– Не могла ли эта близость подействовать на вашу память, вызвав в воспоминаниях путаницу в датах?
– Нет, господин председатель.
Тот несколько секунд помолчал. Краем глаза он наблюдал за свидетельницей и тоже, кажется, подпал под ее обаяние.
– Мадам Ватель, – заговорил он наконец, – вы замужняя женщина, но без особых затруднений признаетесь, что провели ночь с любовником?
– Ну и что?
Сама интонация Дианы сделала вопрос председателя нелепым.
– Такие свидетельские показания не создадут вам проблем с супругом?
У нее на лице появилась широкая улыбка: этот судейский решительно глуп.
– Я разве не сказала, что на тот момент он был в деловой поездке в Гонконге? Там у него есть другая женщина и двое детей.
У Мишеля Делажа вдруг сделался вид человека, опоздавшего на поезд и теперь бессмысленно стоящего на перроне. Мир Дианы Ватель был совершенно недоступен его пониманию.
Со своей стороны, Корсо надеялся, что генеральный прокурор вместе с истцом разнесут ее в клочья, уличат в нестыковке дат, обстоятельств или же найдут объяснение ее лжи, будь то любовь, или шантаж, или что угодно другое.
Но те не воспользовались своим правом допросить свидетеля. Как и с Юноной Фонтрей, они предпочли не связываться с женщиной, которая казалась столь уверенной в себе. Попытка как-то на нее воздействовать могла только усугубить ситуацию.
Зато вмешалась Клаудия Мюллер.
– Мадам Ватель, – сказала она, вставая, – у меня к вам единственный вопрос. В ту ночь вы были одна с Собески?
– Нет.
Гул голосов в зале.
– Погодите, – вмешался председатель, – вы всегда утверждали, что провели ночь с Филиппом Собески в интимной обстановке.
– Это не означает, что мы были вдвоем. Чем больше безумцев…
Судейского, казалось, заело.
– Но вы же никогда не упоминали о присутствии других партнеров!
– Никто меня об этом не спрашивал.
Шум в публике усилился. Председателю пришлось призвать взволнованную публику к порядку.
– Кто был с вами? – спросила Клаудия Мюллер, которая, по всей видимости, уже знала ответы на свои вопросы.
– Его настоящее имя мне неизвестно. Все зовут его Абель. Он кто-то вроде эксперта.
– Эксперта в чем?
– В удовольствиях. Он приходит поучаствовать, дать советы. Приносит с собой разные приспособления, стимулирующие препараты. Настоящий профи.
Зал теперь был весь внимание: эта маленькая экскурсия в мир разврата захватила аудиторию.
– В котором часу он прибыл?
– Около полуночи.
– В котором часу он ушел?
– Около трех.
– На протяжении этих трех часов Филипп Собески не покидал вашего дома?
– Безусловно, нет. Он даже был весьма активен.
Снова смех. Председатель опять успокаивает зал.
– Очень милая история, но где же этот Абель? – бросил он со смесью гнева и фамильярности. – Почему он не фигурирует в нашем списке свидетелей?
Он обращался конкретно к мэтру Мюллер, которая ответила ему улыбкой:
– Фигурирует, господин председатель. На самом деле его зовут Патрик Бьянши, и он следующий вызванный нами свидетель.
Мишель Делаж невольно бросил взгляд в сторону прокурора, но тот уже рылся в своих записях в поисках свидетеля. Мэтр Софи Злитан, представитель истца, тоже сверялась с «дорожной картой» сегодняшнего дня.
Как они могли такое прошляпить?
Никто не обратил внимания на имя Патрика Бьянши в списке свидетелей. Никто его также не заметил бы ни в поезде метро, ни на избирательном участке. Этот мужчина среднего роста походил на спортивного тренера (на нем был адидасовский костюм). Около тридцати, стрижка ежиком, жизнерадостная физиономия, вздернутый нос, черные блестящие глаза. Он мог бы сниматься в рекламе корнфлекса, что-то вроде «завтрака чемпионов».
После того как свидетель должным образом представился, председатель набросился на него с живостью, граничащей с возбуждением. Его мотивы были не слишком ясны – то ли поиск истины, то ли удовлетворение собственного любопытства.
– Каков ваш род занятий?
– Официально я работаю звукоинженером в кино.
– Я говорю о других занятиях. Тех, которые имеют непосредственное отношение к предмету сегодняшнего заседания.
Тот покачал головой, потом обвел взглядом судейских и присяжных, словно желая удостовериться, что все его внимательно слушают. Очевидно, пробил его звездный час.
– Я что-то вроде привратника. Привратника при удовольствиях.
– А поподробнее?
– Я даю возможность клиентам зайти чуть дальше в реализации своих желаний, забыть запреты и цензуру нашего общества.
– И много у вас таких… любителей?
– Немало. Я помогаю усталым парам, любовникам с проблемами, влюбленным в поисках новых ощущений и…
Делаж прервал его:
– Как они вас находят? Как с вами связываются?
– Через Интернет.
– Как давно вы практикуете подобную деятельность?
– Лет десять. Я начинал в клубах свингеров, где и нашел постоянных клиентов. К несчастью, этот род деятельности не признается государством. Вот почему мне приходится вкалывать, чтобы шел стаж, я хочу сказать – чтобы получать пособие как внештатному сотруднику зрелищной индустрии…
В зале захохотали. Даже Собески выдавил улыбку. По мере того как заслушивались показания в его пользу, на лицо художника возвращались краски.
