Филипп Грейвс в украшенном оплетками наряде кабальеро из нового фильма лежал на своей кушетке и держал в дрожащих пальцах сигарету, когда Сильверс протиснулся через группу окружавших его работников.
— Вам уже лучше, Фил? — спросил он. — Что с вами было?
— Ничего... ничего, — нетерпеливо ответил актер. — Со мной уже все хорошо. Просто на несколько минут потерял сознание. Но я буду в полном порядке.
Эйб Сильверс, не теряя времени, созвал собрание правления. Двенадцать членов правления «Метро-космик» уже ночью стояли парами и тройками, недоверчиво переговариваясь, в затененной студии О’Бирна, как только там был установлен первый десяток помостов. Сильверс никому не посмел описать заранее это чудо современной техники.
— Это не походит ни на что, что вы видели когда-либо прежде, — смущенно предупредил он их, когда члены правления стали подниматься на помосты. Когда все заняли свои места, Сильвере подал сигнал О’Бирну, что можно начинать, и еще раз глянул вокруг, прежде чем засияли лампы. Члены правления пристально поглядели на него в ответ, что-то бормоча и даже высказав парочку протестов.
— Самое подходящее слово для этого «глупый», — сказал один из правления. — Глупо стоять здесь и пялиться в пустоту. Я уж не говорю о том, что тут нет даже экрана? Куда же мы должны смотреть?
А затем, когда стена сверкающего света отрезала его от коллег, Сильверс остался один, стоя посреди сверкающего со всем сторон тумана. Откуда-то доносились пораженные восклицания и возгласы, которые замерли, когда Сильверс во второй раз услышал бархатный голос диктора, раздавшийся как бы со всех сторон одновременно.
— Сейчас вы попадете в зачарованный лес возле Афин ночью, в разгар лета, чтобы увидеть то, что увидел во сне Шекспир более трехсот лет назад...
Почему-то, пока продолжалась пьеса, Эйб Сильверс начал вдруг думать о силе ссоры между Титанией и Обероном, которая почти осязаемым пламенем пылала в чистом ночном воздухе. Ссорились ли они в прошлый раз столь же отчаянно. Была ли их...
Дикий хохот и прыжок Пака через его плечо стер его полусформировавшиеся мысли, и тут в лесу пронзительно зазвенел телефонный звонок. Секунду Сильвере пребывал в каком-то подвешенном состоянии. Он прекрасно помнил, что в прошлый раз звонок не звонил до того, пока Титания не легла спать на берегу, где густо рос чабрец. Но лес вдруг исчез. Сильверс ошалело уставился в студию, столь внезапно выросшую вместо знаменитой поляны волшебной страны, и увидел замерших в изумлении, ошеломленных людей.
— Вас к телефону, Эйб, — голос О’Бирна окончательно рассеял туман грез, все еще окутывавший его.
Сильверс смущенно усмехнулся и спустился с помоста.
— Шеф, шеф! — забормотал из трубки чей-то голос, пронзительный, перекрывающий возрастающий позади Сильверса гул голосов. — Энн Актон лежит без чувств в Гроуве!
— Она что, пьяна?
— Не думаю... но так наверняка напишут в газетах! Она... секундочку. .. О, она приходит в себя! Так что нам делать?
— Отвезите ее домой, — вздохнул Сильверс. — Я немедленно займусь газетами. Ну, что за жизнь пошла!
Он повернулся к О’Бирну и пожал плечами. — Актон снова падала в обморок, — сердито пробормотал он. — Ну, ладно, но если она опять скуксится посреди «Только не завтра», мы лишимся последних рубашек. Я поеду сейчас за врачом...
— Эйб, — прервал его О’Бирн так тихо, что Сильверс, уже собиравшийся уйти, удивленно повернулся к нему. — Эйб, вы понимаете, что Энн Актон падает в обморок каждый раз, как мы начинаем показывать эту пьесу? Интересно, как обстоит дело с другими актерами?
— Что вы имеете в виду? Почему они?.. Блэр, не сходите с ума!
Голос Сильверса звучал уверенно, хотя у него в голове прозвенел звоночек тревоги. Филип Грейвс, который играл Оберона, тоже терял сознание в прошлый раз. И... да, разве он не заметил газетную заметку в рубрике светской хроники, что Фиби Темплтон упала в обморок во время чаепития в Нью-Йорке? Было ли это в тот же день? Скорее всего, да, с ужасом подумал Сильверс. Конечно, все это было лишь скандальной сенсацией, но теперь он должен приложить все силы, чтобы уберечь Актон от газет. Она никогда не искала любви репортеров, и Сильверс понимал, что они постараются максимально раздуть эту историю. Они... Опять зазвонил телефон.
— Только что пришла телеграмма от помощника Филипа Грейвса, — встревоженно раздался в трубке голос его жены. — Филипп, находящийся на борту корабля, внезапно заболел. Его помощник сообщает, что это появится завтра во всех газетах, и спрашивает вашего совета.
Сильверс с тревогой пригладил рукой волосы.
— Спасибо, — чуть упавшим голосом пробормотал он. — Я позабочусь об этом. Домой вернусь поздно.
Он подошел к людям, все еще толпившимся возле помостов и что-то восхищенно обсуждавшим. Они не слышали его разговоры по телефону в дальнем конце студии.
— У нас же уже есть контракт с этим человеком, не так ли? — с тревогой спросил кто-то у его локтя. — Нужно немедленно начать производство. Это самое грандиозное, что вообще когда-либо происходило...
