— Может быть, — согласился Морган.
Он взглянул на деньги голодными глазами. И подумал о своем корабле, оставленном за Энцибель, не заправленном и не способном двигаться — как и он сам. Чем он все-таки обязан поселенцам? Они пощадили его, когда у них была такая возможность? Как и большинство тех, кто открывал новые миры, Морган уважал жизнь. Он убивал только по необходимости, только, когда не было другого выхода.
Но... с такими деньгами он бы смог остаться тут. В конце концов, Локи — большая планета. Он нежно провел кончиком пальца по курку невидимого пистолета.
Морган внезапно ухмыльнулся, и его правая рука двинулась с ошеломляющей скоростью. Стол дернулся, светящееся дерево пузырьков отклонилось в сторону, оказавшись между Вэлли и ним. Когда оно выправилось, ствол пистолета Моргана уже лежал на краю стола, а его немигающий взгляд не открывался от венерианина. Вэлли встретил этот холодный взгляд, чуть скосив глаза. Затем медленно поднял их, с ожиданием уставившись на Моргана.
— Ну? — сказал он.
— Я заберу деньги. Прямо сейчас.
Вэлли не отводил решительный взгляд в течение бесконечной секунды. Затем медленно пододвинул пачку банкнот к Моргану, не сводя с него взгляд. Морган, не опуская взгляд на деньги, нащупал их свободной рукой и уверенным движением убрал связку в карман.
Венерианин едва заметно шевельнулся. Морган не дал ему времени завершить движение, что бы тот не задумал.
— Не двигайся! — приказал Морган.
— Тебе не сойдет это с рук, — пообещал человек с Венеры. — Мои парни...
— Нет, они не станут ничего делать, — уверенно сказал Морган. — С чего бы им? Я заработаю эти деньги.
— Как? — Брови Вэлли поднялись.
— Я направлю стадо, так уж и быть. Но не на город. Это убийство, а таким я не занимаюсь ни за какие деньги. Космический Патруль не прощает убийств.
— И какой тогда твой план?
— Знаешь фруктовые сады к востоку от города? И поля между ними и Энцибель? Я проведу Харвестеров по этой долине. Они втопчут посевы прямо в землю. И снесут фруктовые деревья. Разрушат добрых полгода работы. Возможно, это заставит жителей покинуть с Локи. — Морган шлепнул губами. — Должно произвести такой же эффект.
— Я бы не был так уверен, — нахмурился Шайнин Вэлли.
— Ты когда-нибудь слышал стадо несущихся быков? — потребовал Морган. — Земля трясется, как при землетрясении. Окна вылетают в домах, расположенных даже в полукилометре от стада. Когда жители почувствуют, услышат и увидят, что происходит, они покинут свои дома, как пчелы, вылетающие из улья. У тебя будет достаточно времени. Кроме того, это именно то, что я и так собирался сделать. И ничего больше. Хочешь, чтобы я заработал деньги или просто ушел с ними?
Шайнин Вэлли посмотрел на свои длинные, бескостные пальцы, сжимающие оловянную кружку. Он причудливым образом переплетал их друг с другом, словно плел сложное венерианское предложение на языке жестов, чтобы помочь себе принять решение. Через секунду кивнул и поднял голову, а его глаза скрыл поднимающийся столбик пузырьков.
— Отлично, — наконец, сказал он. — Значит, я могу на тебя рассчитывать?
Морган встал и отодвинул стул.
— Конечно, я все сделаю, — ответил он. — Но по-своему.
Шайнин Вэлли опять уткнулся в поднимающиеся пузырьки. И издал гортанью звук венерианского моря, накатывающего на каменистый берег.
— По-твоему, — согласился он самым мягким голосом.
Харвестеры — безмозглые ангелы разрушения. Они выглядят, как керубы[7], величественные бородатые керубы из ассирийских легенд, огромные, с телом быка, большими львиными головами и густыми, курчавыми ассирийскими бородами. Надбровные дуги покрыты звукочувствительными усиками, и они воспринимают звук не хуже сонара. Любое отклонение от нормального звукового фона обращает их в ужасное, сметающее все на своем пути бегство.
У хорошего исследователя не бывает опасных путешествий, вспомнил Морган старую пословицу и истолковал ее, как: избегай неожиданного. Новые миры таили в себе слишком много неожиданностей. Первая вода, выпитая Морганом на Локи, казалась пригодной даже после проведения всех химических тестов, но вызвала двухнедельный жар из-за нового вируса, который наука смогла классифицировать... гораздо позже, лишь после его обнаружения. Вирус проходил через фарфоровые фильтры, выдерживал кипячение, противостоял всем стандартным очистительным химикатам и так сильно выходил за привычные рамки, что экстраполяция не помогла — если не экстраполировать до бесконечности, но тогда все новое останется за бортом.
Как и Харвестеры. Был способ управлять ими. Его знали немногие, и еще меньшее количество обладало молниеносной реакцией, чтобы воплотить его в жизнь.
