ники не станут приносить нужное количество дичи, то он за сбалансированный рацион не отвечает. Эскопед засипел, захрипел, закашлялся и, наконец, нашелся, заявив, что недоедание - это плохо.
- Какие будут предложения? - спросил Наблюдатель.
Воцарилось молчание.
- Может, облава? - неуверенно предложил один из охотников.
Остальные охотники на него зашикали. В форточку ввинтилась Саргирова голова.
- Да вы погодите! Вы послушайте, что Елька рассказывает!
Всех так поразило, что Саргир говорит нормальным человеческим слогом, что никто не стал возражать.
Ввели в избу упирающегося Елисея. Он, потупясь, молчал, а уши его светились в полумраке избы, как два рубиновых фонаря. Наблюдатель пообещал прокатить Ельку на терне, а вошедший следом дед угрожал отлучением от книг. В конце концов ребенка удалось разговорить. И вот что он поведал.
Вышел как-то Елька за деревню. Время к вечеру шло, но еще видно было. Самый чуток Елисей за Предел вышел. Он и не думал запреты нарушать. Оно само так получилось. Там птички красивые зелененькие порхают. А в ручейки рыбки серебристыми бочками посверкивают. Очень все красиво. Шел Елька и пел.
И тут кустарники зашевелились, раздвинулись и вышли два недомерка. Смело вышли, не скрываясь. Понимали, что перед ними ребенок. Елька рассматривал их с интересом, без страха. Они ему даже понравились. Вдруг он почувствовал, что недомерки с ним будто разговаривают. Без слов, но говорят. И от этого очень щекотно где-то в глубине головы.
Они вроде бы сказали, что очень голодны. А он им ответил, что ничего у него с собой нет, а его самого есть нельзя, потому что больно ему будет. Они этого не поняли, потому что чужой боли никогда не чувствовали. Тогда Елька протянул им руку и разрешил укусить себя за палец.
При этих словах весь Совет ахнул.
Когда они укусили его, он передал им свою боль. И тогда недомерки хотели убежать. Но Елька их не отпустил.
Совет ахнул вторично.
Он предложил им идти в Черное урочище.
У деда Саргира затряслись ноги, и он сел на поленницу дров у грубы. Черное урочище было абсолютно запретным местом даже для большинства взрослых. Там почти на каждом шагу встречались кратеры червецов. Глубина их была не менее трех метров, а склоны скользкими, как стекло. Неосторожная жертва не могла удержаться и неудержимо скользила к страшному отверстию на дне. Оттуда делала молниеносный бросок страшная зубастая пасть на длинной жилистой шее.
Елька объяснил, что тут можно добыть себе пищу. Главное, броситься в кратер всем вместе и вцепиться в шею со всех сторон. Елька с недоумением заметил, что недомерки подчинились ему не сразу.
По избе прошелестел нервный смешок.
Наблюдатель встал.
- Вот вам одна из возможностей в овладении ситуацией...
Он не закончил. За окном послышались гневные восклицания. Мэртилли выглянул наружу. Два охранника пытались оттащить от избы бледного длинноволосого юношу.
- Нет! - кричал он срывающимся истерическим криком. - Не знаю я более важного дела, чем поэзия! Ибо поэзия - это жизнь. Пусть выслушают меня и услышат! Искусство действительно вечно, но мне ждать некогда!
- Впустите! - крикнул Мэртилли. Настойчивого юношу впустили.
- Что вам угодно? - спросил Наблюдатель.
Юноша поутих, но вид у него по-прежнему был довольно вызывающим. Резким движением головы он отбросил волосы назад и сказал горделиво:
- Я - поэт. Моя поэзия слишком сложна для... этих, засевших в секции поэтики. И они пятый раз отказывают мне в приеме. Требую, чтобы Совет выслушал меня!
Ошеломленный Совет молчал.
Юноша закатил глаза и, развернув узкие плечи, начал:
Ходит в черной Он одежде,
Нелюдим и невредим.
Без улыбки, без надежды.
И плетется смерть за ним...
- Достаточно! Достаточно!- замахал руками Наблюдатель. Лицо его было багровым.
- Ну как? - самодовольно поинтересовался автор.
Мэртилли посмотрел на присутствующих с особым выражением.
- Говорите же! - капризно потребовал гость.
- Ну что же, - сказал Мэртилли, приняв чрезвычайно важный вид. - Стих ваш является образным выражением тринарной оппозиции. Появилась она еще у наших далеких предков. Тогда вычленилась категория "он" и "они". И все, что не "я" или "ты",- чужое, враждебное, порождение тьмы. Аналогосимвол тьмы человек в черном. А что вы думаете по этому поводу, уважаемый Саргир?
Саргир понимающе покивал Наблюдателю, запустил пятерню в жидкую бороденку и принялся вещать с необыкновенным достоинством:
- Стих композиционно лабилен. А что касаемо генезиса элементарных оппозиций - хоть я в них и не очень силен - тут я полностью согласен с Мэртилли.
- Вы... Я... Стих-то вам как?
- Вы не поняли? - высокомерно удивился Мэртилли. - Тогда дадим слово Эскопеду.
Эскопед засопел, закряхтел и, наконец, начал говорить:
- Тут есть намек на определенный патогномонический симптомокомплекс. Ощущение обреченности, ипохондрический настрой... Это о чем-то говорит. Кроме того, неясно вырисовываются какие-то фобии. Я бы хотел после Совета поговорить с автором поподробнее.
