Джон упал на колено.
— Ваше величество, могу я говорить откровенно?
Король улыбнулся своей ласковой улыбкой.
— Конечно, — сказал он. — Все мои подданные могут говорить со мной откровенно, ничего не боясь. Я им отец и их единственный верный друг.
— Французская армия, католическая армия не поможет вашему делу, — серьезно сказал Джон. — В этой стране есть много мужчин и женщин, которые не разбираются во всех тонкостях вашей ссоры с парламентом, кто там прав или виноват. Но все они считают французскую армию вражеской армией. Люди будут плохо говорить о королеве, если узнают, что именно она призвала французов сражаться против ее собственного народа, против англичан. Те, кто сейчас любят вас и любят ее, не примут французскую армию. Вы потеряете их любовь и доверие.
Карл задумался с таким видом, как будто никто никогда не говорил ему подобных слов.
— Ты веришь в это, садовник Традескант?
— Я знаю этих людей, — продолжал настаивать Джон. — Это простые люди. Они не всегда понимают все тонкости, часто они не умеют читать. Но они доверяют собственным глазам. И если они увидят, что против английского парламента выступает французская армия, они сообразят, что страну хотят завоевать и что для них правильным будет сражаться против французов. Мой отец отправился с вашим другом герцогом Бекингемским воевать с французами. Годами они были нашими врагами. И деревенский люд решит, что французы хотят нас завоевать. Они будут готовы драться с ними.
— Я так на это не смотрел.
Карл выглядел нерешительным.
— Но мне нужна армия, и мне нужны боеприпасы, а в Гулле самые большие оружейные склады за пределами Лондона…
— Но это только в том случае, если вы решите начать войну, — увещевающе сказал Джон. — Оружие нужно, только если вы будете воевать. Но если вы договоритесь…
— Я стремлюсь к соглашению, — сказал король. — Я отправлял им послание за посланием, предлагая переговоры и уступки.
Джон вспомнил бурные требования королевы повесить членов парламента, прежде чем она вернется в свой город.
— Я возьму Гулль, а потом предложу уступки, — решительно сказал король.
Джон испытал то самое чувство бессилия, которое рано или поздно приучались переносить все советники короля.
— Если вы придете к соглашению, вам не нужно будет брать Гулль, — попытался он уговорить короля. — Если вы договоритесь с парламентом, страна заживет в мире, и не будет больше нужды в крепости, будь то Гулль или какой-нибудь другой форт. Не будет больше необходимости в переговорах с позиции силы.
— Она хочет, чтобы я взял Гулль, — упрямо повторил король. — И он мой. Я просто возьму то, что по праву принадлежит мне.
Традескант поклонился. Когда король начинал говорить о своих правах, продолжать разговор становилось затруднительно. По праву все во всех четырех королевствах принадлежало ему. Но на практике все эти страны управлялись посредством разнообразнейших компромиссов. И как только король начинал использовать драматический голос, к которому он прибегал в дворцовых маскарадах, и величественно вещать о своих правах, любая договоренность становилась невозможной.
— Когда мы отправляемся в Гулль? — решительно спросил Джон.
Король улыбнулся, в его глазах сверкнул остаток былого веселья.
— Я пошлю туда с визитом принца Иакова, — сказал он. — Они не смогут отказать принцу. Он поедет с пфальцграфом, своим кузеном. А я п…последую за ними. Они не могут разделить отца и сына. А как только он окажется внутри, он откроет передо мной ворота. А как только я окажусь там… — Он прищелкнул пальцами. — Город мой! Вот так — легко и мирно.
— Но что, если…
Король тряхнул головой.
— Нет. Не надо б…брюзжать, Традескант, — сказал он. — Город Гулль на моей стороне. Увидев принца Иакова, они распахнут ворота, и потом, когда мы закрепимся там, мы можем настаивать на своих условиях в переговорах с парламентом.
— Но, ваше величество…
— Можешь идти, — любезно проговорил король. — Завтра утром ты едешь со мной в Гулль.
Конечно, они выехали неторопливой рысью, позже назначенного времени. Когда они наконец добрались до небольшого взгорка перед городом, повеяло внезапным острым холодом северного весеннего дня, клонящегося к закату, и начало темнеть. Вечерело.
Король привел с собой тридцать всадников, несущих штандарты и знамена. Кроме них, короля сопровождали десять молодых дворян, Традескант и с десяток слуг.
Когда они подъехали к городу, Традескант увидел, что мощные ворота захлопнулись наглухо, и сердце его упало.
— Что такое? — спросил король.
— Проклятье, это оскорбление! — воскликнул кто-то из юношей. — Давайте подъедем к воротам и потребуем, чтобы их открыли.
— Ваше величество… — сказал Традескант, направляя лошадь поближе к королю.
Молодые придворные смотрели волком на садовника, скачущего среди них. Традескант продолжал настаивать:
— Может, нам лучше проехать мимо, так, как будто мы и не собирались вовсе заезжать сюда?
— И что в этом толку? — поинтересовался король.