Затаившись в засаде, Морган едва осмеливался дышать. Он был почти, как камень. Но не совсем — это стало бы ошибкой, поскольку он все же не являлся камнем, а без естественной врожденной маскировки не мог надеяться сымитировать полную неподвижность. Но Морган всеми чувствами воспринимал природный ритм и движение темного леса вокруг, звезд над головой, время сна и время пробуждения флоры и фауны Локи, и медленно, постепенно погружался в совершенную, динамическую пустоту идеальной гармонии с миром природы.
Морган опустошил свой разум. Он не просто ждал. Ультразвуковой пистолет был готов в любой момент выстрелить. Морган запомнил положение пасущегося стада Харвестеров, направление ветра, который дул в лесу и над ним. Стадо сонно паслось, едва заметно передвигаясь в темном лесу долины перед ним. Потом животные замерли, наверное, заснув под звездами. Морган сел на корточки в звенящей тишине, позволил кончикам пальцев дотронуться до мха и послать в мозг слабые вибрации.
Один раз Морган пошевелился, зашуршав сухими листьями, как конфетти, и передвинулся туда, где пробивающийся звездный свет лучше маскировал его. Он сам не понял, чем второе место было лучше, пока не ощутил ритм Локи.
Морган уже вступал с таким количеством миров в эту духовную и одновременно физическую связь, что легко ощутил пульс жизни планеты, открывшей путь для перехода между живым миром и живым человеком. В тот момент ему показалось, что вся планета Локи спала и не знала о его присутствии. Только он припал к земле в идеальной согласованности с вращающимся миром. Моргану вряд ли нужно было смотреть на темный осциллоскоп, устройство, при помощи которого он проверял свою согласованность с окружающим. Чувством более сложным, чем зрение, он знал, что все идеально. Дрожащая зеленая линия на табло осциллоскопа преобразовывала ночные звуки Локи в нечто видимое. Вторая линия, периодически пересекающая с первой, показывала его собственную активность. Разумеется, ни один человек не мог сделать так, чтобы обе линии сливались воедино. По крайней мере, пока был жив.
Разум Моргана, освобожденный от крутящихся воспоминаний, позволил всплыть старым образам. И носит он вращающийся шар, вспомнил Морган строчку из давно забытой книги. Мертвец, облаченный во вращающийся мир. Сейчас Морган носил Локи, но не в том смысле, о котором писал поэт. Это придет позже. Когда-нибудь, где-нибудь, в каком-то мире, чье название даже еще неизвестно, он вступит в брак с вращающимся шаром, а затем зеленые линии задрожат и сольются воедино.
Но сейчас Морган носил Локи, свой мир, за который сражался и страдал. Он не собирался никому его отдавать. И такая возможность была. Места хватит для всех. Деревни будут расти, стальные паутины расползутся дальше, но горы и лес никуда не исчезнут.
Пройдет очень много времени, прежде чем поселенцы посмеют начать исследовать Смертельную равнину, Великую Долину Болот или Горячие Холмы.
Земля задрожала. Зеленая линия задергалась в быстром танце. Быки Харвестера пришли в движение.
Зеленая линия пришла в бешенство. Мох под пальцами Моргана начал передавать сильные вибрации. Десятки мощных копыт, несущих огромные тела, лениво топали по узкой долине прямо к нему. Он ждал. Чувства напряжения не было вовсе.
Морган еще не увидел животных, но появилось ощущение, что вокруг него все зашевелилось. Листья зашелестели, стволы деревьев завибрировали. Стадо приближалось. Морган полностью расслабился, позволив биению Локи нести его с собой.
Вверху, среди листьев, тускло освещенных звездным светом под острым углом, из своего положения Морган увидел, как лианы задрожали, затрещали, разорвались и внезапно появилась черная, бородатая морда, покрытая разорванными листьями. Лианы треснули на могучей груди, и вожак стада величественно предстал перед Морганом, черный, гладкий, посверкивающий голубоватым отливом, а его кудрявая грива соединялась с такой же кудрявой бородой. Усики медленно, но беспрестанно раскачивались над круглыми, настороженно моргающими глазами. Бык фыркал и свистел ноздрями. Когда он ступал своими мощными копытами, земля сотрясалась.
Морган не пошевелился, но все его мышцы натянулись, как струны, а внутренний баланс его жилистого тела приготовился к прыжку. Он подождал секунду, затем его правая рука стиснула устройство для стрельбы, связанное со спрятанным пистолетом.
Это был «крикун», установленный на максимальную мощность чистого звука. Морган услышал первую волну мощнейшего механического рева, широко открыл рот и закричал так громко, как только мог. Его голос утонул в шумном выстреле «крикуна», но его это не беспокоило. Ему нужно было уравнять вибрации с обеих сторон барабанных перепонок: крик спасал его от глухоты.
На Харвестеров рев подействовал сокрушающе. Через весь лес разнесся грохот копыт, и гора мощных мышц, казалось, задрожала, когда стадо приготовилось помчаться во весь опор. Морган рассчитал время с точностью до долей секунды. Его реакция должна была быть идеально точной.
Две пятых секунды ушло на то, чтобы сенсоры Харвестеров полностью потеряли чувствительность после воздействия. Стадо моментально оглохло. Оно больше не будет реагировать с привычной для них сверхчувствительностью. Но за эти две пятых секунды рефлексы отправят их в головокружительное бегство.