Какие бы раны они ни носили, эти мужчины излучали спокойную гордость, когда собрались в своих ветеранских фуражках и аккуратных пиджаках, украшенных отполированными медалями. Они обменивались историями, принимали рукопожатия и слова благодарности от меня и других незнакомых людей, их окружали дети и внуки, которые знали их не столько по их героизму на войне, сколько по той жизни, которую они вели после нее — как учителя, инженеры, рабочие заводов или владельцы магазинов, мужчины, которые женились на своих возлюбленных, упорно трудились, чтобы купить дом, боролись с депрессией и разочарованиями, тренировали детскую лигу, работали волонтерами в своих церквях или синагогах, видели, как их сыновья и дочери выходят замуж и заводят собственные семьи.
Стоя на сцене во время начала церемонии, я понял, что жизнь этих восьмидесяти с небольшим летних ветеранов с лихвой оправдала все сомнения, зародившиеся во мне. Возможно, из моей речи в Каире ничего не выйдет. Может быть, дисфункция Ближнего Востока проявит себя независимо от того, что я сделаю. Может быть, лучшее, на что мы могли надеяться, — это умиротворить таких людей, как Мубарак, и убить тех, кто попытается убить нас. Может быть, как шептали пирамиды, в долгосрочной перспективе все это не имеет значения. Но в единственном масштабе, который каждый из нас может по-настоящему постичь, — в масштабе столетий, — действия американского президента шестьдесят пять лет назад направили мир по лучшему пути. Жертвы, принесенные этими людьми, примерно в том же возрасте, что и молодые армейские рейнджеры, с которыми я только что познакомился, имели огромное значение. Так же, как свидетельство Эли Визеля, жертвовавшего собой; так же, как готовность Ангелы Меркель усвоить трагические уроки прошлого своей страны, изменили ситуацию.
Настала моя очередь говорить. Я рассказал истории нескольких мужчин, которых мы пришли почтить. "Наша история всегда была итогом выбора и действий каждого отдельного мужчины и женщины", — сказал я в заключение. "Это всегда зависело от нас". Обернувшись назад, чтобы посмотреть на стариков, сидящих позади меня на сцене, я поверил, что это правда.
ГЛАВА 16
Первая весна в Белом доме наступила рано. К середине марта воздух стал мягче, а дни длиннее. С потеплением Южная лужайка стала похожа на частный парк, который можно было исследовать. Здесь были акры сочной травы, окруженные массивными тенистыми дубами и вязами, и крошечный пруд, спрятанный за живой изгородью, на мощеной дорожке к которому были отпечатки рук президентских детей и внуков. Здесь были укромные уголки для игр в пятнашки и прятки, и даже немного дикой природы — не только белки и кролики, но и краснохвостый ястреб, которого группа учеников четвертого класса назвала Линкольном, и стройная длинноногая лиса, которую иногда можно было заметить на расстоянии поздним вечером, а иногда она набиралась смелости и пробиралась по колоннаде.
Запертые на зиму, мы в полной мере использовали преимущества нового заднего двора. Мы установили качели для Саши и Малии рядом с бассейном и прямо напротив Овального кабинета. Поднимая взгляд с позднего вечернего совещания по тому или иному кризису, я мог видеть, как девочки играют на улице, их лица выражали блаженство, когда они взлетали высоко на качелях. Мы также установили пару переносных баскетбольных мячей на обоих концах теннисных кортов, чтобы я мог тайком с Реджи поиграть в H-O-R-S-E, а сотрудники могли играть между офисами в игры "пять на пять".
И с помощью Сэма Касса, а также садовода Белого дома и команды полных энтузиазма пятиклассников из местной начальной школы Мишель посадила свой сад. То, что мы ожидали увидеть в качестве значимого, но скромного проекта по пропаганде здорового питания, в итоге стало настоящим феноменом, вдохновило школьные и общественные сады по всей стране, привлекло внимание всего мира и к концу того первого лета дало столько урожая — гвоздики, моркови, перца, фенхеля, лука, салата, брокколи, клубники, черники, да много чего еще, — что кухня Белого дома начала передавать ящики с овощами в местные продовольственные банки. В качестве неожиданного бонуса один из членов команды по уходу за территорией оказался пчеловодом-любителем, и мы разрешили ему установить небольшой улей. Мало того, что он в итоге давал более ста фунтов меда в год, но предприимчивый микропивовар из военно-морской части предложил использовать мед в рецепте пива, что привело к покупке набора для домашнего пивоварения и сделало меня первым президентским пивоваром. (Джордж Вашингтон, как мне говорили, сам варил виски).
Но из всех удовольствий, которые доставит первый год в Белом доме, ни одно не сравнится с появлением в середине апреля Бо, обнимательного, четвероногого черного комочка шерсти с белоснежной грудкой и передними лапами. Малия и Саша, которые лоббировали желание завести щенка еще до начала предвыборной кампании, визжали от восторга, увидев его впервые, позволяя ему лизать их уши и лица, когда они втроем катались по полу резиденции. Влюбились не только девочки. Мишель так много времени проводила с Бо — учила его трюкам, держала на коленях, тайком угощала беконом, — что Мэриан призналась, что чувствует себя плохим родителем за то, что никогда не исполняла желание Мишель иметь семейную собаку.