— Тогда никто не сможет сказать, что английский город закрыл ворота перед вами. Город не закрывал ворота, потому что мы не собирались входить в них.
— Чепуха! — пренебрежительно произнес король.
Несколько сопровождавших его юношей рассмеялись.
— Это только научит их наглости. Отряд принца Иакова откроет нам ворота, если губернатор Гулля не желает сделать это сам.
Король снял шляпу и поскакал к городу. Часовые на стенах смотрели на него сверху, и Джон с чувством тяжелой тошноты увидел, что они небрежно нацелили на него свои луки. На него, на своего монарха, так, как будто он был самым обычным разбойником с большой дороги, приближающимся к городским стенам.
— Господи, прошу тебя, чтобы ни один придурок не выстрелил случайно, — сказал Джон, следуя за ним.
— Откройте ворота перед королем Англии! — крикнул часовым один из придворных.
Последовала короткая унизительная свара, и на стене появился сам губернатор Гулля, сэр Джон Хотэм.
— Ваше величество! — воскликнул он. — Как жаль, что мы не знали о вашем приезде.
Карл улыбнулся.
— Не имеет з…значения, сэр Джон, — сказал он. — Открой ворота и впусти нас.
— Не могу, ваше величество, — извиняющимся тоном сказал сэр Джон. — Вас слишком много для моего маленького городка. Мне негде будет разместить вас.
— Н…нам все равно, — сказал король. — Открывай ворота, я хочу видеть сына.
— Вас слишком много, ваш отряд слишком большой и воинственный. Я не могу впустить вас в этот поздний час, — сказал сэр Джон.
— Вовсе мы не воинственные! — воскликнул Карл. — Просто небольшая группа искателей приключений.
— Вы вооружены, — заметил губернатор.
— Моя обычная охрана, — сказал король.
Он все еще улыбался, но Джон увидел, что губы его побелели, а рука на поводьях слегка задрожала. Его лошадь прянула в сторону. Королевские сопровождающие с каменными лицами смотрели на караульных на бастионах Гулля.
— Прошу вас, ваше величество, — умолял сэр Джон. — Если вы хотите войти, войдите, как друг. Если вы хотите войти мирно, возьмите с собой несколько ваших людей.
— Это мой г…город! — закричал король. — Ты что… ты… отрицаешь право короля войти в его собственный город?
Сэр Джон закрыл глаза. Даже снизу, с дороги, перед воротами спутники короля могли видеть страдания, исказившие его лицо. Джон чувствовал глубокое чувство симпатии к этому человеку, душу которого раздирали противоречия. Точно то же самое испытывал и он сам, и все остальные жители королевства.
— Я не отрицаю права вашего величества войти в ваш город, — осторожно сказал губернатор. — Но я отрицаю право на вход вот этих людей.
Он показал на тридцать стражников.
— Возьмите с собой дюжину ваших людей, и вечером вы будете ужинать с принцем в нашей парадной палате! Я буду счастлив оказать вам радушный прием.
Один из придворных пододвинул лошадь поближе к королю.
— А где же отряд принца? — спросил он. — Они уже должны были открыть нам ворота.
Карл бросил на него сердитый взгляд.
— И в самом деле, где же они?
Он снова повернулся к губернатору Гулля.
— Где мой сын? Где принц Иаков?
— Он обедает, — ответил губернатор.
— Пошлите за ним!
— Ваше величество, я не могу. Мне сказали, чтобы я его не беспокоил.
Карл резко бросил коня вперед.
— Хватит с м…меня! — заорал он на губернатора. — Открывай ворота! Это приказ твоего к…короля!
Губернатор посмотрел вниз. Его белое лицо побледнело еще больше.
— Я не могу открыть ворота перед тридцатью вооруженными всадниками, — сказал он упрямо. — У меня свои приказы. Вы сами, как король, всегда будете приняты здесь радушно. Но я не открою ворота моего города ни перед какой армией!
Один из придворных королевской свиты подскакал поближе и закричал людям, которые с любопытством выглядывали над верхушками оборонных стен:
— Перед вами король Англии! Сбросьте своего губернатора со стены! Он — предатель! Вы должны подчиняться королю Англии!
Никто не сдвинулся с места, а чей-то грубый голос проорал в ответ:
— Ага, он еще король и Шотландии, и Ирландии, а много ли там справедливости?
Великолепный жеребец короля встал на дыбы и прянул в сторону, когда король натянул поводья.
— Да б…будьте вы прокляты! — прокричал король. — Я тебе этого не забуду, Джон Хотэм! Я не з…забуду, как ты закрыл передо мной ворота моего собственного города!
Он круто развернул коня и пустил его галопом по дороге, стража с грохотом поскакали за ним, за стражей последовали придворные, слуги, а с ними и Джон.
Король не осаживал коня, пока не загнал лошадь. Лишь тогда отряд приостановился, все обернулись и посмотрели на стены города. Вдалеке они увидели, что ворота наконец отворились, подъемный мост опустился, и из города выехал небольшой отряд всадников, которые поехали вслед за ними.
— Принц Иаков, — сказал король. — Опоздал на десять минут.