Корсо попытался ее спровоцировать:
– Возможно, Марко Гварньери больше в его вкусе?
– Это убийство сейчас не стоит на повестке дня.
– Но будет непременно упомянуто.
– Очень надеюсь. Вот тут обвинение и выставит себя на посмешище. У Собески даже нет водительских прав, а он угнал судно? Покопался в моторе, чтобы его завести? Публика здорово повеселится.
Адвокат говорила без малейшей агрессивности. Она намного спокойнее и мягче, чем он думал. Корсо ожидал, что она окажется пассионарной истеричкой.
– Вы слишком быстро забываете о конкретных следах. Кровь жертв. Их отпечатки. ДНК. Гараж на улице Адриена Лесена набит неопровержимыми доказательствами.
Она наклонилась над столом, и Корсо смог почувствовать аромат ее духов. И деликатно отстранился. Он не смог бы определить этот запах. Заворожило его другое: внезапное дуновение, словно Клаудия распахнула ему навстречу руки или, скорее, крылья. Эта женщина околдовала его.
– То-то и оно! – бросила она тоном ярой спорщицы, которая нашла неотразимый аргумент. – Я в порошок сотру этот аспект обвинения.
– Но мы говорим не о точке зрения. Речь идет о научных пробах.
Клаудия, казалось, задумалась о том, какой оборот принимает разговор.
– То, что мы сейчас делаем, действительно противозаконно. Я не имею права углубляться в детали, разговаривая с вами.
– Не останавливайтесь на полдороге. Вы сказали или слишком много, или недостаточно.
Она вздохнула, сдавшись в знак капитуляции. Внезапно он представил ее пятнадцать лет назад, студенткой, курящей одну сигарету за другой в таком же кафе, как то, где они сидели сейчас, и часами строящей утопические планы, ведущей жаркие споры. Самым неожиданным оказалось то, что, помимо своей красоты и притягательности, Клаудия Мюллер была ему чертовски симпатична по-человечески.
– Мы докажем, что это была подстава.
– Подстава? – улыбнулся Корсо. – Правда? И чья же?
– Вы не стали искать врагов Собески.
– Я – нет, но Тюреж выявил всех, кто мог затаить на него злобу в тюрьме, а имя им – легион. Но ни у кого из них не хватит размаха для такой задумки.
– Но дело не только в тюрьме.
Она, похоже, сразу пожалела о последних словах. А Корсо увидел, как вокруг нее сгустилась тень, словно смутная угроза. Вот черт! Клаудия владела какой-то информацией, не известной никому другому, и эта информация могла изменить ход процесса.
Она блефует. Не может быть, чтобы решающие факты ускользнули от них. Скорее всего, адвокат собиралась выстроить из существующих элементов новую теорию, предложить другого подозреваемого. Метод был стар, как само преступление: запутать присяжных, вселить неуверенность и тем самым воспользоваться преимуществом законного сомнения и презумпцией невиновности.
Он ответил грубее, чем ему хотелось бы:
– Я разгадал ваш прием, но наши доказательства помешают вам провести присяжных. Это грязные левацкие трюки – запустить дезу, чтобы свернуть шею истине.
У Клаудии изменилось лицо, она хлопнула ладонью по столу:
– Я тоже предъявлю конкретные доказательства! Я знаю, как избавиться от вас!
Он открыл рот, но она не дала ему времени возразить.
– Филипп – я хочу сказать, Собески – сам жертва. Жертва тоталитарной системы, которая скрывается за спокойной улыбкой добренького капитализма. Он жертва буржуазной порядочности, утверждающей, что если ты один раз оступился, то это на всю жизнь. Он жертва таких копов, как вы, для которых «виновный сегодня виновен всегда».
Корсо улыбнулся. На какое-то мгновение он испугался, как бы она сейчас не достала из шляпы какой-то факт, который все испортит, но сама ее речь выдавала только ее пристрастность. Обыкновенная представительница богемной буржуазии, считающая своего клиента-убийцу кем-то вроде Дрейфуса[71], жертвой безапелляционности общества, которое никогда не дает второго шанса.
– Значит, подстава, да? Не терпится увидеть.
Он радовался такому повороту разговора. Рядом с этой неловкой левачкой он чувствовал себя более комфортно. Уж это-то ему знакомо.
Клаудия Мюллер положила на стол несколько евро.
– Я не только докажу, что здесь имела место махинация, но и повешу на вас роль ее организатора.
Корсо вздернул бровь:
– Вы хотите сказать…
– Настоящий убийца, – сказала она, вставая и прижимая сумочку к груди. – Можете не беспокоиться. Он будет там, с нами, в суде. Вам останется только задержать его в конце слушаний.
– Имя, фамилия, род занятий.
Корсо знал, что назавтра его ждет поджаривание на углях, но не думал, что окажется первым в списке. В девять часов утра председатель суда выбрал именно его, чтобы открыть бал.
Коп отвечал механически, поклялся говорить «всю правду» и подробно изложил свою историю по пунктам. Он целую ночь репетировал, стараясь подобрать самые нейтральные слова и замять многочисленные нарушения закона, допущенные в ходе следствия.
