— А куда они отвезли его величество?
— В Мейденхед, — сказала она. — И говорят, сам Оливер Кромвель едет туда, чтобы встретить короля.
— Кромвель?
Она кивнула.
— Ты думаешь, это означает мир?
Джон покачал головой:
— Полагаю, это означает — условия игры вновь изменились. — Он был озадачен. — Когда король был у шотландцев, это значило, что он в руках у парламента. Теперь он в руках у армии. И я не знаю, что станется с ним, да и с нами тоже.
— Мы можем оказаться в опасности, — сказала Эстер. — Паромщик сказал, что солдаты новой армии могут схватиться и с парламентом. Они хотят, чтобы им заплатили. И они не признают никаких авторитетов, только своих командиров и идеи левеллеров. Говорят, что парламент и Сити могут выстоять, но если армия будет входить в Сити с юга, тогда она пройдет маршем прямо через нас. Может, нам снова придется упаковывать нашу коллекцию. Если солдаты требуют свое жалованье, значит, они голодные и отчаявшиеся. И они поклялись, что вся земля и вся собственность должны быть общими.
Джон покачал головой.
— Похоже, мы живем в самом центре урагана, — пожаловался он. — Вот опять все изменилось. Если армия выступит против парламента, который ее же и создал, то что станется со страной?
В июле до них дошли известия, что короля собирались под стражей перевести в Отлендс.
Эстер посмотрела на мужа, сидевшего напротив за кухонным столом. Кухарка, Джозеф, новый помощник садовника, Френсис и Джонни — все повернулись к Джону, сидевшему во главе стола, и ждали, что он скажет.
— Ну, что ж, теперь я должен ехать, — просто сказал он. — Нельзя, чтобы он приехал в Отлендс и не нашел там меня, работающего в саду. Это — моя работа, это — мое место.
Эстер помедлила всего минутку.
— Я соберу тебе вещи, — сказала она и вышла из комнаты.
Джонни повернулся к отцу, его лицо вспыхнуло румянцем.
— Можно я тоже поеду? — спросил он. — И увижу его?
Отец ответил не сразу, и из Джонни горохом посыпались слова:
— Я его никогда не видел! А мой отец и дед служили ему! А я никогда его даже не видел! Френсис видела его и королеву! Можно я поеду?! Ну, пожалуйста!
Джон коротко рассмеялся.
— Не уверен, что я сам увижу его, — сказал он. — И если он увидит меня, может, он и не станет со мной разговаривать. Я просто чую, что королевский двор под его окнами должен быть в порядке. Не знаю, в каком он сейчас состоянии.
— Я могу там все почистить! — отчаянно продолжал Джонни. — Я умею полоть! Я работал здесь, пока тебя не было! Я умею все это! Я — Традескант, я — садовник короля! Я должен быть там.
Эстер вернулась в кухню, и Джон с облегчением повернулся к ней:
— Все зависит от того, что скажет твоя мама.
— Можно мне поехать с папой в Отлендс?
Джонни выкарабкался со своего стула, чтобы подобраться поближе к мачехе.
— И работать! У папы там будет уйма работы, я могу помочь.
— Не уверена, что там будет безопасно, — с сомнением сказала Эстер.
— Возможно, и будет, — коротко заметил Джон. — Безопаснее, чем когда-либо. С королем под стражей. И его наконец принудят заключить мир.
Эстер кивнула.
— Он может ехать, если ты этого хочешь, — сказала она Джону.
Джонни перевел блестящие карие глаза на отца.
— Ну что ж, очень хорошо, — сказал Джон. — Но чтобы не говорил ни слова, пока к тебе не обратятся, и даже тогда отвечай только «Да, ваше величество» или «Нет, ваше величество». Ни слова о том, что я был в Виргинии. Ни слова о кавалере, что приезжал сюда. Ни слова о том, что Джон Ламберт покупает наши тюльпаны. Ни слова ни о чем.
Джонни приплясывал на месте от нетерпения.
— Да! Да! — крикнул он. — Да! Конечно! Я буду совершенно молчалив! Абсолютно. Я буду очень осторожен.
Поверх подпрыгивающей головы мальчика Джон взглянул в глаза жене.
— Не знаю, как ты, но я очень в нем уверен. — В его голосе чувствовалась сухая ирония.
Они отправились по реке в небольшом ялике. Джонни сидел рядом с отцом и во все глаза смотрел по сторонам. Когда они проплывали мимо деревни Стейнс, Джон показал на маленький бледно-розовый дворец, расположившийся на террасе с неухоженными газонами, сбегавшими к реке.
— Вот он, — тихо сказал Джон. — Знаешь, я ведь думал, что никогда больше не увижу его. Никогда не думал, что снова окажусь здесь и буду снова работать в этих садах.
Джонни быстро глянул на опечаленное отцовское лицо.
— Но ты же рад этому? — спросил он. — Рад, что снова вернулся домой, и что король тоже снова в своем дворце, и что скоро все будет так же, как и было?
Джон положил руку на худенькое плечо сына.
— Не думаю, что все будет точно так же, как и было, — сказал он. — Много людей погибло, много слез было пролито. И король в своем дворце — это вовсе не то же самое, что король на троне. Здесь нам придется держать ухо востро и думать над каждым своим словом. И даже над тем, что мы думаем.
