осматривал его рот, заполненный водой. Стефан попытался укусить его.
В результате нападающий просунул нож с зазубренным лезвием ему куда-то в нёбо. Корсо закрыл глаза. Он был уверен, что сейчас сдохнет, захлебнувшись кровью и водой, но почувствовал мгновенное облегчение, потом его рот освободился, а в легкие хлынул живительный кислород. По горлу вновь текла жизнь – жизнь сладкая и ласковая, без страха и боли… Заново вставив ему в зубы загубник, ныряльщики отпустили его.
И только тогда он заметил плывущие мимо глаз стекловидные нити, которые едва его не прикончили. Жгучие щупальца медузы, спутанные, как напитанные токсином сорняки. Он понимал, что ныряльщики спасли его, вытащив подручным способом ядовитые волокна, проникшие ему в редуктор. Полупрозрачное зло, которое убило бы его в считаные секунды…
Он откинулся назад, смакуя охватившее его облегчение и вращаясь вокруг собственной оси, словно космонавт. На ощупь отыскал цепь, ухватился за нее, собираясь продолжить спуск.
И тут он разглядел этот ужас.
Несколькими метрами ниже его подручные окружили тело, соединенное с цепью клубком веревок. Их лампы высвечивали детали чудовищной мизансцены: труп находился в той же позе, что Софи и Элен. Горло перетянуто, руки связаны за спиной и притянуты к щиколоткам – но на этот раз путами послужили веревки, несомненно, потому, что жертва была мужчиной и его трусы не позволили применить обычный способ.
Когда к Корсо вернулось привычное самообладание, он присоединился к ним. Другие веревки опоясывали талию жертвы и связывали ее с каменными блоками, которые казались до странности невесомыми. Но именно этот груз и удерживал труп на глубине.
Корсо подгреб ногами: ему нужна была уверенность. Он добрался до лица жертвы и понял, что рот заткнут. Лицо молодого человека – лет тридцати и при жизни довольно красивого – было разверсто от уха до уха в крике столь диком, что кости казались расслабленными, и теперь течение слегка колебало челюсти, создавая иллюзию, что жертва дышит водой.
Это ужасало и в то же время производило головокружительный эффект: увидеть вот так Гойю на почти сорокаметровой глубине… Но Корсо не желал поддаваться эмоциям. Напротив, он старался подробно рассмотреть и запомнить каждую деталь мизансцены, пока его сотоварищи делали снимки, как на обычном месте преступления.
Но все, что он видел на данный момент, – это плоть убитого человека, уже искусанную, истрепанную, обглоданную невидимыми рыбами, лохмотья которой колыхались в ледяных глубинах, как ошметки газеты. Корсо не мог избавиться от мысли, что тело постепенно растворяется и окружающие их кубические метры воды заполнены частицами кожи, крошечными обрывками плоти, которые роятся вокруг вместе с пузырьками воздуха из их редукторов.
Внезапно его охватило предчувствие, что он никогда не поднимется на поверхность, никогда не разделается с этим расследованием, а главное – никогда не доберется до истины. Почему Собески на этот раз решил утопить жертву на сорокаметровой глубине? Хотел, чтобы ее никто не нашел? Была ли жертва случайной, или же, наоборот, он проделал весь путь, чтобы покончить именно с этим парнем?
– Ты не будешь ждать опознания?
– Нет, – ответил Корсо. – Это может занять несколько дней, а мне нужно арестовать Собески в Париже.
– Эй, парень, у нас ведь нет и тени доказательств.
– Здесь нет. Но в Париже по совокупности поднакопилось достаточно. Само его присутствие в городе, где было совершено новое убийство, является решающим фактором. Судья предъявит обвинение.
Они только что сошли на землю в порту Флитвуд, километрах в пятнадцати от Блэкпула. Подъем тела занял больше двух часов. Пришлось вызвать на подмогу три катера и человек двадцать ныряльщиков. А Корсо с коллегами, которые соблюдали все пороги декомпрессии, понадобилось не меньше четверти часа, чтобы добраться до поверхности.
Останки отправили в больницу Блэкпула на вертолете и теперь ждали медэксперта из Манчестера. Неизвестно как, но пресса сразу оказалась в курсе жуткой находки – по прибытии в порт им пришлось отбиваться от целого полчища журналистов. Значит, начнется обычный бардак, и Корсо не без удовольствия думал, что сбежит от него подальше. Вскоре он спокойно (относительно, конечно) сведет свои счеты в Париже.
Уотерстон, напротив, казался заранее измотанным. Убийство в Блэкпуле внесет, конечно, некоторое разнообразие в его жизнь, наполненную борьбой с обычными дилерами и драчунами, но вряд ли это хорошая новость, учитывая репутацию города, которая и так ниже плинтуса. И в то же время расследование не займет у копа много времени, поскольку виновный известен заранее.
Однако еще предстояло найти комнату, где было совершено убийство, снять отпечатки, выявить органические следы. А также вычислить судно, которым воспользовался убийца. Всякий раз, когда Корсо мысленно перебирал факты, его поражал метод: зачем столько сложностей?
