Но на экране снова что-то появляется. Опять Мириам. Внизу время — 16:11. Незадолго до того, как я пришел домой, если то, что мне говорили в суде, верно. Ей и Рики остается жить около часа.
— Видишь, видишь… — шепчет она.
Ее лицо обращено к камере. Это где-то еще. Она напугана, страшно напугана. Волосы прилипли к голове. Она все время откидывает их назад дрожащими пальцами, чаще, чем следует.
— Послушай, — говорит она, — я не знаю, кто ты, посмотрит ли на это кто-то еще. Я хочу это спрятать. О'кей? Не знаю…
Она уходит от камеры. Мы видим подвал. Он чище. Немного. На столе вещи: одежда и другие предметы. В углу чемодан и дорожные сумки.
— Он скоро придет. Если повезет, мы с Рики уйдем. Знаю, я не должна…
Она делает паузу, снова нервно приглаживает волосы.
— Хочется, чтобы кто-то знал. Это был он. Бирс приказал мне делать это. Я не хотела…
Мириам останавливается. В ее глазах настоящие слезы. Похоже, она не владеет собой.
— Он заставил меня делать… эти вещи. С другими мужчинами. Мошенниками. Друзьями.
Ее рот болезненно кривится.
— Я не хотела этого делать, Бирс. Бога ради, зачем ты заставлял меня это делать? Мы не так уж нуждались. Я чувствую…
Она ломает руки и трясет ими, словно они у нее мокрые, а вода с них никак не сливается.
— Ужасно.
Она смотрит прямо в камеру. Серьезное выражение. Мириам говорит:
— Сейчас я возьму себя в руки.
— Он посылал меня к чиновникам. Приказывал делать то, что они скажут. Все.
Пауза. Волосы.
— Все. И ждать, ждать. Потому что в конце концов я узнаю что-то ценное, то, за что заплатят огромные деньги. Таких денег коп за всю жизнь не заработает. С этими деньгами он сможет делать все что угодно. Уехать за границу. Стать кем-то другим. Возьмет меня и Рики, и вдали отсюда мы будем жить в большом доме на морском берегу. Он говорит…
Она судорожно сглатывает.
— …мы продадим информацию тому, кто больше предложит. Бандитам. Правительству. Кому угодно. И…
Мириам вздыхает. У нее усталый, напуганный вид.
— Я ему больше не верю. И не должна была. Бирс сумасшедший.
Она движется к камере.
— Послушайте меня. Бирс сумасшедший. На вид и не скажешь. Все, кто его видит, думает, что он нормальнее всех. Но это не так. Вы не видите того, что вижу я. Здесь. В доме. Он сумасшедший, жестокий и… Думаю, что мы с Рики ему не нужны. Я не хочу уходить. Это нехорошо. Я…
Снова слезы. Трагически приоткрытый рот.
— Я делала это. В том месте… А сейчас я боюсь, что исчезну. Он может это сделать. Он может сделать все, что захочет, и никто не узнает.
Она останавливается. Откуда-то слышится шум, хотя сохранившаяся во мне крошечная частица здравомыслия подсказывает, что это она сама громко стучит ногой по полу.
— О господи. Думаю, это он пришел. Он сказал, что убьет этих людей. Он пугает меня. А теперь он здесь. Господи… Господи! Нам нужно где-то спрятаться. Спрятаться…
Экран темнеет. Старый динамик негромко шумит. По пустому темному экрану пробегают полосы.
Все смотрят на меня, каждый — по-своему.
Взгляд Стэпа говорит: «Я всегда знал, что это ты!»
В глазах Маккендрика читаю: «Скажите на милость!»
И Элис. Бедная, потерянная Элис.
Элис смотрит на меня из другого конца комнаты. Ее глаза блестят от слез и гнева, губы дрожат, она силится сказать что-то…
— Нет, нет, нет…
Это слово выскакивает из ее рта, соединяется в нескончаемую мучительную цепочку.
Я не слышу. Не хочу слышать.
И она кричит:
— Это неправда, Бирс! Скажи мне, что это неправда, и я поверю тебе!
Я подношу дуло револьвера к своему виску.
Бормочу то, что всегда бормотал. Слова выходят легко, словно они запрограммированы в моей голове.
— Не помню. Ничего не помню.
Все так просто. Легкое нажатие на теплый кусок металла под указательным пальцем, мгновенная агония.
И не будет больше такой вещи, как память. Не будет боли. Ничего больше не будет.
Я чувствую сильный удар по затылку. Старая боль, знакомая.
Открываю глаза. Падаю. Слышу голоса.
Надо мной стоит человек с оружием в руке. На рукоятке кровь.
Я смотрю на его китайское лицо и думаю: «Ага!..»
Лежа на полуподвале, оглушенный ударом, я наконец прихожу в себя. У этого лица есть имя. Два имени. А я — дурак, самый глупый человек на свете.
Поднимаюсь. Мой револьвер катится по полу. Вижу Без Имени и остальных китайских подростков. Они нервные и немного испуганные, потому что вся ситуация приняла оборот, которого они не ожидали в своих подростковых фантазиях. Кто-то должен умереть. Это пугает их и одновременно волнует.
Человек, стоящий надо мной, смотрит на Элис Лун. Она подошла ко мне и неуверенно наставила пистолет мне в лицо. Ствол дрожит. Китаец держит собственное оружие дулом вниз. Уверенно.
— Слушайся своего дядю Джонни, — слышу я собственный спокойный голос и вижу ужас в ее глазах. — Или мистера Хо. Уж не знаю, как ты его называешь.
