ю гниющую траву проглядывали какие-то обугленные бревна, замшелые валуны… Вероятно, когда-то, много лет назад, на этом холме стояла обширная, богатая усадьба. Почему же она сгорела? И почему не нашлось наследников на эту землю?
За спиной Калли послышался шорох. Он резко обернулся и увидел, как кто-то маленький и юркий шмыгнул в обгорелые развалины.
– Эй, выходи, – позвал он, по привычке нащупывая у пояса нож. – Я тебя не трону!
Из-за угла почерневшей печки показалась голова: взлохмаченная русая косица, перевязанная по лбу травяной тесемочкой, чумазые щеки, настороженные серые глаза. Глаза существа, которое привыкло чаще получать пинки, чем слышать добрые слова.
– Вылезай, вылезай! – подбодрил ее Калли, опуская руку.
Девчонка поднялась во весь рост. Сначала она показалась ему совсем ребенком. Но приглядевшись, он понял что перед ним девушка лет шестнадцати. Просто невысокая и тощая, как любой сирота-недокормыш. О том, что перед ним сиротка, Калли сразу узнал по грубой рубашке без всяких родовых вышивок – да и по глазам догадался.
– Ты что прячешься? – грубовато спросил он.
Девушка показала ему пучок травы и ответила шепотом, пугливо оглядевшись по сторонам:
– Вот, собирала…
– Ты знахарка, что ли?
Девчушка кивнула.
– Не говори никому, что видел меня здесь, ладно? – робко попросила она. – Иначе мои настои покупать не станут. А некоторые травы только тут и растут. Тут щедрая земля, хоть и проклятая – кровью политая, золой удобренная…
– Что это за место? – с любопытством спросил Калли.
– Ты не знаешь? – Девчонка окинула его зорким взглядом, и Калли вдруг подумал, что она вовсе не забитая дурочка, как ему показалось вначале. – И верно, вижу – нездешний. Здесь же была усадьба братьев Унтамо и Калерво! Знаешь про их междоусобицу? Хотя какой карьяла не знает… Эту-то землю-то они и не поделили.
– Вот так штука! – прошептал Калли, новым взглядом окидывая заброшенный холм и раскинувшиеся вокруг угодья. Так это, выходит, его собственная земля!
– Тут по соседству земли рода Хяме, – продолжала рассказывать худышка, деловито засовывая травы в холщовую торбу. – Только ты к ним не ходи. Они как увидят, откуда ты пришел, еще пришибут ненароком – примут за мертвеца, к примеру… Я ведь тоже, говорят, здесь родилась – меня с детства травили, а подросла, прогнали в лес, чтобы проклятия на них не навлекла. Так и живу теперь одна, в землянке. Страшно-то до чего бывает, особенно зимой…
– Бедная, – посочувствовал Калли. – Выходит, не один я такой злосчастный. Вот что, девица… – он задумчиво оглядел свои владения еще раз, – а не пустишь ли меня к себе пожить? Ненадолго, пока осмотрюсь тут. Я тебя не обижу. Могу рыбу ловить, что угодно делать по хозяйству…
– Да я вижу, – кивнула девушка. – Я как тебя увидела, сразу поняла – ты не такой, как прочие. Ты сам пострадал и других мучить не станешь. Конечно, живи, сколько хочешь. Вдвоем веселее.
– Вот и славно! – повеселел Калли, приветливо глянув на девушку. И только теперь разглядел, что она хоть и худышка-замарашка, а вовсе не уродина.
«Глядишь, неплохо зиму проведу, – подумал он, шагая вслед за ней с холма. – А придет весна – заявлю о своих правах на эту усадьбу. Когда-нибудь род Калерво снова станет сильнейшим и славнейшим в земле карьяла!»
Глава 20Замурованное гнездо
Йокахайнен очнулся в кромешной тьме, обливаясь потом. Протянул перед собой руку и тут же наткнулся на стенку. Со всех сторон его окружала земля.
«Меня похоронили! – в ужасе подумал он. – Я мертв!»
Йокахайнен зажмурился и принялся глубоко и медленно дышать, чтобы не поддаться паническому страху. Едкий пот заливал ему глаза. Нойда кое-как вытер рукой лицо – и вспомнил варгскую поговорку, что любил повторять Аке: «Мертвые не потеют».
«Того не легче – меня похоронили заживо!»
В могиле было душно и жарко. Почему здесь такая жара? Разве Хорн – не ледяной ад? И какие-то мелкие перья липнут к рукам…
Вдруг рядом с ним раздался мрачный голос:
– Кто встречает мертвых саами на том свете, Йокахайнен? Кто провожает их в чертоги властителя загробного мира?
– Никто, – прохрипел Йокахайнен. – Они сами идут. А когда найдут дорогу к стойбищам, их встречает Мяндаш-Ёг, предок-олень…
– Да, трудно вам, беднягам, – посочувствовал голос.
Йо протянул руку в его сторону и встретил ответное пожатие тонких, крепких пальцев.
– Асгерд, – сипло спросил он, – где мы? Что происходит? Почему я жив? Где остальные?
В темноте хихикнули.
– Сколько вопросов! Давай по порядку. Ответ первый – мы в гнезде.
– Где?!
– Что разорался? В нашем собственном гнезде, где вчера ночевали. Тебя тут замуровали. Залепили вход глиной – чтобы ты никуда не делся, пока Пухури со старыми хрычовками решают, что делать с тобой дальше.
– А где Ильмо?
– В плену. Его и остальных Лоухи приказала унести в Туонелу. Думаю, ничего хорошего их там не ждет.