- Теперь, надеюсь, вам стало яснее? - полюбопытствовал Наблюдатель.
- Да, да. Разумеется. Спасибо. - Поэт пятился задом до самой двери.
Звякнул сигнал связи.
- Чую, Инспектор Альфеус приготовил нам сюрприз, - прокомментировал Мэртилли.
В комнате появилось изображение Инспектора. Он был небрит и взъерошен.
- Мэртилли! Есть любопытнейшие новости! - воскликнул он. Тут он заметил присутствующих и умолк. - Здравствуй. Это все - друзья?
Наблюдатель кивнул.
- Да, это - друзья.
- Тогда слушайте! Я провел качественный микроанализ жидкости из бассейна, сравнил состав сырья и конечного продукта. Ну, и прикинул, что они для катализа используют. Получается чрезвычайно интересная вещь!
Наблюдатель сделал предостерегающий жест.
- Может быть, это не так срочно? Приезжай, поговорим на месте.
- Да вы не бойтесь. Шеф мешать не будет. Слушайте! Производство управляется системой с примитивной обратной связью. Только узлы в ней довольно оригинальны - это сами никтоформы. В бассейне находится промежуточный продукт. Из бассейна пьют никтоформы. Если промежуточного продукта много, активность никтоформов снижается, меньше добывается сырья и, естественно, снижается уровень промежуточного и конечного продукта. Я нашел способ! Я нашел средство!..
- Погоди! - воскликнул Мэртилли, делая шаг к изображению.
Но было уже поздно. Альфеус выпалил:
- Я синтезировал вещество. Щепотку его бросаешь в бассейн и процесс становится неуправляемым, обратная связь разваливается. И все заканчивается неимоверной силы взрывом!
Мэртилли негромко выругался и устало опустился на табурет.
- В чем дело? - сделал большие глаза Альфеус.
- Слушай меня внимательно. Очень внимательно. Все равно теперь можно говорить открытым текстом. Сейчас я все объясню, только дам срочные распоряжения, - и повернувшись к старейшине фаланги телепат-чиков, коротко приказал: - В купол Базы шлем с телепатозаписью Инспектора и шлем изолирующий. Побыстрее только!
Старейшина торопливо вышел. Тут же под окном послышались выкрики. Мэртилли подошел к окну.
- Ну, вот,- бросил он через плечо.- Еще один сюрприз. Красавчика проморгали. Группа наблюдения называется! Хотя для большинства он всеобщий любимчик и вне подозрений. Альфеус, запомни: этот медведь для тебя сейчас смертельно опасен. Только заметишь - стреляй! Ты попал в переделку. Твое интересное сообщение зафиксировали не только мы. Теперь на твои биотоки как на пеленг помчатся "тюлени". И сплитером тут ничего не поделаешь. Их могут выслать сто, двести, тысячу! Сейчас старейшина телепатчиков передаст тебе два шлема. Если успеет. Изолирующий надень на голову, а шлем с записью биотоков напяль на биоскафандр. Крепись!
Он повернулся к присутствующим. Улыбнулся. Слышался храп Эскопеда. Что-то бормотал под нос Саргир. Старейшина обеспеченнее смотрел в потолок, что-то прикидывая на пальцах.
- Никакой торжественности, - подытожил Наблюдатель. - А ведь, судя по всему, приближается момент, когда ваша цивилизация вернется к развилке, которую проскочила не в том направлении. И кто знает, только ли два разветвления в этой вашей развилке?
17
Мэртилли сказал, что ждать нужно семнадцать минут. В лучшем случае шестнадцать.
Сам для своей защиты предпринять Альфеус ничего не мог. Единственное, что он мог, это ждать.
Самое разумное, что можно было сделать, максимально релаксироваться и ни о чем не думать.
Первые пять минут Инспектор еще надеялся, что этот план вполне осуществим. На шестой - он вскочил и подошел к стеклянной стене. Альфеус хотел видеть сам, кто появится первым. Ведь он был не просто зрителем.
Горизонт был безмятежно чист.
Альфеус прижался лбом к прохладному стеклу. Стекло пахло шариками для пинг-понга.
Ему представилось, как, задыхаясь, бегут к нему люди из фаланги телепатчиков. Лица их исцарапаны ветвями, а разорванные рубахи темны от пота.
А в противоположной стороне идет по цепям информационный сигнал, переваривается компьютерными утробами, оценивается чьими-то мозгами за сотни парсеков отсюда и, наконец, в виде приказа поступает к никтоформам. Срабатывает одна из инстинктивных программ, и огромные "тюлени" поднимаются в воздух, И всем им дается очень простая задача - идти по телепатическому пеленгу. И уничтожить источник сигнала. То есть его самого. Если не успеют телепатчики...
Но телепатчики появились. Неожиданно и совсем не с той стороны, откуда их ждал Альфеус. Едва он открыл дверь, как один из них бросился к биоскафандру и принялся напяливать на него телепатический шлем. Второй прямо с порога бросил Альфеусу изолирующий шлем и, едва он успел надеть его, заорал:
- Поторопись! Наружу! Быстро! Инспектор бросился из помещения. Следом за ним скатились оба телепатчика.