— Да... контракт, считайте, у нас в кармане, — расплывчато ответил Сильверс. — Блэр, сколько времени понадобится на производство первой сотни таких помостов? Мы должны организовать большой показ как можно быстрее.
— Сто пятьдесят будет готово примерно через неделю, — нехотя признал О’Бирн. — Но, Эйб... Эйб, вы же не думаете, что мы должны сделать это?
Сильверс оттащил его в сторону.
— Послушайте, Блэр, — тихо сказал он. — Держите свое воображение под контролем. Какая может быть связь между показом фильма и тем фактом, что у перегруженных работой, темпераментных людей временами бывают обмороки? Я признаю, что это действительно странное совпадение, но давайте мыслить разумно. Мы не можем позволить себе упустить самую грандиозную революцию, когда-либо свершившуюся в киноиндустрии, только потому, что какая-то впечатлительная актриса несколько раз падала в обморок.
О’Бирн слегка пожал плечами.
— Интересно, — пробормотал он, словно размышлял вслух, — сколько уже времени люди пытаются создать жизнь. И всякий раз что-то мешает... никто еще не добился успеха. Мое изобретение, конечно, не жизнь, но слишком близко к ней, чтобы я мог оставаться спокойным. Мне кажется, за присвоение власти Бога всегда следует расплата... даже просто за приближение к ней. Я боюсь, Эйб...
— Блэр, вы можете сделать мне одолжение? — спросил Сильверс. — Отправляйтесь сейчас спать и забудьте обо всем до утра. Завтра мы встретимся, а сейчас у меня по горло других проблем.
На губах О’Бирна появилась бледная тень улыбки.
— Ладно, — сказал он...
ТЕМПЛТОН—ФРЕДЕРИКС!
ТАЙНОЕ БЕГСТВО ЛЮБОВНИКОВ!
Такой заголовок выкрикивали разносчики газет, когда Сильверс вылез из машины на следующее утро. Он дважды просмотрел заголовок, чтобы убедиться в этом, потому что все журналы, посвященные кино, последние полгода освещали и обсуждали роман Фиби Темплтон с Манфилдом Дрейком, а вовсе не с Биллом Фредериксом. На этой неделе должна была состояться их свадьба, но... Он торопливо купил газету, а в голове засела одна дикая мысль. Темплтон и Фредерикс играли любовников в телефильме О’Бирна!
«Мы с Биллом знали друг друга уже полгода, — были процитированы в газете слова Фиби Темплтон, — но не понимали вплоть до прошлой ночи, как много мы значим друг для друга. Это было просто чудо. Я поехала на Запад, а Билл остался в Голливуде. И внезапно в Денвере меня осенило, что я должна немедленно поговорить с ним. Я позвонила... а дальше все было словно в тумане. Я только смутно припоминаю, что зафрахтовала самолет, мы встретились в Юме и уже нынче утром поженились. Конечно, я понимаю, что нехорошо поступила с Манфилдом, но это было сильнее меня. В десять часов вечера мы с Биллом внезапно поняли, что предназначены друг для друга...»
Сильверс закрыл газету и впился зубами в сигару. Именно в десять вечера они смотрели сцену, в которой Гермия и Лизанд, — а играли их именно Темплтон и Фредерикс, — бормотали в лунном свете слова страстной любви. На мгновение фантастическая мысль пришла ему в голову.
— Я, наверное, схожу с ума, — пробормотал Сильверс.
Неделю спустя сто пятьдесят человек собрались на предварительный просмотр «Сна в летнюю ночь» О’Бирна. Платформы были установлены в большой студии, которая первая должна была увидеть удивительную иллюзию. Студия была уже полна переговаривающимися со скептическими лицами чиновниками и директорами «Метро-космик», а также их разволнованных жен. Странное беспокойство овладело Сильверсом, когда он нашел О’Бирна в углу студии, у пульта управления. О’Бирн сидел на тяжелом табурете перед своей аппаратурой, и его лицо, когда он повернулся к подошедшему другу, буквально дышало странной, напряженной силой.
— Эйб... — заговорил он, — у меня такое безумное чувство, будто всякий раз, когда я демонстрирую этот фильм, он становится все реальнее и реальнее. Похоже, что персонажи уже не всегда придерживаются того, что мы сняли, что происходит нечто помимо того, что написал Шекспир, и чем больше...
Сильверс стиснул его плечи и потряс, пытаясь выкинуть из своей головы абсурдную тревогу от того, что всякий раз сцена ссоры Титании и Оберона становится все яростней, и твердо сказал:
— Немедленно прекрати, Блэр! Ты слишком много работаешь. Может, кто-то другой сумеет заменить тебя на сегодняшнем показе. .. а ты должен отдохнуть.
О’Бирн безучастно поглядел на него.
— Нет, это должен сделать я, — сказал он внезапно равнодушным голосом. — Разумеется, если ты все так же полон решимости сделать этот показ. Никто лучше меня не справится с этим. В конце концов, ведь это я создал такую аппаратуру...
Сильверс мгновение глядел прямо ему в лицо в напряженной тишине, затем пожал плечами и пошел к последней пустой платформе в ряду ждущих на других платформах зрителей. О уБирн просто переутомился, сказал он себе. После того, как он столько работал, ему нужно поехать в санаторий на длительный отдых. Наверное, голова у него раскалывается...