеплие 17 июня этого года, а также на пустыре в Сен-Дени, – некоего Бенжамина Нгуена, двадцати девяти лет, офицера полиции, уже четыре года работавшего в отделе криминального учета. Николя Лапорт ручался за него, но им все равно придется вытрясти из парня душу.
Со своей стороны, Барби проверит все посещения сайтов: каждое из них сохранялось в памяти компьютера. Легко узнать, кто, в какой день и час проглядывал тот или иной снимок. Но Корсо склонялся к мысли, что дело в бумажных носителях, которые какая-то сволочь втихаря продала. Достаточно распечатать снимки – и отследить их уже невозможно.
Самым важным было прошерстить людей Борнека. Именно они вели расследование в тот момент, когда предположительно было продано фото Софи Серей. Так что напрашивалось обоснованное предположение, что сволочью мог оказаться один из них.
В действительности позже был продан другой снимок, уже Элен Демора. А значит, под подозрение попадала вся служба кримучета, группа Борнека и, почему бы нет, люди Корсо тоже…
– Ты их знаешь? – спросил он у Барби.
– Кое-кого.
– И как они, кошерные или нет?
– Полной уверенности нет никогда.
Корсо обреченно покачал головой. С самого начала расследования какой-то коп постоянно контактировал с тем, кто стал подозреваемым номер один. Вдобавок ко всему это означало, что Собески не был убийцей. На данный момент Корсо не желал об этом думать.
– Надо докопаться до источника денег.
– Что ты хочешь сказать?
– Собески купил эти снимки. Он за них заплатил. Деньги должны оставить след.
– Ты что думаешь, он перевел их через государственное казначейство?
Барби права. Все наверняка было проделано из-под полы, наличными.
– И все же проверь его банковские счета. Может, в интересующие нас периоды он снимал крупные суммы.
Барби явно была настроена скептически – как, впрочем, и он сам. Одно не терпело отлагательств: сделать все возможное, чтобы избежать скандала в собственных стенах. Корсо решил взять быка за рога, то есть Собески – за яйца.
– Скоро вернусь! – бросил он без всяких объяснений.
Он сбежал по лестницам и оказался во дворе службы криминального учета. Собески сидел под замком в подвальном этаже Дворца правосудия. Согласно условиям его задержания, он скоро предстанет перед судьей, который предъявит ему обвинения. Только тогда у него появится право на «перемещение» (копы использовали специфический язык), то есть на поездку в один конец – в тюрьму.