Лодочник вынул весла из воды, и ялик ткнулся в причал. Джон быстро выскочил на берег и принял причальный конец. Потом выудил из кармана монету и бросил ее в лодку. Тем временем Джонни сначала выбросил на берег мешки, а потом передал отцу дюжину горшков с кивающими цветами.
Джон вскинул свой мешок на плечо.
— Мы вернемся за горшками, — сказал он и первым начал подниматься по откосу к дворцу.
Принц Руперт разрешал лошадям своих кавалеристов пастись на газонах, отчего все газоны были истыканы следами лошадиных копыт и бугрились кучками лошадиного навоза. Но лошади хотя бы не давали траве расти. По мере приближения ко дворцу Джон видел, что все ползучие и вьющиеся растения, которые он так долго подстригал и подвязывал, чтобы они тянулись и цвели поближе к окнам, были в хорошем состоянии. Конечно, они слишком разрослись, кое-где отошли от основы, но в целом отсутствие ухода пошло им на пользу.
Грядки у основания стен розового кирпича заросли сорняками, но некоторые цветы все-таки пробивались к свету. Анютины глазки и левкои, ирисы и пионы поднимали головки над зеленым ковром.
— Надо будет все это быстренько убрать, — заметил Джон, кивнув сыну на море сорняков.
Тисовая аллея тоже разрослась несколько чрезмерно, но выглядела густой и заросшей, отбрасывающей зеленую тень против яркого полуденного солнечного света. Оранжерея, перестроенная отцом Джона, обветшала и пришла в упадок. Белая краска облупилась, кое-какие деревянные резные украшения были отодраны для солдатских костров. Но домик шелкопрядов и стоявший рядом с ним домик садовника были в том же состоянии, в каком их оставила Эстер — выметенные начисто, оголенные и пустые.
Джон оставил сына собирать хворост для пустого камина и разворачивать походные плащи, на которых они собирались спать. А сам отправился прогуляться вокруг покинутого дворца.
Самой странной тут была тишина. Вместо бурлящего жизнью королевского двора с его безумствами и флиртом, выкриками приказов, перекликающимися голосами, играющими музыкантами теперь не было ничего, кроме постукивающей время от времени ставни, которую трепал ветер, и настойчивого воркования древесных голубей, гнездившихся в деревьях. Конный двор, где, бывало, находилось более сотни лошадей, пустовал. По двору ветер мел солому, в стойлах скопились кучи навоза. В корытах застоялась вода.
Роскошная парадная дверь была закрыта и заколочена. Джон подергал массивную медную ручку и отступил назад. Короля ждали через несколько дней, наверняка где-то внутри слуги готовили дворец к его прибытию. Однако в окнах не показалось ни одного лица, во дворах не было ни малейшего движения.
Джон обошел вокруг, добрался до кухни и пекарни. Огни были потушены, повсюду царило молчание. Груда пепла и брошенная посуда указывали на то, что, прежде чем покинуть дворец, кавалеристы здесь пообедали. Но все остатки еды сожрали крысы и мыши, и их экскременты кучками лежали даже на кухонных столах.
В немом изумлении Джон покачал головой. Место, некогда известное как вершина светской жизни королевства, где королева вела сладкие речи о платоническом идеале, а король отправлялся охотиться на породистых арабских жеребцах, вдруг превратилось в пустую оболочку. Джон повернулся и устало побрел назад, через лужайку для игры в шары к домику шелкопрядов.
Джонни уже принес с причала горшки с цветами.
— Молодец! — Джон порадовался возможности заняться своей работой, восстановить нормальный ход вещей хотя бы в пределах цветочных клумб. — Давай отнесем это все в королевский двор. Хотя бы через пару дней это будет выглядеть более-менее достойно.
Они работали бок о бок, работали тяжело. Джон наслаждался обществом своего сына. Мальчик унаследовал природный талант Традескантов в обращении с растениями. Он прикасался к ним так, будто ему было приятно прикосновение шелковистых белых корней, ласка влажной земли. Когда он взвешивал в руках цветочный горшок, то мог по весу сказать, нужно ли его поливать. Срезая верхушки деревьев, он никогда не сбивал цветки. Когда он ставил дерево в лунку и присыпал его землей, в движениях Джонни было нечто четко выверенное и в то же время совершенно инстинктивное.
— Очень может быть, ты станешь самым великим садовником из всех нас, — сказал Джон к вечеру второго дня, когда они возвращались домой с лопатами на плечах. — Мне кажется, у меня в твоем возрасте не было такого умения в обращении с растениями.
Джонни сиял.
— Я люблю растения. А нашу коллекцию — меньше.
— Меньше, чем растения? — с изумлением спросил Джон.
Его сын покачал головой.
— Вот чем бы я хотел заниматься больше всего на свете, так это сбором новых растений. Поехать с тобой в Америку, побывать в Вест-Индии, попутешествовать, открыть что-то новое, привезти эти новые растения домой и вырастить их тут. Наши редкости — что ж, они всегда остаются на своем месте. Как только они на это свое место попадают, с ними уже ничего не происходит, разве что пыль надо смахивать. А растения растут, цветут и плодоносят, дают семена. И на следующий год их снова надо сажать. Мне нравится, как они меняются.