– Скажу тебе, что я думаю, – продолжил Корсо. – Человека не переделаешь, и, с тех пор как ты вышел из тюрьмы, ты убиваешь женщин. Потом разделываешь их в своей мастерской и сжигаешь в печи, на манер Ландрю[66]. У нас есть их кровь, Собески, и рано или поздно мы установим их личности.
По-прежнему никакой реакции. Лицо художника было совершенно непроницаемым. Его тело застывало на глазах, как будто кровь в нем сворачивалась быстрее, чем в ранах. Корсо вспомнились найденные в иракской пустыне скульптуры демонов, изъеденные солнцем и песком. Духов зла, вариант в камне.
– А сейчас, поди знай почему, ты сменил образ действий. Тебе захотелось, чтобы весь мир любовался твоими произведениями. Ты убил этих двух бедных девушек и превратил их в картины Гойи. Ты нас провоцировал, ты с нами играл, и, как мне кажется, в конечном счете именно это тебя больше всего возбуждает. Но надо уметь проигрывать – а ты проиграл.
Собески так низко опустил голову, что его плечи, казалось, сомкнулись над ней, что придало ему сходство со скелетом, скрючившимся в глубине своего склепа.
– Отправляйте это дерьмо в тюрьму, – бросил Корсо коллегам. Затем он снова обратился к подозреваемому, который словно уменьшался на глазах: – Завтра – судья, а потом сразу Флёри. Конец тебе, Собески, больше ты света никогда не увидишь.
В этот момент произошло нечто, чего Корсо меньше всего ожидал: Собески выгнулся на стуле и издал самый душераздирающий крик, какой только можно себе представить. Настоящий вой, в котором звучал самый глубинный ужас и смертная тоска.
Корсо подумал – и эта мысль его ошеломила – о крике ребенка, которого отрывают от матери.
Назавтра, в пятницу, 8 июля, художник предстал перед судьей Мишелем Тюрежем, который вменил ему обвинение в преднамеренном убийстве Софи Серей и Элен Демора. Убийство Марко Гварньери представляло предмет отдельного расследования, которое вели англичане. Но можно твердо рассчитывать на поддержку судебных органов в объединении всех трех дел и использовать факт убийства дилера против Собески.
Составление окончательных документов дела, вычитывание всех показаний, уточнение последних фактов, составление списка лиц, фигурирующих в качестве свидетелей, и так далее – до конца июля Корсо и его группа света белого не видели. Им не удалось ни установить личности других жертв художника, ни найти новые обвинительные доказательства против Собески, но хватало и того, что уже имелось: Соб-Елдоб заплатит за убийство Софи и Элен.
После 10 июля Бомпар разродилась триумфальной пресс-конференцией, мимоходом поздравив майора Корсо и его группу с «блистательно проведенным расследованием». Борнек, разумеется, злился, но когда-нибудь пробьет и его час. Уже поговаривали, что для Корсо это прекрасный случай получить солидное повышение: дивизионного комиссара, главы службы, префекта…
Корсо никогда не думал о таком продвижении по службе, но был бы совсем не против и более высокой зарплаты, и более стабильной работы – ради Тедди.
Зато Людо, как предполагалось, подал в отставку «по личным обстоятельствам». Он исчез, не сказав ни слова и не попрощавшись. «Еще один, у кого блестящее будущее осталось в прошлом», – поставила точку Бомпар.
С середины июля к Корсо вернулась его навязчивая идея – получить опеку над сыном. Арест Собески – конец «палача „Сквонка“» – значительно улучшил его репутацию, что позволит ему перейти на более подходящую работу. Какие прекрасные новости, что и подтвердила его адвокат.
Однако у Корсо удачнее получалось ловить убийц, чем заводить друзей. На круг ему удалось добыть всего пять свидетельств, характеризующих его как «лучшего из отцов» (коллеги по работе, хозяин кафе на первом этаже его дома). Чтобы украсить свое досье, Стефан распечатал фотографии, дающие представление о том, как они проводят время с Тедди (парки, ярмарки, уроки фортепиано, Диснейленд…), сделал копии банковских выписок, подчеркнув расходы, связанные с образованием сына, и так далее. Таким образом ему удалось дополнить свое дело еще тридцатью составляющими, и в качестве бонуса – самые хвалебные газетные статьи, посвященные делу «Сквонка»; как сказала его адвокат, «невозможно отказать герою».
На самом деле вся эта бумажная волокита внушала ему отвращение. Необходимость доказывать, что он хороший отец, напомнила ему обо всех невиновных, которых он встретил за время своей карьеры и которым приходилось из кожи вон лезть, чтобы убедить… что они ничего не сделали.
Тем не менее в конце июля он передал мэтру Жано толстую папку и заполучил (наконец-то) своего мальчика на все каникулы. С него сняли шину, а раны на лице зажили, так что он избавился от жуткого вида копа, раненного на фронте. Они отправились на Сицилию, в Клуб Медитерране, семейный курортный поселок, где предлагалась куча интересных занятий для детей.
