Но если я и моя команда могли гордиться сутью достигнутого, мы также должны были признать то, что стало очевидным еще до подписания законопроекта: Исторические реформы Додда-Франка не дадут нам большого политического подъема. Несмотря на доблестные усилия Фавса и остальных моих спичрайтеров, было трудно заставить "клиринговые центры по деривативам" и "запрет на торговлю собственными средствами" звучать преобразующе. Большинство усовершенствований системы, предусмотренных законом, останутся незаметными для общественности — скорее предотвращение плохих результатов, чем получение ощутимых выгод. Идея создания агентства по защите прав потребителей финансовых продуктов была популярна среди избирателей, но на создание CFPB потребуется время, а люди ищут помощи сразу. Поскольку консерваторы осуждали законодательство как гарантию будущих спасений и еще один шаг к социализму, а прогрессисты были недовольны тем, что мы не сделали больше для перестройки банков, избирателям было легко сделать вывод, что шум и ярость вокруг Додда-Франка означали не более чем обычную вашингтонскую перепалку — тем более что к моменту его принятия все хотели говорить только о зияющей, фонтанирующей дыре на дне океана.
ГЛАВА 23
Первые операции по бурению нефтяных скважин в Мексиканском заливе были простыми — деревянные платформы, построенные на мелководье в конце 1930-х годов. По мере развития технологий и неутолимой жажды Америки к нефти компании уходили все дальше и дальше от суши, и к 2010 году у берегов Техаса, Луизианы, Миссисипи и Алабамы стояло более трех тысяч буровых установок и добывающих платформ, усеивающих горизонт, словно замки на сваях. Они стали мощным символом центральной роли нефти в экономике региона: миллиарды ежегодных доходов, которые она приносила, и десятки тысяч людей, чьи средства к существованию прямо или косвенно зависели от выкачивания останков древних растений и животных, превращенных природой в вязкое черное золото, скопившееся на дне океана.
И когда речь шла о буровых установках, немногие из них были более впечатляющими, чем Deepwater Horizon. Высотой с тридцатиэтажный дом и длиной с футбольное поле, этот мобильный полупогружной аппарат стоимостью в полмиллиарда долларов мог работать на глубине до десяти тысяч футов и бурить разведочные скважины на несколько миль глубже. Эксплуатация буровой установки такого размера обходилась примерно в 1 миллион долларов в день, но крупные нефтяные компании считали эти расходы вполне оправданными. Их дальнейший рост и прибыль зависели от освоения потенциально огромных резервуаров, залегающих на ранее недосягаемой глубине.
Буровая установка Deepwater Horizon принадлежала швейцарской компании-подрядчику Transocean и с 2001 года находилась в аренде у BP, одной из крупнейших нефтяных компаний в мире. BP использовала буровую установку для исследования американской части Персидского залива, обнаружив под морским дном по меньшей мере два огромных и потенциально прибыльных пласта. Только одно из этих месторождений, Тайбер, содержало, по оценкам, умопомрачительные три миллиарда баррелей нефти. Чтобы добраться до него, бригады Deepwater в 2009 году пробурили одну из самых глубоких скважин в истории — 35 055 футов под 4 130 футами воды, то есть дальше под поверхностью океана, чем высота горы Эверест.
Надеясь повторить этот успех, в начале 2010 года BP направила судно Deepwater Horizon для бурения разведочной скважины на другом перспективном нефтяном месторождении под названием Макондо. Расположенная примерно в пятидесяти милях от побережья Луизианы, скважина Macondo находилась не так далеко под водой, как Tiber, — всего в двадцати тысячах футов или около того. Но в сверхглубоком подводном бурении не существует такого понятия, как рутинная работа. Доступ к каждому резервуару ставил уникальные задачи, часто требуя недельных раздумий, сложных расчетов и специальных решений. Макондо оказалось особенно сложным месторождением, в основном из-за хрупкости пласта и неравномерного уровня давления жидкости.
Проект быстро отставал от графика на несколько недель, что обошлось BP в миллионы долларов. Инженеры, проектировщики и подрядчики оспаривали некоторые аспекты конструкции скважины. Тем не менее, к 20 апреля скважина достигла глубины трех с половиной миль под поверхностью океана и казалась почти законченной. Команда из компании Halliburton, подрядчика по проекту, закачала цемент в ствол скважины, чтобы загерметизировать края трубы. После того как цемент застыл, инженеры BP начали проводить серию тестов на безопасность, прежде чем перевести Deepwater на следующее задание.