Что касается меня, то я получил то, что кто-то однажды назвал единственным надежным другом, которого политик может иметь в Вашингтоне. Бо также дал мне дополнительный повод отложить вечернюю работу с бумагами и присоединиться к моей семье во время прогулок по Южной лужайке после ужина. Именно в эти моменты, когда свет угасал в полосах пурпура и золота, когда Мишель улыбалась и сжимала мою руку, когда собака бегала в кустах, а девочки бежали за ней, когда Малия в конце концов догоняла нас, чтобы расспросить меня о таких вещах, как птичьи гнезда или облачные образования, пока Саша обхватывала одну из моих ног, чтобы посмотреть, как далеко я смогу ее унести, я чувствовал себя нормальным, цельным и таким счастливым, какого только может ожидать человек.
Бо попал к нам в подарок от Теда и Вики Кеннеди, из помета, который был родственником любимой пары португальских водяных собак Тедди. Это был невероятно заботливый жест — не только потому, что порода была гипоаллергенной (что было необходимо из-за аллергии Малии), но и потому, что Кеннеди позаботились о том, чтобы Бо был приучен к дому, прежде чем он попал к нам. Однако, когда я позвонила, чтобы поблагодарить их, я смогла поговорить только с Вики. Прошел почти год с тех пор, как у Тедди диагностировали злокачественную опухоль мозга, и хотя он все еще проходил лечение в Бостоне, всем, включая Тедди, было ясно, что прогноз не очень хороший.
Я видел его в марте, когда он неожиданно появился на конференции в Белом доме, которую мы проводили, чтобы начать разработку закона о всеобщем здравоохранении. Вики беспокоилась о поездке, и я понимал, почему. Походка Тедди в тот день была неуверенной; его костюм едва сходился на нем после того, как он похудел, и, несмотря на его веселый нрав, его прищуренные, мутные глаза показывали напряжение, которое требовалось только для того, чтобы удержать себя в вертикальном положении. И все же он настоял на том, чтобы прийти, потому что тридцать пять лет назад дело обеспечения всех достойным, доступным медицинским обслуживанием стало для него личным делом. У его сына Тедди-младшего в возрасте двенадцати лет диагностировали рак кости, который привел к ампутации ноги. Находясь в больнице, Тедди познакомился с другими родителями, чьи дети были так же больны, но которые не представляли, как они будут оплачивать растущие медицинские счета. Тогда он поклялся сделать что-то, чтобы изменить ситуацию.
При семи президентах Тедди боролся за правое дело. Во время администрации Клинтона он помог добиться принятия Программы медицинского страхования детей. Несмотря на возражения некоторых членов его собственной партии, он работал с президентом Бушем над обеспечением лекарственного покрытия для пожилых людей. Но при всей его силе и законодательном мастерстве, мечта о создании всеобщего здравоохранения — системы, предоставляющей качественное медицинское обслуживание всем людям, независимо от их платежеспособности — продолжала ускользать от него.
Именно поэтому Тед Кеннеди заставил себя встать с постели, чтобы прийти на нашу конференцию, зная, что, хотя он уже не может возглавить борьбу, его краткое, но символическое присутствие может оказать влияние. Конечно, когда он вошел в Восточный зал, сто пятьдесят присутствующих разразились радостными возгласами и продолжительными аплодисментами. После открытия конференции я попросил его выступить первым, и было видно, как некоторые из его бывших сотрудников прослезились при виде того, как их старый босс поднимается для выступления. Его речь была короткой; его баритон уже не гремел так громко, как раньше, когда он ревел на полу Сената. Он сказал, что с нетерпением ждет возможности стать "пехотинцем" в предстоящих усилиях. К тому времени, когда мы перешли к третьему или четвертому оратору, Вики тихо выпроводила его за дверь.
Я видел его лично лишь однажды, пару недель спустя, на церемонии подписания законопроекта о расширении программ национальной службы, который и республиканцы, и демократы назвали в его честь. Но я иногда вспоминал Тедди, когда Бо забредал в комнату для переговоров, опустив голову и виляя хвостом, прежде чем свернуться калачиком у моих ног. И я вспоминала, что Тедди сказал мне в тот день, перед тем как мы вместе вошли в Восточный зал.
"Сейчас самое время, господин президент", — сказал он. "Не дайте ему ускользнуть".
Поиск некой формы всеобщего здравоохранения в Соединенных Штатах начался в 1912 году, когда Теодор Рузвельт, который до этого почти восемь лет был президентом-республиканцем, решил снова баллотироваться — на этот раз от прогрессивной партии и с платформой, призывающей к созданию централизованной национальной службы здравоохранения. В то время мало кто имел или чувствовал необходимость в частном медицинском страховании. Большинство американцев платили своим врачам за визит, но медицина быстро становилась все более сложной, и по мере того, как становилось доступным все больше диагностических тестов и операций, сопутствующие расходы начали расти, все больше привязывая здоровье к богатству. Великобритания и Германия решили аналогичные проблемы путем создания национальных систем медицинского страхования, и другие европейские страны со временем последовали их примеру. Хотя Рузвельт в конечном итоге проиграл выборы 1912 года, прогрессивные идеалы его партии заложили основу для того, чтобы доступное и недорогое медицинское обслуживание рассматривалось как право, а не привилегия. Однако вскоре врачи и политики южных стран выступили против любого участия государства в здравоохранении, назвав его формой большевизма.