В своей работе Уотерстон располагал настоящим джокером: данными видеонаблюдения. Британцы обожали эту технику, и Блэкпул был нашпигован камерами в прекрасном рабочем состоянии (в отличие от французских).
Английский коп хлопнул в ладоши:
– Ну-ка, поехали в больницу.
– Что? Но ведь все в порядке…
Уотерстон даже не дал себе труда ответить. Они двинулись тем же путем, что и труп, и прибыли в больницу Блэкпула, где Корсо вручили новенькую лонгетку для предплечья.
– А можно побыстрее разобраться с бумагами? – спросил он у своего альтер эго.
– Расстараюсь по максимуму, но советую тебе вылететь из Манчестера. Есть рейс в конце дня.
Два часа спустя, состряпав версию событий, устраивающую их обоих и включающую описание «неофициального визита» французского офицера полиции на британскую территорию, queer-bashing, который спутал все следы, и морскую вылазку, принесшую плоды, Корсо смог забрать арендованную накануне машину.
Он покатил прямиком в аэропорт и решил наконец позвонить своей команде: ему требовалось время, чтобы описать новый поворот событий. Затем он дал четкие указания ввиду скорого задержания Собески. Художник достаточно поизмывался над ними. На этот раз Корсо желал провести операцию с духовым оркестром, группой захвата и представителями прессы в кустах неподалеку.
Со своей стороны, члены команды, как Корсо и предполагал, не продвинулись ни на йоту. Они начали с нуля… и на нем же застряли. Пребывая в жизнерадостном расположении духа, он объяснил Барби, что все это больше не имеет значения: сегодня же вечером Собески окажется под замком.
Спустя два часа он готовился сесть в самолет на Париж, когда заместительница перезвонила:
– Я наконец-то добыла след.
– О чем ты?
– Одно акционерное общество, связанное с Собески. Контора, о которой никто никогда не слышал.
По затылку забегали мурашки. Только не спешить. Не суетиться на пустом месте. Корсо уже привык к тому, что в любом расследовании может случиться прорыв. Много дней, а то и недель барахтаешься в пустоте, и вдруг как из прорехи начинают сыпаться решающие элементы.
– Поясни.
– Просматривая все материалы, которые имеются на Собески, я обратила внимание, что его подпись стоит на серии иллюстраций к эротическому произведению, причем он использовал псевдоним Фемида.
– Ну и что?
– Фемида – это богиня правосудия, закона и справедливости в греческой мифологии.
– Она ведь женщина?
– Для Собески суть не в том. Важно, что выбор такого имени лишний раз подтверждает его одержимость правосудием, наказанием…
Последние пассажиры проходили на посадку. Корсо вышел из терпения:
– Ладно, к чему ты клонишь?
– Я задалась вопросом, нет ли какой-нибудь компании с тем же названием. Фирмы, которую создал Собески, чтобы прикрывать свои маленькие секреты.
Ему это показалось притянутым за уши, но инстинкт Барби уже неоднократно зарекомендовал себя.
– И что, нашла?
– Около двадцати только в Иль-де-Франс, но одна из них импортирует химические составляющие для производства пигментов.
Каждой клеточкой своего тела Корсо почувствовал, что Барби попала в точку. Тиски – в данном случае слово было точным – сжимались вокруг художника-мясника.
– Тебе удалось выяснить подробности?
– Нет. На специализированном сайте, где приводятся сведения о различных организациях, о них самый минимум. Ни данных по годовому обороту, ни баланса, ни имени хоть одного служащего. Все смахивает на прикрытие каких-то махинаций. Но меня насторожил юридический адрес предприятия.
– Это адрес Собески?
– Именно. Я удивилась, что он допустил такой ляп, но ему и в голову не пришло, что кто-то доберется до его фантомной конторы.
Мурашки превратились в настоящий зуд, в такую почесуху по всему телу, что ему хотелось заорать. Вместо этого они с Барби помолчали. Оба думали об одном и том же: если это предприятие где-то снимает помещение, то именно оно и может быть местом преступления.
То самое чертово логово, которое они искали с самого начала.
В его воображении на мгновение возник силуэт Собески, в стетсоне американского бродяги и гавайской рубашке. Это был не просто образ убийцы, которого нужно засадить в клетку, но и воплощение самоуверенности, наглости преступления.
Насмешка, выплюнутая в лицо копам.
– Я буду в Руасси в 20:30.
– Буду тебя ждать там.
В Руасси Корсо оказался около девяти вечера, в толпе развеселых туристов, собиравшихся брать приступом столицу. Барби ждала, съежившись, в своих раздолбанных кроссовках, грызя ногти так яростно, будто проглотила электрошокер.
Она никак не прокомментировала лонгетку на руке Корсо, его раздутую губу и пластыри на лице. И так понятно, что вылазка в Соединенное Королевство оказалась довольно бурной.
Что касается обмена новостями, тут Барби было что предложить: пока он храпел в своем аэробусе, заводная фея раскопала золотую жилу. Фирма «Фемида» снимала флигель на улице Адриена Лесена, в районе Сент-Уан, рядом с железнодорожными путями, идущими прямиком от Северного вокзала. Официально «Фемида» складировала там химические препараты.