хиваю с плеч и головы ядожаб, и лезу вверх. Для этого одну из палок устанавливаю враспор в расселине наклонно, взбираюсь на верхний край её. После так же лезу на вторую ступень и, меняя палки, выше. Высота тут метров шесть, снизу смотрят, ждут и надеются жабы. Вот будет лязгу и радости жабам, если сорвусь. Но добираюсь до верха благополучно. Как я и предположил, на это небольшое плато, на котором я оказался, в других местах еще труднее влезть. Оно окружено всякими буераками, обрывами. Ядожаб здесь нет, других животных не видать, им тут и делать нечего. Что ж, тут можно укрыться, на машине только не проехать.
Подхожу к краю обрыва, смотрю на стоящий вдалеке «джипчик». Сюда можно на веревке втащить что-нибудь снизу, если нужно. Отдохнув немого, собираюсь в обратный путь. Осторожно лезу вниз, ядожабы снизу, разинув ядовитые рты, все глядят в надеже, что загремлю. На стенке расселины попадается участок с более мягкой поверхностью, палка с негромким треском погружается в неё поглубже. Присматриваясь, замечаю блеснувший красивый камешек. Да их тут целое гнездо! Неужели драгоценные? Нет, это вряд-ли, но красивые. У меня сейчас художественные наклонности в возбужденном состоянии, вследствии изготовления босоножек для Лены, решаю украсить эти самые босоножки этими красивыми камушками. Осматриваю внимательней стенки расселины. Когда-то здесь был древний ручей, уж не знаю сколько миллионов лет назад. Теплый, горячий ручей оставил туфовые отложения. Из расположенного где-то поблизости источника вытекала вода, насыщенная углекислым газом. Происходила химическая реакция между воздухом, известняком, на который изливался источник, и углекислым газом. В результате в русле ручья откладывался известковый туф, по другому называемый травертин. На нечто подобное туристы ездят смотреть в Турцию, в Памуккале, там очень красивые ванны, бассейны из травертина, ручьи, поднявшиеся над почвой. Травертин легко обрабатывается, из него строят здания, Колизей, например. Позже в источнике произошли изменения, из-за возросшей вулканической активности в этой местности, вода стала насыщена кремнезёмом, и ручей стал откладывать вместо известкового кремнистый туф, иначе называемый гейзерит. Это, в отличие от травертина, труднообрабатываеый материал. Получился как-бы двухслойный пирог из разных типов туфа, шириной в основании метра полтора и высотой примерно метр, постепенно сужающийся к верху. Сверху осталась небольшая борозда-русло ручья, по которому он и тёк.
Потом эта местность стала морским дном, осадочные породы нарастили несколько метров над руслом бывшего ручья. А потом, соответсвенно, всё это поднялось из моря и стало сушей. Потоки воды постепено растворили, промыли русло-каньон современной речки, а треснувший борт каньона разломил надвое русло древнего ручья, образовав расселину, по которой я карабкался.
В осадочных породах образовались пустоты, особенно на контакте с бывшим ручьём, из-за разности слагающих пород, жеоды, миндалины. Они стали заполняться минералами. Одну из таких жеод я и раздавил палкой. Внутренние стенки её выполнены белым агатом, на котором выросли фиолетовые кристаллы, как я предполагаю-аметисты.
Спускаюсь вниз, ядожабы теперь заметно реже нападают, обучаемые, значит. Возвращаюсь по речке к машине, тащу добычу. Сделав грязную работу, еду на базу.
Глава седьмаяСейф и опал
Приехав в очередной раз в обитель и сдав привезенное, осматриваю свою будку. Вижу новые следы попытки взлома. Подходит Женя:
— Спугнул я крысенка, не дал залезть. — говорит он. — Но это не Пронька был, кто-то другой. Хорошо, что на таком месте будка стоит, на виду, а то прознали, что много добра у тебя, всё кто-то залезть хочет.
— Спасибо тебе, не знаю, что и придумать с будкой, где её прятать.
— Не укради, это восьмая заповедь христова. Но есть у нас казаки недоправославные, лишь частично верующие. Да и на тебя стали косо посматривать, после того, как отец Иоанн наказал их за твою ночную прогулку.
Грустный, переночевав и загрузившись, отправляюсь в обратный путь на базу, доставить сельхозпродукты Араму. Вполне реально ценных вещей из своего скарба лишиться. Решаю посоветоваться с Леной, заодно и попрактиковаться в радиоделе. Останавливаюсь, развертываю стояночную антенну. Удается быстро связаться в телефонном режиме.
— Совсем достал главврач с женитьбой своей! — жалуется Лена. — Настаивает, чтобы я в его веру переходила, а он в честь меня фамилию сменил. Теперь он Ебенезер Ленин.
Ну дела. Ебенезер Ленин. Советуемся с Леной, что делать дальше. Поставить будку снова на базе мне уже не позволят. Пока ничего не получается придумать. Заканчиваем сеанс связи. Надо подстрелить какую-нибудь антилопу, сходим с Леной на шашлык на пляже после традиционного уже стрельбища. Присев на сетку с корнеплодами, открываю оружейный ящик, достаю, разматываю ткань на своей снайперке. Какое-то шестое чувство заставляет оглянуться. Ко мне на громадных бесшумных лапах несутся двое представителей местных кошачьих. Я таких еще не замечал тут, эти саблезубые, в отличие от виденных мной прежде охотничьих кошек. Передний, более крупный, видимо самец, уже начинает последний прыжок ко мне. Он с полосами на передней части туловища, но не такими яркими, как у земного тигра, в целом же окраска скорей как у льва. У меня в руках винтовка, но она не заряжена, патроны в сейфе, не успеть зарядить. Автомат на сиденье в кабине, и пояс с пистолетом, как назло, там же. Я переодевался и поленился надеть его. Да, впрочем, я и не успел бы, наверно выхватить его и открыть меткий огонь, и слаб, конечно, ПМ для таких зверюг. Остается лишь одно. Падаю в оружейный сейф и захлопываю за соббой крышку-дверцу.
