Из подземелья потянуло влагой и сыростью. Я брезгливо наступил босой пяткой — вот дурак, забыл про тапочки — на холодный каменный пол. Глухой стон прошел по подземелью. У меня нарушилась координация движения, я застыл парализованный. В спину уткнулась Анжела, еще один толчок — Капа.
— Ты слышал?
— Слышал.
— Кому-то точно плохо, — шептала в ухо безумная и упрямая дочь.
— Это мне плохо.
— Давай, иди вперед, — Анжела подтолкнула меня в спину.
Господи, откуда берутся сумасшедшие женщины с инстинктом самаритянок, спешащих оказать помощь неизвестно кому?
Я сунул руку в карман, где лежал белый сверток, и, представляя себя развязным бывалым гангстером, засеменил по коридору.
У меня зашевелились волосы, когда я увидел то, что лежало на ступеньках грота.
Да, на ступеньках лежал, наполовину погруженный в воду, дракон. ДРАКОН! Длинная шея взметнулась вверх, маленькая голова плезиозавра, украшенная двумя вилообразными рожками, повернулась в мою сторону. Фонарь задрожал у меня в руке, когда осветил его пасть, усеянную иглообразными зубами.
Темные глазки уставились на меня. Зверь коротко рыкнул и обессиленно уронил голову на лестницу. Мощное, темно-зеленое, как у крокодила, покрытое чешуйчатыми пластинами тело шевельнулось, пытаясь сползти в воду, и беспомощно замерло. Луч фонарика указующим и обвиняющим перстом уперся в правый бок, из которого торчала стрела Лиля. По воде расползалось огромное красное пятно.
— Не хватало, чтоб ты здесь подох, тайна мадридского двора, — пробормотал я.
— Что? Что там? — Женщины, терзаемые пороком любопытства, потеснили меня.
— Ого! Дракоша! — закричала Анжела, бросаясь к зверю.
— Стой, дурочка! — рявкнул я.
— Ты, что не видишь, он ранен и, возможно, умирает? — возмущенно закричала в ответ Анжела. Её глаза наполнились влагой. — Ну папочка, он пришел к тебе, как к своему королю, просить помощи и заступничества. В нашем мире что, так много было драконов? Может быть, что этот тоже из вымирающих видов и последний.
— Но ведь это дракон. С ним надо быть осторожнее.
— Куда уж осторожнее, он ранен и может умереть.
Зверь громко и тяжело дышал. Иногда огромное тело судорожно вздрагивало, а красное пятно на воде продолжало расти. Я осветил его голову. Как у рептилии — плоская, змеиная. Черные пуговичные глаза кротко посмотрели на меня и закатились под желтую чешуйчатую роговицу.
С опаской я приблизился к дракону. Было похоже, что он действительно умирал. Если такая туша начнет здесь разлагаться… Нет, если Лиль докажет, что он убил дракона… Нет, а если он и в самом деле последний? Анжела заплакала, рассматривая стрелу, сочащуюся из раны темную кровь.
— Звери… — выдохнула она.
Терпеть не могу, когда женщины плачут.
— Хорошо! Хорошо, — я скинул пижамную куртку, засучил штаны и сошел по ступенькам в воду, к раненому боку. — Хорошо, — бормотал я, рассматривая рану и ничего хорошего в ней не видя. Стрела глубоко засела в теле, и дракон потерял много крови. — Как вытащить тебя, проклятую?
— Он будет жить? — спросила Анжела, заглядывая через плечо.
— Откуда мне знать, я что, Склифосовский? — раздраженно отозвался я. — Так, Капа, принеси мне перекись водорода, йодный раствор, спирт, — посмотрев на меч, зажатый в руке, я решил, что для такой туши он сойдет за скальпель.
— У нас есть анестезирующие уколы, целая коробка, — сказала Капа.
— Думаешь, они ему помогут? — сомневаясь спросил я.
— Он же живое существо, — возмутилась Анжела. — Конечно, помогут.
— У нас и морфий есть, Артур дал, — скептически напомнил я.
— Мама, и морфий неси. Вы посмотрите, как он страдает.
— Откуда у твоего брата морфий? — подозрительно спросила Капа.
— Он из генеральских аптечек, там не только морфий есть. — Я потрогал стрелу, зеленая туша вздрогнула. — Да, без хирургического вмешательства не обойтись. — Черная перепончатая ласта ударила по воде, обдавая меня фонтаном брызг.
— Но-но. Поосторожнее, под моим ножом хирурга еще никто не умирал, ты можешь быть первым, — пригрозил я, похлопывая по светло-желтому, в крапинку, как у тритона, животу.
Утром, выпив кофе, с посвежевшей головой я отправился в «палату к больному», для этого выбрав более безопасный путь. Я вышел на верхнюю террасу с двумя узкими окнами и обнаружил похожую на привидение — закутанную в белое банное полотенце — Анжелу.
— Как состояние больного, дышит?
Анжела обвиняюще посмотрела на меня. У нее были красные, воспаленные от недосыпания глаза.
— Дышит. Мне кажется, что он молодой. На молодых вся быстрее заживает.
— Молодой? Он сам тебе сказал? Ты что, всю ночь дежурила возле него?
— Почти. — Анжела зевнула, потянулась, вскидывая руки вверх.
Монстр зашевелился, приподнял длинную шею. Мутным взглядом посмотрел на нас и издал неожиданный, жалобный, похожий на кошачье мяуканье всхлип.
— Эта тональность мне нравится, — прокомментировал я благосклонно его мяуканье.
Черные глаза бусинки мигнули, дракон вновь мяукнул. Громадное крокодилье тело сползло со ступенек в воду. Чудовище широко и демонстративно зевнуло, кладя голову на верхнюю ступеньку.
