– Ты предлагаешь мне лезть в Похъёлу?
– Зачем? Мне и отсюда все прекрасно видно.
– Что там тебе видно?!
– А вот.
Вяйно наклонился над оврагом и показал на песчаную осыпь прямо у себя под ногами. Очевидно, в этом месте обрушилась бровка, и земля вперемешку с молодыми елочками и камнями грудой ссыпалась вниз, образовав удобный спуск.
– И при чем тут Карху? – проворчал Тапио. – Обычная осыпь… И следов я тут тоже не вижу.
– Это он устроил. Не руками и не лапами – колдовством. Белый Карху, насколько я себе представляю, особенно силен в земной магии. Земля-мать сама ему под ноги стелется…
– Ну-у, как-то неубедительно!
– Тогда давай спустимся вниз и пройдем до границы. И уж там-то я тебе следы обещаю!
Тапио заколебался. Вяйно даже показалось – Хозяин Леса чего-то испугался.
– В чем дело?
– Там Калма, – смущенно сказал Тапио. И даже чуть попятился, выговорив имя темной богини.
– Что?!
– Похъёльцы поставили на границе ее идол. Она меня вмиг почует… На самом деле, уже почуяла. Знаешь ли ты, колдун, каково это – когда тебя ищет взглядом Калма?
– Да тебе-то какое дело? – изумился Вяйно. – Ты же сам бог!
– Только боги Голубых полей неподвластны Калме, – со вздохом проговорил Тапио. – Конечно, у меня с ней особый договор. Были у нас с ней недоразумения, относительно лесных мертвецов, да вроде давно уже всё поделили… Но последнее время что-то неладное творится в царстве Маны, за Черной рекой…
Тапио оглянулся и прошептал:
– Поверишь ли, что я начал смерти бояться?
Вяйно только моргнул.
– Что по ночам мне снятся кошмары? Что вот ты мне говоришь – пойдем, глянем, что там на границе! – а у меня колени слабеют при одной мысли о взгляде Калмы?
– Это всё сампо, – пробормотал Вяйно. – Его работа. Трещины множатся, ткань мира рвется, Калма Становится сильнее, а Тапио мучают ночные кошмары… Проклятие! Ладно, Лесной Хозяин. Раз такое дело, постой здесь – а я спущусь один и все разведаю…
Тапио грозно засопел, отпихнул Вяйно и первым спустился в овраг.
Далеко им идти не пришлось.
– Вот они, что я говорил!
Вяйно остановился и указал себе под ноги. На песке, среди раздавленных маслят, отпечатались медвежьи следы. Едва заметные вначале, они с каждым шагом становились все более четкими.
– Дальше земля его следов не прятала…
– Не ходил бы ты дальше, сосед! – Тапио решительно остановился. – Видишь пригорок? За ним нас уже поджидают…
Вяйно посмотрел на Тапио с состраданием и полез на горушку.
– Вернись, старый дурень! – послышался сзади жалобный голос.
Но Вяйно его не слушал – он смотрел во все глаза. С медвежьими следами творились любопытные превращения. Еще пара отпечатков – и они вовсе перестали быть медвежьими. Теперь это были отпечатки сапог без подошвы, какие носили саами. Только едва ли среди саами нашелся быть хоть один такой великан…
– Он перешел границу в человеческом облике, а дальше пошел как обычный медведь, – вслух произнес Вяйно… и вдруг замер. Все его чувства обострились. Из-за горки медленно, вкрадчиво расползался сырой, мертвенный холод – ощутимое воплощение злой нечеловеческой воли Калмы. «А как же граница?» – подумал Вяйно.
И в тот же миг увидел, как с верхушки взгорка ползет вниз извилистая кромка инея. Там, где она проползала, пожухшая осенняя трава превращалась в длинные мерцающие кристаллы льда…
Мгновение Вяйно молча глядел на диво, а потом, не раздумывая, бросился наутек.
Наступление ползучего мороза остановилось, лишь поднявшись до середины осыпи. К тому времени весь овраг сверкал и искрился, словно волшебный сад ледяных фигур. Он был прекрасен, словно разрезанная надвое аметистовая щетка – любимое украшение похъёльцев. Застывшая красота, больше не подвластная времени…
– Вот о чем мечтает Калма, – проговорил Вяйно, глядя на ледяной овраг сверху вниз. – Превратить в такое весь мир.
– Стало быть, новая граница Похъёлы проходит здесь, – с вздохом сказал Тапио, стоявший рядом с ним. – Оттяпывает, значит, старуха от моих земель понемногу…
«И ты с этим уже смирился», – подумал Вяйно, а вслух сказал:
– Теперь мы убедились – Карху в самом деле пересек границу. Потом он обернулся медведем…
– Что же мне теперь, всех медведей проверять?
– А разве у Теллерво не все стада наперечет?
– Все лесные стада могу собрать только я, – высокомерно сказал Тапио. – Больше никто не имеет права прикасаться к моему ро…
Вдруг Тапио замолчал. Его брови сдвинулись к переносице.
– Ты это слышишь?
Издалека донесся низкий, гнусавый рев пастушеского рога. Даже не издалека – звук шел отовсюду. Казалось, что в рог дует сам ветер, что звук стелется по земле и многократным эхом отражается от облаков…
– Это же мой большой рог! – с возмущением воскликнул Тапио. – Да как Теллерво посмел без спроса…
– Веди нас скорее к усадьбе! – воскликнул вдруг Вяйно, бледнея. – Сдается мне, что в рог дует вовсе не Теллерво!