Он впервые попал в такой переплет и готовился к худшему. Конечно, он был не в восторге от совместных трапез с другими членами клуба и ни одного друга не завел, зато, сидя в плавках на скамейках рядом с загорелыми довольными отдыхающими и поглощая табуле, он чувствовал себя почти нормальным. А главное – Тедди был в восторге, занят с утра до вечера, причем настолько, что через несколько дней у Корсо сложилось впечатление, что это Тедди вывез его на каникулы, а не наоборот.
Но Собески было не так легко забыть.
Днем Стефан дефилировал от бассейна к пляжу, с пляжа в бар, но, что бы он ни делал, его одолевали те же навязчивые воспоминания: безмолвные крики жертв Соба, мерзости Ахтара, извращенные игры Софи, ночные забавы в морге Элен, серое разлагающееся тело Марко под водой… Вопреки досужей болтовне копы никогда ничего не забывают, больше того, воспоминания и есть их рабочий инструмент – коп всегда производит в уме синтез прошлого и настоящего, постоянно сопоставляет данные нового дела со старыми…
Особенно один факт лейтмотивом крутился в голове, как песчинка, попавшая в отлаженный механизм. Теперь он все знал про жизненный путь Марко Гварньери, прозванного Нарко. Профиль парня отличался (решительно во всем) от двух других жертв. Прежде всего, разумеется, он был мужчиной. Далее, он не был ни стриптизершей, ни проститутом (это не его Собески целовал в переулке до начала queer-bashing). Нарко был мелким дилером в Блэкпуле, наркоманом до мозга костей, который перебивался тем, что толкал дозы на выходе из казино или стрип-клубов.
В его жизни не было ничего примечательного – в смысле сползания по наклонной плоскости. Родился в Аосте в 1983 году, рос в Турине, потом в Великобритании с матерью. Та в молодости была танцовщицей, потом официанткой, таскала ребенка за собой в зависимости от контрактов, а свое призвание нашла уже в возрасте, став стриптизершей. Это единственное, что у Гварньери было общего с девушками из «Сквонка».
В остальном – мелкая ливерпульская шпана, правонарушитель-рецидивист. К тридцати трем годам он уже провел пятнадцать лет за решеткой. Ливерпульская тюрьма Алткорс; Бирмингемская тюрьма в графстве Уэст-Мидлендс; Форест-Бэнк, частное исправительное заведение в Манчестере… Нарко попутешествовал – на свой манер.
Значит, следовало предположить, что Собески, который искал в тот вечер любовника (или, по более вероятной версии, чем подзарядиться), наткнулся на него. Уговорил пригласить к себе – место убийства в конце концов обнаружили: грязная студия, которую Гварньери снимал за несколько фунтов. Собески вывез его оттуда на собственной машине дилера, потом на стоянке судов в гавани Флитвуда украл катер «Boston Whaler» – и все для того, чтобы утопить тело под бакеном «Black Lady». Но к чему столько сложностей?
Корсо инстинктивно улавливал какое-то глубокое противоречие между гипотезой о внезапном преступном порыве и подготовкой столь замысловатого убийства, включающего связывание, нанесение увечий и утопление… Но, растянувшись в шезлонге под тенью пальмы, он старался особо не вдумываться, ведь теперь это была работа судьи, причем английского.
Каждый день он наблюдал за детьми, играющими на пляже или у бассейна, глазами ища среди них Тедди. Заметив его, он махал сыну рукой и закрывал глаза с чувством глубокого удовлетворения. Миссия выполнена. Он даже позволял себе помечтать об идеальном возвращении: получив повышение, он и сына получит, сменит квартиру и – почему бы нет? – найдет себе новую женщину. Что до работы, он покончит с угрозыском, устроится в каком-нибудь симпатичном маленьком кабинете, будет поплевывать свысока на весь мир и всегда вовремя возвращаться к ужину. Спокойное существование, которое позволит ему больше не соприкасаться с демонами и спать спокойно.
Но Корсо по натуре не был оптимистом. Когда он снова открывал глаза, солнце приобретало горький оттенок лимона, который используют, чтобы растворить герыч, а остаток его теплой кока-колы начинал походить на растекшуюся смолу индийской конопли. Нельзя терять бдительность, жизнь научила его, что всегда можно неожиданно наступить на говно.
И он был прав: по возвращении его ждал ледяной душ.
Эмилия оставалась в Париже весь август – и ее адвокат, разумеется, тоже. И обе нашли чем заняться. Когда Корсо вернулся из отпуска, мэтр Жано вручила ему досье из 134 пунктов в отместку на его хлипкий аргумент «героя дня». Ничто не было забыто: бесчисленные занятия и развлечения Тедди, которые она организовывала и контролировала, преподаватели – школьные, по фортепиано, по дзюдо, – с которыми она регулярно встречалась, справки от врачей, свидетельствующие о медицинском обслуживании, которое она ему обеспечивала, бесчисленные доказательства того, что рядом с матерью мальчик ведет спокойную, обеспеченную и размеренную жизнь. Отцу, «изначально виновному», оставалось только нервно курить в сторонке, у него не было ни единого шанса против этой чемпионки по всем показателям воспитания и материнской любви. Таков был закон живота, причем подтвержденный и ратифицированный фактами.