– В тот вечер, – продолжил Делаж, – кто с вами связался?
– Диана Ватель. Во второй половине дня.
– В каком точно часу вы приехали?
– В полночь.
– Филипп Собески был там?
– И уже в полной готовности, если можно так выразиться…
– И в чем заключалось ваше участие?
Абель бросил взгляд на Собески: можно ли все рассказать, стоя у свидетельского барьера? Корсо казалось, что ему это снится. Шел процесс по делу о двойном убийстве, а этот «привратник при удовольствиях» озаботился узнать, не нарушает ли он этические обязательства профессионального сексомана.
Утвердительно моргнув, Собески дал свое согласие.
– Ну что ж, я там был в основном для того, чтобы вступить в близкие отношения с Филиппом, в то время как он сам занимался Дианой. Расклад понятен?
Председатель невольно кивнул. В сторонке Клаудия наслаждалась своим триумфом. Публика то шокированно замолкала, то смеялась, но все верили рассказу Абеля.
Тренер сообщил еще кое-какие подробности, в целом подтвердив рассказ Дианы Ватель. Учитывая такие детали, как вибратор, смазка и содомия, его свидетельские показания имели весьма специфический колорит.
До сих пор обе любовницы Собески казались искренними, но в конечном счете любовь или совсем иное чувство могло сбить их с толку, толкнуть на лжесвидетельство… да просто заставить запутаться в датах и часах. Вмешательство Абеля все переводило на иные рельсы, нейтральные и беспристрастные.
Прокурор и представитель истца из экономии времени не стали настаивать:
– Вопросов нет, господин председатель.
Клаудия Мюллер тоже воздержалась. Миссия выполнена.
Корсо посмотрел в высокие окна зала заседаний: золотистый свет заходящего солнца означал близкое окончание сессии. Было около шести вечера, и на сегодня всем действительно хватило.
Председатель собирался объявить перерыв, когда встала Клаудия Мюллер:
– Господин председатель, я хотела бы, чтобы мы выслушали еще одного человека с целью получения дополнительной информации.
– Сейчас?
– Этот человек приехал специально и хотел бы уехать сегодня вечером.
– О ком идет речь?
– Джим Делавей, более известный под прозвищем Little Snake[74].
– В каком качестве вы его вызываете?
– Он тот самый мужчина, который провел ночь с шестого на седьмое июля с Филиппом Собески в Блэкпуле.
Пришел черед Корсо подскочить: где она откопала этого парня? Шум в зале нарастал, как волна.
– Господин председатель, – вмешался Ружмон, – я протестую! События в Блэкпуле не рассматриваются в данном суде.
– Что вы можете ответить? – обратился Делаж непосредственно к Клаудии.
– Господин председатель, дело в Блэкпуле не является предметом рассмотрения в нашем процессе, но оно упоминалось в дебатах. Кстати, майор Корсо не скрывал, что присутствие обвиняемого в Блэкпуле в ночь этого убийства представляется отягчающим обстоятельством.
Председатель кивнул:
– И что?
– Я прошу дать мне возможность очистить моего клиента от подозрений, чтобы они никак не повлияли на решение присяжных.
– Хорошо.
Впавший в оцепенение Корсо увидел, как к барьеру подошел Джим «Little Snake» Делавей, «классная соска», призрак, придуманный, как он полагал, Филиппом Собески, человек-алиби, которого английские копы так и не смогли найти. Как она отрыла этого свидетеля, совершенно выпавшего из поля зрения? Предложила денег? Оплатила частных сыщиков на месте? В любом случае респект.
Существовала и другая возможность: она сама создала из ничего этого спасительного свидетеля, наняв в Блэкпуле торчка, готового рассказать что угодно. Но Клаудия была не из тех, кто пойдет на подобный риск. А главное, увидев долговязого жердяя, который пробирался к свидетельскому месту, он узнал его: тот самый парень, которого взасос целовал Собески в пидорском переулке.
Перед ним мгновенно возник новый сценарий. В тот вечер художник искал сексуального партнера и нашел его в лице парня по кличке Гаденыш. Корсо лично присутствовал при их судьбоносной встрече. Затем появились скинхеды. Драка. Бегство. Прятки. Двое любовников просто укрылись где-то и получили свой кусочек удовольствия.
Корсо начинал покрываться холодным потом. Может ли такое быть, чтобы он ошибся на все сто? Что Собески невиновен? Что абсурдное утверждение про «подставу» правда? Это предполагало, что убийца сам подложил улики в тайную мастерскую Собески и все досконально продумал, чтобы Собески оказался на его месте. В сущности… а почему бы и нет?
Английский акцент Гаденыша был таким сильным, что вызывал отвращение. Казалось, в конце каждой фразы он выплевывает свое презрение и усталость. Физически он полностью соответствовал своим интонациям: вялый, засаленный, он как будто ставил себя явно выше (или ниже) материальных обстоятельств. Длинная прядь постоянно падала ему на лицо, закрывая один глаз, как полуоторванная штора, и он манерным жестом или движением головы, достойным оперной дивы, все время откидывал ее назад.