Он показывал мне фотографии на маленьком экране. Такие сцены вы обычно видите в новостных передачах, рассказывающих о Бейруте и подобных местах. Повсюду тела и кровь. Раскинутые в неестественных позах руки и ноги мертвецов.
— Это что, тоже имеет отношение ко мне? — спросил я. — Я не знал никого из этих людей.
— В самом деле? Лишь двое наших оперативников не были тогда убиты — Мэй и Мириам, — сказал Стэп. — Их на тот момент не было. Впрочем, и для них ничем хорошим это не кончилось.
— Ты тоже спал с Мириам? — спросил я, хотя знать мне этого не хотелось.
Он закрыл глаза.
— Это были деловые отношения. Ничего больше.
Выражение его лица мне не понравилось. Я прислонил револьвер к его колену и положил палец на спусковой крючок.
Он зажмурился и закричал:
— О'кей! О'кей! Было, два раза. В этом чертовом клубе.
— Почему? — заставил я себя спросить.
— Потому что она была красивой. Потому что сама хотела этого. Потому что…
На лице Стэпа выступили капельки пота. Он испуганно замолчал.
— Потому что?… — подсказал я.
— Потому что это было в том месте. Не заставляй меня объяснять. Или извиняться. Ты все равно не поймешь. Мы создали этот клуб с тем, чтобы люди, назвавшись при входе, становились бы кем-то другим. Мы — надо отдать должное Мириам — делали это очень хорошо. Выходя оттуда, люди оставляли все позади.
Мне хотелось рассмеяться.
— Ты на самом деле веришь в это? — спросил я.
— Я спал с твоей женой дважды в маленьком секс-клубе на Гумбольдт-стрит. Она осталась довольна. Вот и все, что я могу сказать по этому поводу. Кроме того…
Он уже не боялся. Его переполняла ненависть.
— Это ты ее в это втравил, Бирс. Или у тебя выгорела память?
Я почувствовал, как взмок револьвер в моей руке. Я положил его на стол, вытер руку о штаны и снова взял. Захотелось пить.
— Ты хочешь сказать, что я пришел к тебе и попросил тебя спать с моей женой, потому что это понадобилось бюрократам, дергавшим тебя за ниточки?
Он кивнул.
— Вот именно.
— Я лично это сделал? Обговорил с тобой все за кружкой пива?
Он заерзал. Похоже, силился вспомнить.
— Нет. Ко мне пришла Мириам. Она сказала, что это — твоя идея.
Револьвер дрогнул в моей руке.
— Ну…
— Она сказала, что, по твоим данным, здесь идет подпольная деятельность. Что именно, она не уточнила. Я тоже не спрашивал. Когда мы разговаривали, было очевидно…
— Что именно?
— Ей было скучно. Невыносимо скучно. Она сказала, что и тебе это известно. Вы говорили об этом и решили, что немного… опыта не помешает вашему браку.
— Выходит, от меня ты этого не слышал? — спросил я.
— Мне это сказала Мириам! Чего ради она станет сочинять такие вещи? Почему ты… о господи, Бирс…
Я выпустил рядом с его ногой две пули. Они отскочили от каменного пола и со свистом разлетелись в разные стороны. Врезались во что-то деревянное. Я не смотрел: пусть их.
— Это не ложь! — воскликнул Стэп.
— Прошу прощения, — спокойно сказал я. — Это не твоя ложь. Это — ложь Мириам. Потому и промазал.
— Чего ты от меня хочешь? — спросил я. — Памяти? Кассеты? Фотографии? Чего?
Стэп вздохнул и покачал головой. Я снова поднял револьвер.
— Ты мне начинаешь действовать на нервы, — предупредил я. — У вас что-то пропало. Ты думаешь, что я знаю. Клянусь, понятия не имею.
— О'кей, — сказал он. — У нас там была установлена система наблюдения. Такой раньше никто не пользовался. Мы установили маленькие и большие камеры. Люди, за которыми мы следили, были не дураки. Тоже кое-что имели.
Он нахмурился. Воспоминания были не из приятных.
— Большим местным авторитетом на то время был Гверини. Маккендрик служил у него на побегушках. Но у него были амбиции.
Стэп уставился на меня.
— Гверини обтяпывал дела с выходцами с востока через постель. У нас была одна комната, оборудованная видеокамерами. Люди Гверини не смогли их обнаружить. Мириам и Мэй работали там с клиентами. Когда они ею не пользовались, туда шли люди Гверини и вели переговоры. Для нас это было очень полезно.
— И?
— Не делай скучного лица, Бирс. Мы говорим не о кучке заурядных местных рэкетиров. Все это должно было перерасти в нечто большое.
Я покачал головой.
— Куда податься маленькому человеку?
— Мы могли взять их всех. Гверини. Маккендрика. Подонков с востока. Наши агенты вели наблюдение, выжидали момент. Стоило нам отвернуться, как кто-то явился и поубивал всех до одного.
Он гневно смотрел на меня.
— Мы записали бойню на две пленки. Когда отмыли кровь, обнаружили, что записей нет. Вся наша работа. Все доказательства.
Он снова осуждающе посмотрел на меня.
— Это означает, — сказал Стэп, — они знали, куда смотреть.
— Понимаю, для вас это был удар. Не надо было отворачиваться.
— Пошел ты… — пробормотал он. — Мы все потеряли. Бандиты разбежались. Гверини вскоре убил его же подельник. Маккендрик сделался местным доном и городским благодетелем. Результат? У нас здесь настоящий Дикий запад, а никто не подозревает. Поезда и автобусы ходят по расписанию. Посмотришь вокруг и подумаешь, что с преступностью проблем нет. Да потому что все в их руках.