Стефан чувствовал себя не в своей тарелке. Слова Клаудии не шли у него из головы. Знает ли она что-то важное? Пропустили ли они какой-то основополагающий факт? Он не понимал, о чем может идти речь.
Его выступление длилось около получаса. Никто его не прерывал, никто не задавал вопросов – и он надеялся, что тем дело и ограничится. С точки зрения суда ему нечего было добавить: его показания и так напоминали обвинительное заключение.
Но Клаудия встала и попросила разрешения задать «свидетелю» несколько вопросов.
Впервые мэтр Мюллер изменила своей сдержанности.
– Если я правильно поняла, – начала она, – до третьего июля две тысячи шестнадцатого года у вас не было ни единой зацепки.
– Именно это я сейчас и объяснил, – неприязненно бросил он.
– В действительности у вас никогда не было никакой зацепки.
– Простите?
– Потребовалось, чтобы капитан Жакмар, чьи красноречие и объективность мы имели возможность оценить вчера, поделился с вами своими подозрениями, и только тогда вы обратили свое внимание на Филиппа Собески.
– Капитан отметил сходство между убийством в восемьдесят седьмом и нашим делом. Он выполнил свой долг полицейского, приехав рассказать мне об этом, а мы выполняли свой, двинувшись в этом направлении.
– Значит, достаточно приехать поделиться с вами смутными подозрениями, чтобы переориентировать ваше расследование?
– Вовсе нет. Профиль Филиппа Собески соответствовал профилю убийцы.
– На той стадии расследования вы ничего не знали об убийце. Им мог оказаться кто угодно.
– Нет. Убийство Софи Серей носило отпечаток специфического почерка.
– И вы находите, что этот почерк напоминал убийство в Опито-Нёф?
Корсо помолчал. Накануне все поняли, что два убийства не имели ничего общего.
– Связывание жертв их нижним бельем, – наконец сказал он, – показалось нам значимым сходством, которое…
Клаудия Мюллер взяла листок и сунула его под нос Корсо. Он невольно сделал шаг назад.
– Вот список убийств, совершенных с тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, в которых нижнее белье жертвы использовалось, чтобы ее обездвижить.
Откуда она взяла этот список? Они ведь искали то же самое, но ничего не нашли: fuck!
– Во Франции?
– В Европе. Ничто вам не мешало распространить ваши поиски за пределы Гексагона[72]. Убийцы тоже путешествуют.
– Мы обнаружили не только это сходство. Своей жестокостью и импульсивностью Собески соответствовал нашему профилю. Черт возьми, он же изувечил Кристину Воог!
– Но случайным образом. Ничего общего с обдуманными ранами наших двух сегодняшних жертв.
Корсо не стал отвечать. Бесполезно.
– Итак, вы нанесли визит Филиппу Собески, чтобы допросить его, – продолжила она, подойдя еще ближе. – Он согласился сотрудничать?
– У него не было выбора.
– Надо же! В один прекрасный день вы звоните ему в дверь и начинаете расспрашивать о двух убийствах, к которым он априори не имеет никакого отношения.
– Собески знал обеих жертв.
– Не он один.
– В тюрьме он практиковал связывание.
– Узлы, использованные убийцей, нехарактерны для такого рода практики.
– Мы нашли один из его блокнотов с набросками в подвале, прилегающем к помещениям «Сквонка».
– Подсудимый никогда не скрывал, что посещал этот клуб. Он рисовал многих стриптизерш, и не все они убиты. Вы полицейский, вы умеете отличать рисунок от убийства.
Корсо чувствовал, как потеют пальцы, которыми он вцепился в барьер, – больше всего он боялся, как бы Клаудия Мюллер не упомянула о первом неудачном аресте Собески. Но не в ее интересах было ворошить прошлое. Компьютер художника реквизирован, и никто не знает, сохранились или нет в машине якобы пиратские фотографии первой сцены проникновения. Между прочим, нездоровый интерес Собески к трупам и местам преступления не свидетельствовал в его пользу.
Он в последний раз попробовал перейти в контратаку:
– Не все художники являются поклонниками Гойи, и не все имеют в своих мастерских репродукции «Pinturas rojas».
– Когда в тот день вы позвонили в дверь, вы этого не знали.
Корсо невольно стукнул по барьеру кулаком:
– Послушайте! Мы что-то находим, потому что задаем вопросы, а не наоборот.
– Допустим, – сказала она, отступая. – Но у Собески были алиби на оба убийства, разве нет?
– Да. Мы их сразу же проверили.
– Тогда почему же вы продолжили расследование в этом направлении?
Тонкий намек на незаконную слежку в Англии. Еще один камень в его огород. Но Клаудия была вынуждена проявлять осторожность: убийство Марко Гварньери пусть и не рассматривалось в данном суде, но являлось отягчающим обстоятельством для Собески.
– Такова наша роль – не довольствоваться очевидностью, – ответил он после долгой паузы.
Клаудия Мюллер сделала несколько шагов, делая вид, что размышляет. Каждое ее движение было просчитано и тщательно выверено, являлось частью заранее продуманного спектакля, финалом которого должно было стать оправдание ее клиента.