– О да…
Йокахайнен хорошо представлял, на что способна Лоухи. И если она велела сохранить пленникам жизнь – то уж никак не из милосердия.
– А меня она, надо полагать, сочла мертвым?
– Именно так. Вихрь-хлыст вытянул из тебя всё тепло. Ты валялся под горой окостеневший и холодный, как сухая деревяшка. Лоухи, видно, решила, что ты ей не нужен, – ведь кровь в тебе замерзла.
Саами не ответил, но вполне понял, на что намекает Асгерд. «Теперь, когда клану Лоухи нечего есть, человечья кровь – единственное, что осталось им для восстановления сил…» Йокахайнен внезапно ужаснулся собственным мыслям. Он подумал о племенах саами, подвластных клану Ловьятар. А что, если Лоухи решит переселить свой клан в тундру? Конечно, тогда они потеряют не только зимнее, но и летнее гнездовье, и в Похъёлу им больше пути не будет – но на что не пойдешь ради выживания? Тысячи людей, десятки тысяч оленей… Целый клан тунов, и все утчи-людоеды – вот он, кошмар! А если даже туны удержатся от соблазна, то просто сядут на плечи рода Железного Ворона тяжкой ношей… Туны, которые живут в стойбищах постоянно, – не допустите, предки!
Йокахайнена бросило в жар, и ему стало еще хуже, он почти задыхался. Со стоном он рванул тесемки ворота. Его одежда была насквозь мокрая от пота. «Словно варюсь заживо!» – злобно подумал он. Теперь-то Йокахайнен догадывался, что этот жар – следствие вымораживающего заклинания Лоухи. «Будь счастлив, что вообще выжил!» – приказал себе Йокахайнен, но легче ему не стало.
– Больно? – словно прочитав его мысли, спросила Асгерд.
Йокахайнен вдруг замер, забыв про завязки ворота. В самом деле, почему он не чувствует боли? А она должна быть! Как ужасна боль, когда кровь возвращается в отмороженные члены – это-то он знал не понаслышке…
– Асгерд, – стараясь выговаривать слова четко, спросил он. – Кто снял с меня заклятие вихря-хлыста?
– Я, – спокойно ответила она. – И я же исцелила боль, иначе ты орал бы как резаный и бился в конвульсиях, как рыба на крючке. Зачем доставлять удовольствие клану Сюэтар? Они уже получили свое зрелище, когда тащили тебя в гнездо.
– А зачем они тогда меня тащили?
– Надеялись – вдруг да оттаешь? Им ведь так хотелось заполучить себе настоящего колдуна…
Йокахайнен резко сел и ударился головой о потолок.
– Асгерд, почему ты здесь? Почему Лоухи тебя не забрала с остальными?
– Она меня не заметила. Я отвела тунам глаза.
– Так ты тоже колдунья!
– Нет. Но в чарах худо-бедно разбираюсь, – в темноте послышался смешок. – Семейные традиции обязывают.
Йокахайнен снова упал на спину, вспоминая, как Лоухи узнала его, и он от отчаяния вступил с ней в магический поединок. Он помнил, как Ахти, Ильмо и Аке стояли рядом с ним с оружием в руках, как попадали на землю, когда вершину холма хлестнул вихрь… Но где в тот миг была Асгерд? Стояла в сторонке, укрытая заклятием, и спокойно смотрела, как их убивают?
– Почему ты не вмешалась, если могла? – зашептал он, хотя ему хотелось кричать. – Почему ты позволила унести Ильмо?
– Я хотела посмотреть, насколько далеко простирается его удача.
Йокахайнен не нашелся что сказать – так его поразил этот ответ.
– Понимаешь, я сразу увидела, что Ильмо – под незримой защитой богов, – решила пояснить Асгерд. – Да и сам по себе он отличный вожак – такой, как надо. Но потом я к нему хорошенько пригляделась и кое-что поняла. Он хранитель, а не воин; он способен провести отряд через опасности невредимым – но, когда придет время последнего боя, время добывать сампо, чего-то ему может не хватить. И я даже знаю, чего.
– Чего? – тупо повторил Йокахайнен.
– Самопожертвования. Знаешь ли ты, чем отличается хороший воин от лучшего? Хороший совершенствует свое мастерство, чтобы никто не смог до него дотянуться. Лучший совершенствует мастерство – и при этом готов жертвовать собой. У Ильмо нет никаких причин отдать жизнь за сампо. У него даже не было настоящих причин идти в Похъёлу. Пойми, Йо, – Калма не захочет просто так расстаться с сампо. А Ильмо никогда не пожертвует другими… и не станет жертвовать собой тоже. Мы можем ускользать из-под ударов судьбы сколько угодно, но уж будь уверен – с сампо это не проскочит. Сампо потребует крови…
– Почему ты так думаешь?
– Потому что таков закон.
– Какой закон?!
– Закон богов.
Йокахайнен промолчал. Ибо то, что ему подумалось насчет слов Асгерд и ее самой, было совершенно невероятным.
– Что ты собираешься делать дальше? – помолчав, спросил он.
– Идти дальше, конечно! Я пришла сюда, чтобы добыть сампо. И неудача твоих друзей меня не остановит. А ты пойдешь со мной. Ведь пойдешь?
Йокахайнен подумал о пленных, о том, что их ждет…
– И мы даже не попытаемся вытащить Ильмо и прочих?
– Нет. Лезть в Туонелу – пустая затея. Ты и сам это прекрасно понимаешь.
И хотя она сказала именно то, что думал Йокахайнен, и что он сам бы сказал, если бы его спросили, – слова Асгерд почему-то взбесили его. Он вдруг ощутил к ней такую ненависть, какую в прежние времена испытывал только к Рауни.