Туманное сияние сомкнулось вокруг него, скрывая сто пятьдесят остальных зрителей. Несколько секунд слышалось удивленное бормотание, прерываемое полуиспуганными вскриками женщин, а потом каждый зритель оказался в собственном мирке в тишине и одиночестве.
В серебристом тумане раздался знакомый уже глубокий, бархатистый голос, и в третий раз Сильвере увидел широкую поляну волшебной страны, окруженную зачарованным лесом. В третий раз Титания, трепеща крылышками, полетела в лунном сиянии. В третий раз Оберон большими шагами вышел из сомкнувшейся вокруг поляны чащи, ступая по не пригибающейся под его ногами траве с волшебной легкостью. Но в гневе их не было никакой легкости. Между ними вспыхнула старинная ссора, и даже легкий ветерок задрожал от их гнева.
Снова появились Гермия и Лизандр, одновременно веселые и испуганные лесом. Снова Елена, рыдая, выкрикивала среди деревьев имя Деметрия и не получала ответа. Маленький эльф Пак ликующе скакал, накладывая свои озорные чары, и Титания улеглась спать на траве, украшенной блестками чабреца.
Но на сей раз никакой телефонный звонок не разрушил магию грезы.
И снова ожили персонажи, перемещавшиеся перед зрителями так явственно, что тех обдавало ветерком, их можно было коснуться руками, зрители слышали звук их дыхания, когда те стояли рядом, и создавалось впечатление, что призрачны не эти придуманные, сказочные персонажи, а сами зрители. Настоящей была любовь и ненависть, реальное горе под невероятно живой луной.
Несколько раз у Сильверса мелькало в голове, что кое-где действие проходит не точно так, как он видел в прошлый раз. Давала ли в прошлый раз Титания пощечину хмурому, разгневанному Оберону, прежде чем развернулась и ушла с поляны? Столь ли долго целовались Гермия и Лизандр в глубокой тени раскидистого дуба? Но действие продолжалось, и Сильверс забыл обо всем, что было прежде, погрузившись в происходящее перед ним сейчас.
Пак чарами заманил влюбленных в глубь леса. Они прошли, спотыкаясь, через туман, и рассорились, ослепленные туманом, магией и собственной тревогой на сердце. В лунном свете сверкнули мечи. Лизандр и Деметрий вступили в схватку среди деревьев. Пак расхохотался пронзительным, высоким, нечеловеческим смехом и указал большим пальцем правой руки вниз. И Лизандр захрипел, роняя меч.
Деметрий свирепо склонился над ним. Сильверс увидел яркую кровь, запузырившуюся на боку упавшего, и меч, с которого стекали капли все той же, небывало яркой крови. Иллюзия была восхитительна. Гибель Лизандра была настоящим чудом исполнения, от первого хриплого вскрика до последней пузырящейся крови, хлынувшей из его горла, и вплоть до шелеста вложенного в ножны меча. Смерть Лизандра...
Что-то тревожное опять всплыло в памяти Сильверса, но прежде чем он уловил эту мысль, где-то в туманном лесу истерично закричала женщина: «Он мертв! Он мертв!», лес внезапно исчез и Сильверс увидел ошеломленные, словно окованные сном лица зрителей, возникшие там, где миг назад лежал, умирая, на мхе Лизандр. Где-то среди них истерично рыдала женщина.
— Он мертв, говорю же вам! Лизандр мертв, он умер по-настоящему, а не по роли! Кто-то убил его! Это была настоящая кровь... я даже почувствовала ее запах! О, уведите меня из этого ужасного места!
Сильверс провел рукой по глазам, словно смахивая с них остатки образов сказочной страны, и начал уже спускаться с помоста, собираясь пойти к проектору, и внезапно вспомнил кое-что теперь, что ускользнуло из его памяти во время сцены убийства Лизандра. Пьеса Шекспира была комедией, а не трагедией. Лизандр не должен был умирать в ней.
Бирн словно прилип к своему табурету, стиснув кулаки так, что побелили костяшки пальцев, и глянул в глаза Сильверса.
— Вы поняли? — безжизненным голосом спросил он. — Теперь вы поняли, на что способен массовый гипноз? Они не могли помочь ему... бедняги, они должны были остаться живы и лишь заблудиться в тумане...
— Блэр! — резко окликнул его Сильверс. — Блэр, прекращайте это! Что за бред вы несете? Вы что, с ума сошли?
О’Бирн безучастно глядел на него.
— Я боялся, — тем же монотонным голосом продолжал шептать О’Бирн, словно разговаривал во сне. — Я боялся демонстрации перед толпой людей... я должен был понять, что произойдет, когда Актон и Грейвс...
— Вы все еще зациклились на том совпадении? — жестким тоном спросил его Сильверс. — Вы что, не понимаете, что это просто глупо, Блэр? Какая может быть связь между картинками на экране и живыми людьми, к тому же находящимися за полмира отсюда? Я согласен, что случившееся сегодня вечером...