— Ты знал, — говорит она, и это не вопрос. — Думаю…
Ее лицо тревожно, даже нерешительно.
— …думаю, ты умеешь прятать эти вещи, Бирс. Даже иногда от самого себя.
Это правда? Я понятия не имею. Все, что знаю, это то, что не могу оторвать глаз от стоящей рядом с ней фигуры китайца с худым, покрытым шрамами лицом и тощим телом в темной куртке с капюшоном. Своей улыбкой он может издали распугать детишек. Элис этого не видит: как-никак родственник.
Джонни слегка кланяется.
— Конечно, он знал, — говорит он. — Он не дурак. Я же тебе говорил, детка. Он давно это понял, много лет назад. Когда он убил твою маму и всех других людей.
Джонни подходит и бьет меня ногой под дых. Не так больно, как могло бы быть.
— Бирс знал, что я убежал. Я правду говорю? Он просто не ожидал, что я вернусь.
Сейчас я почувствовал сильную боль в животе. Это не самое худшее, что происходит в этот момент.
— Нет, — вздыхаю я. — Я его не знаю. Я никогда не делал ничего…
Я смотрю Элис в глаза.
— Я уверен. Этого человека я вижу впервые. Моя амнезия прошла. Должно быть, удар по голове так подействовал. Извини…
Ее пистолет, направленный на меня, больше не дрожит.
— Ни ты, ни кто-то другой в это не поверит, — добавляю я. — Я тебя не виню.
Я трясу головой, стараясь прояснить мысли, и хорошенько оглядываю китайца.
— Значит, ты убежал? А потом вернулся?
— Вот теперь правильно.
Он гладит себя по лицу.
— Получил это в Сингапуре. Нравится?
Джонни держит в руке небольшой тупорылый пистолет. Похоже, не знает, над кем посмеяться. Надо мной или над своей племянницей, которая, что нехарактерно для нее, не видит, что происходит. У Элис на глазах слезы, и мне кажется, что ей это нравится, потому что слезы смягчают гнев от открывшейся ей правды.
— Восхитительно, — говорю я. — Ты не возражаешь, если я встану?
— Конечно, — улыбается он. — Ты наконец-то нашел записи?
— Да, — говорю я и показываю на две оставшиеся кассеты. Они лежат на видеомагнитофоне.
Стэп пытается вмешаться в разговор. У него серьезное, деловое выражение лица.
— Я представляю федеральное агентство, — говорит мой бывший партнер. У него дребезжащий голос пожилого человека. Он пытается выглядеть достойно, несмотря на веревки. — Обещаю, мы можем заключить сделку. Деньги. Защиту свидетеля. Назовите ваши условия.
— Защиту свидетеля? — хохочет Джонни и снова пинает меня ногой.
Элис по-прежнему целится в меня. Джонни чувствует себя раскованно.
— Зачем мне эти глупости? — спрашивает он.
— Безопасность, сэр, — очень серьезно отвечает Стэп.
Джонни молчит. Выслушивать лекции о безопасности от человека, привязанного к стулу в чьем-то подвале, в комнате с группой вооруженных китайских подростков, готовых сделать, что им прикажут… Я могу его понять.
— Скажи им все-таки, — прошу я. — Пожалуйста. Сделай это для меня. Нет. Сделай это ради Элис.
— Сказать им что, Бирс? — удивляется Джонни.
— То, что случилось, — говорю я, и от одних этих слов мне делается холодно и страшно.
Его улыбка делается еще шире, как у чеширского кота. Я представлял себе такого кота живущим на дереве, охотящимся на птиц. Кот толст, ему и жить-то лень.
— О! Что случилось?
Он слегка кланяется Элис.
— Послушай, Элис, — любезным тоном произносит Джонни Лун. — Ты — взрослая девочка. Хорошая девочка. Помогаешь своей семье. Значит, можешь выслушать взрослые вещи. Дело в том, что мы все были друзьями. Твоя мама, я, Мириам и Бирс. Хорошими друзьями. Иногда я трахал Мириам. Иногда Бирс трахал твою маму.
— Нет, нет, нет, — вскипаю я, но его пистолет поднимается, и я умолкаю. Не из-за пистолета, а из сострадания к боли на ее прекрасном лице.
— Мы вместе обтяпали это дельце. Мы работаем для этого человека. Берем его деньги. Получаем от него кое-что ценное. Продаем это. Только вот…
Он пожимает плечами.
— Только вот глупый белый подонок стал жадничать. Захотел все присвоить. Уничтожил людей. Убил твою маму. Убил Мириам.
— И Рики тоже, — вмешиваюсь я. — Его не забудь.
— Да. Он бы и меня убил, если бы я не сбежал.
Она смотрит на меня. Похоже, не знает, как к этому отнестись.
— Понимаешь? — спрашивает ее Джонни. — Я тебе говорил. С самого начала. Бирс — плохой человек. Убил бы нас всех, если бы смог.
Он кладет ей руку на плечо. Со стороны — заботливый дядюшка, желающий племяннице только добра.
— А сейчас? — спрашиваю я.
Он пожимает плечами.
— Сейчас Элис знает.
Он смотрит на видеомагнитофон.
— Сейчас я хочу что-то продать.
Он смотрит на меня.
— Сейчас ты умрешь.
— Застрелишь этого подонка потом, — вмешивается в разговор Маккендрик. — Послушай, Лун. Выведи меня отсюда. Я дам тебе вдвое больше того, что предлагает федерал. И тебе не придется платить налоги.
— Куча денег за две кассеты, — говорит Джонни.