На сколько времени хватило воздуха в этом сейфе? Сложно сказать, не считал. Саблезубы сначала побесновались вокруг, раскидали везомые овощи-фрукты, повспарывали мешки, скребли когтями сейф, который, наверное, приняли за панцирь большой черепахи, способной выходить из него, потом затихли. Постепенно начал ощущаться недостаток кислорода. Ушли тигры или нет? Лежу на подкладке из подушечного кустарника, мягко мне. Стараюсь не двигаться, тихо дышать, чтобы не выдать себя звуком. Пытаюсь расслабиться, чтобы меньше жечь кислорода. Наконец, когда становится уже совсем невмоготу, решаю приоткрыть дверцу ящика. Не тут-то было! Замок закрылся. Начинает подступать паника. Что делать? Ощупываю изнутри замок сейфа. Нет, не открыть. Ну что, кричать тиграм, чтобы вернулись и повернули ключ в замке? Собираюсь с силами. Коленями и предплечьями вышибаю дверцу, язычок замка не выдерживает, все-таки это не специальный сейфовый замок из сверхпрочной стали, а обычный. Стремительно распахнувшейся дверью накатывает по морде тому зверю, что поменьше размером, тигрице, она меня как раз через щель вынюхивала. Второй, самец, сидит рядом на заду ошарашенный, на усатой клыкастой морде явно читается ошеломленность. На длиннющем клыке его наколот небольшой кочан капусты, появившийся там вследствии вандальского разорения упаковок с сельхозпродукцией. В те мгновения, что им понадобились для прихода в себя, закрываюсь в сейфе снова. Но замок больше не закрывается. Тигрица с ушибленной мордой бесится над сейфом, пытаясь выцарапать меня из него. Держу изо всех сил дверь за замок изнутри, а саблезубы ковыряют когтями щели сейфа. Шарю одной рукой в запасах, надеясь что-то годное для этой ситуации найти. Вот, граната Ф-1.В толстом, насеченном чугунном корпусе. Тигр-самец как раз протискивает клык в шель между дверцей сейфа и косяком. Бью гранатой по кончику клыка, он отламывается, тигр с завыванием отскакивает, и начинает беситься, как недавно тигрица. Судя по завываниям, он и ей наподдал, срывая злобу. Думаю, не попытаться ли выкинуть наружу эту гранату, но у Ф-1 такие осколки, что пробьют стенки моего оружейного ящика и он станет моим саркофагом. Где то тут должна быть и наступательная граната, РГД-5.Вторая наступательная, из двух имеющихся у меня, находится на поясе с пистолетом, который в кабине. Шарю наощупь дальше, нахожу, а это что еще? Газовый баллончик. Начинаю прыскать из него в щель. Там кто-то взвизгивает, но мне, пожалуй, больше достается. В слезах и соплях, в спазмах кашля приоткрываю дверцу шире и выбрасываю найденную РГД тиграм. Успеваю захлопнуть дверцу. Взрыв бьёт в моё убежище как в колокол. С вытаращенными, залитыми слезами глазами и свернутыми в трубочку ушами, выпрыгиваю из чуть было не ставшим мне гробом ящика и наощупь, кувырком, ломлюсь к автомату в кабину.
После того, как я вывалился из своего железного сундука, саблезубов поблизости уже не было. Они умчались, оставив лишь пятна крови и дерьма среди разбросанных овощей. Моя старинная винтовка повреждена, но не критично, мастера на базе у Лены смогут её починить. Кругом разруха. Мешки, сетки с сельхозпродукцией вспороты кошачьими вандалами и взрывом. Вот и подстрелил шашлычка. Еду дальше, не выпуская автомат из рук и постоянно озираясь. Подобные встряски уж очень сильно действуют, обостряется понимание того, насколько все зыбко в этом мире. Правит случай.
Арам проявляет великодушие, узнав, что произошло, не придирается к попорченным продуктам. Лишь бы потом кому-нибудь в супе из этих овощей не попались осколки. А вот Ебенезер Ленин лютует, ходит за мной по пятам, сверля ненавидящим взглядом и пытается как-либо спровоцировать, для того, чтобы меня выкинули с базы. Но все вокруг знают, что к чему, посмеиваются, ко мне многие из персонала относятся хорошо. И Лену многие тут, хм, любят.
Босоножки из узорчатой кожи, украшенные камнями, Лене очень понравились. Они получились, пожалуй, несколько аляповатыми, но всё равно ей нравятся. Она всё с себя скидывает, кроме босоножек. Опирается локтями о тумбочку, прогибая спину, любуется обновкой, пристраиваюсь сзади, рассчитываю оптимально, с какой силой бить тазом о её ягодицы, чтобы не было больно, но и толчки были ощутимы. Вскоре Лена перестаёт любоваться обувью, начинает тихо постанывать и вскрикивать в такт толчкам. Подарок удался.