Вскоре после пяти часов вечера один из этих тестов выявил возможную утечку газа через цементную обсадную трубу, что свидетельствовало о потенциально опасной ситуации. Несмотря на предупреждающие сигналы, инженеры BP решили продолжить работу, откачивая мутную смазку, используемую для выравнивания дисбаланса давления во время бурения. К девяти тридцати вечера в бурильную трубу ворвался мощный поток газа. Четырехсоттонный комплект аварийных клапанов, называемый противовыбросовым превентором, предназначенный для герметизации скважины в случае внезапного повышения давления, вышел из строя, что позволило газу, находящемуся под высоким давлением и горючему, вырваться через платформу и выбросить в небо черный гейзер грязевой смазки. Облака газа скопились в пульте управления двигателем буровой установки и быстро воспламенились, сотрясая всю конструкцию парой сильных взрывов. Башня пламени опалила ночное небо, а члены экипажа вскарабкались в спасательные шлюпки или прыгнули в воду, заполненную обломками. Из 126 человек, находившихся на борту буровой установки, 98 удалось спастись без физических повреждений, 17 были ранены, а 11 работников платформы остались пропавшими без вести. Deepwater Horizon продолжала гореть в течение следующих тридцати шести часов, ее огромный шар огня и дыма был виден за многие мили.
Я был в резиденции, когда получил известие о том, что происходит в Персидском заливе, только что вернувшись из поездки на Западное побережье по сбору средств для кандидатов в Конгресс от демократов. Моей первой мыслью было: "Только не это". Всего пятнадцатью днями ранее в результате взрыва угольной пыли на шахте Upper Big Branch компании Massey Energy в Западной Вирджинии погибли двадцать девять шахтеров, что стало самой страшной катастрофой на шахте за последние почти сорок лет. Хотя расследование этой катастрофы находилось еще на ранней стадии, мы уже знали, что у Massey была длинная история нарушений техники безопасности. В отличие от этого, на буровой платформе Deepwater за семь лет не было ни одной серьезной аварии. Тем не менее, я не мог не связать эти два события и не задуматься о человеческих издержках зависимости мира от ископаемого топлива: о количестве людей, которые каждый день были вынуждены рисковать легкими, конечностями, а иногда и жизнью, чтобы наполнить наши бензобаки и поддерживать свет — и генерировать немыслимые прибыли для далеких руководителей и акционеров.
Я также знал, что взрыв будет иметь серьезные последствия для нашей энергетической программы. Несколькими неделями ранее я разрешил Министерству внутренних дел разрешить продажу некоторых морских участков, что позволило бы начать разведку нефти (хотя еще не добычу) в восточной части Персидского залива и некоторых водах у атлантических штатов и Аляски. Я выполнял предвыборное обещание: в разгар резкого роста цен на газ и в условиях, когда предложение Маккейна-Пэлин открыть береговую линию Америки для массового бурения набирало обороты в опросах общественного мнения, я обещал рассмотреть возможность более ограниченного расширения бурения в рамках энергетической стратегии "все вышеперечисленное". С точки зрения политики, любой переход к экологически чистой энергии займет десятилетия, а пока у меня нет проблем с увеличением добычи нефти и газа в США, чтобы уменьшить нашу зависимость от импорта из нефтегазовых стран, таких как Россия и Саудовская Аравия.
Прежде всего, мое решение разрешить новое разведочное бурение было последней попыткой спасти наше законодательство об изменении климата, которое к тому моменту находилось на жизнеобеспечении. Предыдущей осенью, когда сенатор-гоп Линдси Грэм согласился помочь составить двухпартийный законопроект о климате, он предупредил, что нам придется от чего-то отказаться, чтобы заручиться поддержкой республиканцев, достаточной для преодоления филлибастера, и бурение на шельфе было первым в его списке. Поверив Грэму на слово, Джо Либерман и Джон Керри провели месяцы, работая в тандеме с Кэрол Браунер, пытаясь убедить экологические группы в том, что сделка того стоит, указывая на то, что экологические риски морского бурения были снижены благодаря усовершенствованию технологий, и что любое окончательное соглашение не позволит нефтяным компаниям работать в таких чувствительных зонах, как Арктический национальный заповедник.
По крайней мере, некоторые экологические группы были готовы играть в мяч. К сожалению, по мере того как шли месяцы, становилось все более очевидным, что Грэм не смог выполнить свою часть сделки. Не то чтобы он не пытался. Он работал над тем, чтобы привлечь к сделке нефтяные компании, обхаживал умеренных республиканцев, таких как Сьюзен Коллинз и Олимпия Сноу, а также сенаторов от нефтяных штатов, таких как Лиза Мурковски с Аляски, надеясь, что они примут законопроект в коспонсоры. Но на какие бы уступки ни были готовы пойти Керри и Либерман, Грэм не смог найти желающих в рядах GOP. Политическая цена за сотрудничество с моей администрацией оставалась слишком высокой.
Сам Грэм начал подвергаться нападкам за свою работу над законопроектом о климате как со стороны избирателей, так и со стороны консервативных СМИ. Его требования не отступать от законопроекта усилились, что усложнило Керри задачу по привлечению экологических групп на свою сторону. Даже наше заявление о том, что мы закладываем основу для открытия новых территорий для бурения, вызвало гнев Грэма; вместо того, чтобы рассматривать это как про