Калли восседал на спине огромного лося. По его лицу струился холодный пот, взлохмаченные волосы липли ко лбу. Левой рукой он цеплялся за лосиные рога, в правой с трудом удерживал волшебный рог Тапио. Куда бы ни упал его взгляд – со всех сторон он видел только серые и черные спины, горящие глаза, белые клыки. Сотни зверей, и с каждым мигом все больше и больше. Настоящее звериное море. Волки, волки… от щенков, что вчера резвились на поляне, до «сторожевых псов Тапио» – чудовищ размером с годовалого теленка. Орды хищников – и все покорно ждут его приказа… Или с радостью разорвут его, как только он выпустит украденный рог.
Калли было очень страшно, и этот страх опьянял его. Он чувствовал себя так, словно угодил в поток, и теперь этот поток уносит; словно его затянуло в мельницу и теперь перемалывает – а он уже ничего не может сделать. Только плыть по течению, только подчиниться жерновам, выполняя то, что начал. Ведь героем управляет судьба…
Калли понимал, что времени у него совсем мало. Скоро вернется Тапио – но пока он не вернулся, месть должна свершиться. Волчья армия ждет его приказа…
Калли последний раз протрубил в рог и заорал хриплым голосом:
– Вперед! На Калева!
Глава 19Кровная месть
Тот день в Калева не задался с самого начала. Хотя с утра небо затянуло тяжелыми серыми тучами, но долгожданный снег так и не выпал на распаханные поля – вместо него закапал мелкий дождик, а под вечер лег туман. Жители Калева понемногу занимались обычными делами, сидя по домам, а бесконечно долгий вечер понемногу переходил в дождливую непроглядную ночь. Как стемнело, деревню Калева охватило странное беспокойство. Казалось, оно затронуло всех – и людей, и скотину. В каждом хлеву раздавалось тоскливое мычание и блеяние. Несмотря на поздний час, в окнах горели огни – никто не ложился спать.
Еще в сумерках Антеро лично обошел частокол и приказал никому не выходить ночью за ограду. Впрочем, мог и не приказывать – желающих не нашлось бы. Дружно перетащили с обочины на дорогу рогатки, закрыли ворота, подперли их бревном. И начали ждать…
– Ты чего тут делаешь?! – рявкнул Антеро, неожиданно наткнувшись у ворот на женскую фигуру, приникнувшую к щели между бревнами частокола.
– А сам-то? – дерзко ответила тетка, поворачиваясь.
– Это ты, Локка, – с облегчением произнес староста. – Я-то так, прогуливаюсь перед сном. А ты, вижу, что-то высматриваешь снаружи?
– Высматриваю, – буркнула знахарка.
– Темно же, хоть глаз выколи. Скорее бы снег лег на поля…
– Мне свет не нужен, – загадочно ответила бабка.
Антеро бросил на нее понимающий взгляд.
– Ворожишь, что ли?
– Да тут и ворожить не надо, – Локка показала глазами в сторону леса. – Ты чувствуешь, да? Где-то в Тапиоле нынче бродит смерть…
Антеро мгновение помедлил, а потом сказал:
– Мне что-то тоже тревожно. Я сейчас шел от реки – и мне послышался звук пастушьего рога. И так он меня, знаешь ли, напугал – самому смешно…
– До смеха ли нынче…
Внезапно Локка умолкла на полуслове. Откуда-то издалека раздался тихий, заунывный, многоголосый вой.
– Волки! – воскликнул Антеро. – Должно быть, гонят лося…
– Собаки, – перебила его Локка.
– Что собаки?
– Молчат!
Антеро прислушался. Да, странное дело – деревенские собаки, которые, заслышав волка, обычно заливались свирепым лаем, теперь молчали. Зато с каждого двора разносился тоскливый рев скотины.
– Скотина гибель чует, – пробормотала Локка.
Волчий вой раздался снова. Антеро почудилось, что он стал громче. Или ближе.
Локка ловко вскарабкалась на поперечное бревно, запирающее ворота, и вгляделась в темноту.
За спиной Антеро послышались шаги, голоса, лязганье железа… Он оглянулся и увидел, что к воротам стягиваются вооруженные мужчины. Жители Калева достали с чердаков и из ларей – а то и сняли с огородных пугал – старые, ржавые доспехи, кожаные шлемы на железных обручах, круглые деревянные щиты, обитые железными пластинами, копья, мечи, луки и рогатины – все, что сохранилось со времен Резни Унтамо. Многие держали в руках пылающие факелы. За спинами мелькали белые платки и бледные лица женщин. Толпа раздвинулась, вперед вышли трое старейшин, дедов-рунопевцев.
– Лихая сегодня будет ночь, – проскрипел самый старый, – Тишина-то какая страшная! И на земле тишина, и под землей, и на небе. Боги молчат, словно ушли и нас покинули! И предки молчат, не отвечают!
– Значит, нам одним придется нынче сражаться, – сурово сказала Локка. – Готовьтесь, отцы, – битва будет насмерть!
При слове «сражаться» толпа заволновалась.
– Ты только скажи, с кем сражаться! – крикнул рыжий Куйво, что стоял в первом ряду в кожаном доспехе, опираясь на тяжелый колун.
– С собственным проклятием, – буркнула Локка, снова вглядываясь в сырую тьму поверх острых кольев.
В ушах у нее снова звучали слова предков, услышанные во время гадания: «Скоро, скоро к нам детки наши прибудут, все до единого!»