Это я и сам успел почувствовать.
— Итак, — сказал я осторожно, — если это я оказал им услугу, как получилось, что меня посадили в тюрьму, вынесли смертный приговор, кололи все эти годы иголками?
— Это ты мне скажи.
— Я не знаю.
— Сколько у тебя еще будет ко мне вопросов, Бирс?
— Только один. Получается, я хотел их подловить. Или кто-то хотел.
— Верно.
— С помощью записей?
Он не ответил.
— А если бы они у тебя сейчас были? — спросил я.
— Тогда люди посыпались бы отсюда до самой Атлантики. Маккендрик был бы самой мелкой добычей. Почему, ты думаешь, он держал тебя все эти годы живым? Ему все еще нужны эти записи.
В этот момент я, должно быть, поумнел. Задав следующий вопрос, подумал, что мог бы в свое время стать приличным детективом.
— А когда Фрэнки Солера перед смертью признался священнику в убийстве? — спросил я.
Рот Стэпа скривился в подобии улыбки.
— Тогда Маккендрик узнал, что ты выходишь. Это означало, что скоро ты умрешь. Он продержал тебя в тюрьме больше двадцати лет, старался выжать то, что хотел. Если он не смог добыть этого, а ты получил доступ к свободе, тогда…
Он нахмурился. Думаю, он не знал, сказать ли то, что было у него на уме.
— Полгода назад мы перевели тебя из Гвинета в подобие тюремной камеры. Есть у нас такое заведение в лесу, — продолжил он.
Эта новость меня глубоко ранила. Оказывается, я был совсем плох, раз ничего не заметил. Он продолжил:
— Вся эта чепуха по телевидению насчет казни была устроена Маккендриком. Он пытался замести следы. Мы тоже старались к тебе подобраться. Не получилось. Пока ты жив.
Мой старый партнер пожал плечами, словно врач, разочарованный тем, что прописанные им таблетки от кашля не помогли пациенту.
— Мы попробовали еще несколько способов. Не получилось. Тогда решили выпустить тебя домой. Посмотреть, что случится.
Он не сводил с меня слезящихся глаз.
— Ты всегда был умен, Бирс. На том банковском счете твоя подпись.
Я подумал о документе в компьютере Сюзанны Аурелио. И о записи на полях.
— Я кое-что увидел в судебных документах. Насчет звонка, который я будто бы сделал. Вы не смогли этим воспользоваться. Почему?
— Незаконное телефонное подслушивание. Я подумал, что это допустимо, потому что Мириам знала об этом. Она поставила жучок в твою линию.
— Нашу линию.
— Твою линию, — сказал он и снова взял свою маленькую игрушку. — Хочешь послушать?
— Конечно, — сказал я и по улыбке на его больном лице заключил, что, возможно, это — последнее, чего мне может хотеться.
Он стал нажимать на кнопки.
— Мы записали это через четыре часа после выстрелов в баре «Сестра дракона». Сразу после убийства Мэй Лун. Мы не знаем, откуда был сделан звонок. В те дни это не так просто было определить. Ты звонил Мириам, после того как понял, что она не собирается играть в твою игру.
Из крошечного микрофона его игрушки послышался скрежет, как от старой граммофонной пластинки. Это действительно был я. И я был зол. Очень зол.
— Мириам. Мириам!
Пауза. И затем:
— Бирс? Где ты? Что случилось? Пожалуйста, приезжай домой. Мы можем все решить. Я люблю тебя, милый. Я тебя люблю.
Ужас в ее голосе был реален.
— К черту твою любовь! — заорал я.
— Рики скоро пойдет спать, милый. Не буди его. Он очень не любит, когда мы ссоримся. Пожалуйста…
— Хватит врать! — заревел я.
Разговор неожиданно закончился. Похоже, что я бросил трубку.
Стэп молчал. Вид у него был довольный.
Подвал словно ожил. Я чувствовал всепроникающее присутствие жены, напоминающее сладкий влажный запах дерева, смешанный с пылью.
Работает телевизор. Она присоединила к нему видеомагнитофон. Это что-то новенькое. Большая блестящая видеокамера.
— Мириам! Мириам! Откуда это взялось? Мы не можем себе позволить такие вещи.
Камера стоит на треножнике лицом к комнате, большая и уродливая. Она присоединена кабелем к видеомагнитофону. Я понятия не имею, зачем она здесь. Рики в школе. Я пришел домой чуть пораньше. Мириам не было. Потом она появилась, и я увидел, что жена взволнована. Возможно, немного смущена.
Она потащила меня в подвал посмотреть на камеру.
— Я ее не покупала, глупый. Ты знаешь Кэтлин Сандерсон?
— Нет.
— Да знаешь, просто не хочешь вспомнить. Ее муж работает на фирму «Сони» или что-то в этом роде. У него есть такие штуки… Их вставляют в уши. Так вот, эти камеры они раздают, чтобы узнать мнение потребителей.
— Хочешь сказать, что это бесплатно?
— Бесплатно, — вздохнула Мириам. — Что за проблема? Смотри…
Она нажимает на кнопки видеомагнитофона. Мне показалось, что она что-то уже записывала, а потом прервала запись. В этих игрушках я ничего не понимаю, но Мириам, похоже, их обожает. В телевизоре появляется картинка. Рики корчит гримасы, ему скучно. Наконец, поет песню, что-то из «Улицы Сезам». У него смущенный вид.