— Жрать хочет, значит, поправляется. — Я посмотрел в глубь туннеля. — Анжела, что это такое? — Выход из туннеля перекрывала металлическая решетка.
— А, это? Смотри, здесь между окнами есть такое большое кольцо, оно опускает и поднимает решетку.
— И что? У тебя прямо дар обнаруживать всякие тайники.
— Папа, ну папочка, ты у меня такой смелый и такой хороший врач… Ты ведь знаешь, что ему необходимо окрепнуть, вылечиться и здесь он в большей безопасности…
— Стоп… — Я задумался. Появление дракона в самом деле может изменить нашу жизнь.
Дракон сонно посапывал, иногда тяжело вздыхая, как человек во сне. Рану невозможно было разглядеть, а спускаться я не намеревался. На месте раны должен был быть огромный шов и наложенный на него квадратный метр лейкопластыря, на создание которого ушел весь запас, хранящийся в аптечках.
— Ты посмотри, какая туша? Чем его кормить будем? Ему рыбы прорву надо.
— У нас много банок с тушенкой.
Я посмотрел на дочь — невозможно понять по её безмятежным и добрым глазам, шутит она или говорит серьезно.
— Давай назовем его Гошей, — предложила Анжела.
— Почему Гошей?
— Потому что Борисом Николаевичем или Александром Григорьевичем уже не модно.
Я вспомнил нашу соседку по лестничной клетке. У нее был бультерьер, которого она ласково называла Черномырдиным.
— Путин, путина, пучина, — забормотал я.
— Гоша. Назовем его Гоша — уменьшительно ласкательное от Змея Горыныча.
— Не вижу никакой связи.
— Гоша! — позвала Анжела.
Дракон поднял голову и посмотрел на Анжелу.
— Видишь! — воскликнула она. — Я его с утра тренирую.
— Между прочим, я думаю, что это не озерный дракон.
— Тогда откуда он здесь взялся?
— Из моря заплыл на свою беду. Внезапное землетрясение ему путь назад отрезало. — Вспомнилось место озера, откуда вытекала река и где устроил ловушку коротышка Лиль. — В море ему надо. В море-окиян.
— В озере много рыбы, — не согласилась Анжела.
— Ладно, пусть живет… Гоша, — усмехнулся я, корыстно обдумывая планы, которые он мне поможет осуществить.
Я развернулся и зашагал прочь, думая о том, чем теперь кормить домашнее животное. Никогда не ходите по краю, хотя бы в целях безопасности. Из-под ноги выскочил коварный камень, и, прикусив язык, я полетел вниз.
Громкий всплеск привел дракона в сознание. В два гребка я достиг лестницы и нос к носу столкнулся с головой морского чудища.
Черные глаза бусинки меня взяли на прицел, из полуоткрытой пасти дыхнуло жутким перегаром. Я внимательно рассмотрел тонкие и высокие, похожие на шипы зубы. «Вот и завтрак подоспел, Гоша», — пронеслось в голове.
— И не думай, — я погрозил кулаком, пытаясь бочком протиснуться мимо. Пасть открылась шире, в меня метнулся длинный язык. Я ощутил шершавое, вонючее прикосновение и с диким криком понесся по лестнице.
— Папа! Папочка! — бросилась навстречу Анжела, упала в объятия.
— Спокойно. Только спокойствие. — Я гладил дочь по голове, думая о неудачной попытке Гоши откусить мою голову. Оглянувшись за спину, обнаружил, как дракон, облизываясь, изучает нашу сладкую парочку.
— Папа, Гоша тебя поцеловал. Он у нас большая умница.
— Не надо меня целовать. — Я отстранил дочь. — Ладно, с ним особо не балуйся, он пока не прирученный и голодный. Пойду решать проблемы с едой. В кладовке есть окорок, подарок трактирщика, уверен, что Гоша оценит. — Я поспешно покинул грот, за спиной раздалось жалобное мяуканье.
В центре деревенской площади висело «било» — медный круг, похожий на поднос из диетстоловой. Кроме била, к столбу был прикреплен деревянный молоток. Не обращая внимания на кур, копошащихся под ногами, и осторожные взгляды из окон и приоткрытых дверей, я взял молоток и стал колотить им в поднос.
Неритмичный звон поплыл по деревне, будоража и сзывая обитателей. Аборигены неохотно стали стекаться на площадь. Первым явился староста с женой. Бригитта держала на руках грудного ребенка. Потянулась цепочка мужчин из трактира. Я увидел знакомые лица: широкоскулого здоровяка, хозяина трактира с такими же сыновьями-боровиками; кучерявого синеглазого молодца и других. Последним явился с вызывающей ухмылкой культовый работник — Лиль. На нем было одеяние, напоминающее греческий хитон, ядовитого оранжевого цвета, на голове венок из полевых ромашек.
Я перестал стучать, все облегченно вздохнули и заулыбались. Улыбнувшись в ответ, спросил:
— Так-то вы приветствуете своего короля?
— Это еще не известно! — злобно выкрикнул Лиль, но люди сочли за благо склонить головы и глухо, нестройно пробормотать:
— Да здравствует король.
— Итак, я собрал вас здесь, чтобы сообщить преприятнейшие новости. С завтрашнего дня начинаются работы по углублению русла реки. Хватит отлеживать бока. Старосте — собрать ремонтную бригаду. К завтрашнему дню и к этому времени, чтоб она ожидала меня на площади. — Я обвел толпу взглядом. — Думаю, что за месяц мы управимся, если постараемся. А мы постараемся. В деревне имеется кузнец?