— Вы когда-нибудь слышали, — прервал его Блэр тихим голосом, словно боялся упустить какую-то важную мысль и потому не обращал внимания на слова Сильверса, — что дикари закрывают лица, когда туристы хотят их сфотографировать? Они боятся, что фотография украдет их душу. Эта идея столь широко распространена, что не может быть лишь каким-то местным суеверием. Она жива до сих пор в племенах по всему миру. Африканские дикари, тибетские кочевники, китайские крестьяне, южно-американские индейцы... Даже древние египтяне — весьма цивилизованный народ — делали рисунки угловатыми и как бы неживыми. Все они полагали, что слишком хорошее сходство способно перемещать душу из человека в изображение.
— Ну, да, все слышали о таком... — буркнул Сильверс. — Но вы же не предполагаете?..
— После тайного бегства Темплтон... после обмороков Энн Актон и болезни Филипа Грейвса, до и после того, что случилось сегодня вечером, как можете вы, Эйб, отметать это? Нет, и древние египтяне, и современные дикари куда ближе к истине, чем мы. Только вот до настоящего времени сходство не было таким совершенным, чтобы поглотить личность так, чтобы это было заметно. Но вот мои иллюзии — они настоящие, живые, дышащие. Пока вы только глядите на них, то не можете распознать, что перед вами находятся не настоящие, живые мужчины и женщины. Когда смотрели фильм вы один, это повлияло лишь на Актон и Грейвса, часть их личности перешли в иллюзию, созданную во многом вашим собственным воображением. Не знаю, насколько коснулось это других актеров... я в самом деле не знаю, почувствовал ли кто из них в тот день тошноту или головокружение. Я не проверял — может, просто боялся... Когда на просмотр собрались двенадцать членов правления, перенос стал сильнее, так, что Грейвсу стало плохо на борту корабля, а Актон не могли привести в чувства, пока телефонный звонок на прервал демонстрацию фильма. Но это кардинально повлияло на Темплтон и Билла Фредерикса, потому что зрители поверили в то, что их персонажи действительно любят друг друга...
Воспоминания хлынули в голову Сильверса. Он вспомнил, что почувствовал, когда прочитал газетные заголовки о тайном бегстве.
— Но как это могло произойти, Блэр? — спросил он. — Как сознания массы людей могли повлиять на поведение тех, на чьих образах сосредоточили свое внимание? Я уже думал об этом. Если двенадцать человек были какое-то время убеждены, что видели двух страстно влюбленных, то действительно их убеждение повлияло на актеров... Нет, это безумие! Этого просто не может быть!
— Но вы сами видели, что это было, — почти беззвучно пробормотал Блэр. — Вы видели, что произошло, когда сто пятьдесят человек сконцентрировались и были убеждены, что видели, как меч пронзил человека! Для большинства их них меч был настоящим — их воображение отмело очевидные факты, и они решили, что Лизандра действительно заколол меч Деметра. Они и правда считали, что видели, как он умер.
— Но он же не умер, верно? Я имею в виду, что на сей раз ничего не произошло, иначе мне бы немедленно позвонили.
Бледная улыбка скривила напряженно сжатые губы О’Бирна. Он обернулся. Сильверс услышал щелчок и понял, что все это время трубка лежала на столе.
— Я хотел, чтобы вы все поняли, прежде чем вам сообщат, — тихо сказал О’Бирн. — И я знал, что телефон прервет меня, если я...
Телефон пронзительно зазвонил. С резким уколом ужаса Сильверс схватил трубку. В ухо ему закричал тоненький голос:
— Сильверс? Это вы, босс? Боже, я весь вечер пытаюсь дозвониться до вас! Актон уже час находится в коме, и врач не может привести ее в чувства. Из Лондона пришло сообщение, что Филь Грейвс тоже без сознания — и с ним не могут ничего сделать! А так же... Что? Босс! Мне только что сообщили, что Темплтон тоже находится в обмороке, а Билл Фредерикс упал замертво! Что происходит? Все это похоже на конец света...
—Эйб...
Сильверс резко повернулся, когда рука О’Бирна легла ему на плечо. Раздался словно неслышный вопль ужаса, когда взгляды их встретились. Лицо О’Бирна было почти безмятежным, но осознание того, о чем кричал голос в трубке, плескался в его глазах.
— Теперь вы мне верите? — спросил он. — Вы понимаете? Вы понимаете, что я соорудил эту омерзительную штуку из самой жизни? Да... двухмерные изображения доносят до нас блудную тень трехмерного объекта... достаточно сидеть в темноте, чтобы дать волю своему воображению. В моем же трехмерном изображении я каким-то образом получил тень четвертого. Возможно, это четвертое измерение и есть измерение самой жизни. Но больше моя проклятущая машина не убьет никого... Нет!
Громкий звон бьющегося стекла прорезал истерический шум толпы. Воцарилась, как сама смерть, гробовая тишина, она упала на бормочущую и всхлипывающую толпу, и лица всех находящихся в студии побледнели. Тощие руки О’Бирна размеренно поднимали тяжелый табурет и с отчаянной силой били им в самое нутро проектора, в путаницу тонких проводов и хрупких схем. Сильверс стиснул продолжавшую верещать телефонную трубку и, не шелохнувшись, смотрел на него.
КОММЕНТАРИИ
1. ПОЗЖЕ, ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ (Later than you think) опубликован в сборнике Fantastic Adventures 1942 №3. Его обложка: