вулканический очаг – гигантская емкость, заполненная магмой. Далее расплав буквально выжимается через нашу трещину-канал и изливается на поверхность. Вот вам, пожалуйста, и извержение.
Владимир Афанасьевич так просто и зримо описал строение и действие вулкана, что Димка как будто увидел его перед собой, разрезанным поперек, словно овощ.
Судя по лицам остальных, они не понимали и даже не пытались понять, о чем толкует их начальник.
– Часто вулканы исторгают столбы дыма, пепла, а до излияния лавы дело так и не доходит, – рассказывал ученый. – Не даром в древности римляне считали вулканы дымящими трубами подземной кузницы бога огня Вулкана. Впрочем, – добавил он, – магма может и не достичь земной поверхности, а застыть на полпути, в глубине Земли. Но не стану больше загружать вашу голову, дорогой Дмитрий. Главное для нас то, что с вулканизмом, с вулканическими породами могут быть связаны некоторые полезные ископаемые. Но об этом, если угодно, как-нибудь в другой раз. Сейчас же нам пора подкрепиться – и в путь. Дело не ждет.
После завтрака Димка с интересом наблюдал, как рабочие вьючили лошадей. Сначала спину животного покрывали куском войлока, наверное, чтобы ее не терла поклажа. Затем взваливали на нее связанные попарно вьючные ящики или сумы. После этого груз закрепляли, завязывая под конским животом ремни. Не сказать чтобы лошадям это нравилось. Они пятились, встряхивались и всё норовили повернуться задом, за что иногда получали шлепок ладонью по боку, а то и по морде. Самым непокорным оказался светло-серый с темными пятнышками конь по прозвищу Леший. Димку попросили подержать этого Лешего за узду, пока на его спину закидывают сумы. В самый ответственный момент Леший внезапно скакнул в сторону. В результате сваленными на землю оказались не только сумы, но и Димка. Потом, когда коня все же завьючили, Димка в знак примирения поднес к его серым влажным губам пучок свежей травы, но животное отвернулось, враждебно кося черным глазом.
– Этот с характером, – сказал Димке один из рабочих, – тушинский[23]. Остальные здешние, алтайской породы, смирные.
Но вот лагерь собран, лошади завьючены, винтовки – у казаков за спиной, и отряд уже движется вниз по распадку. За стволами деревьев, кустами ивняка постепенно скрылась гостеприимная поляна с бревнами вокруг погашенного кострища – поляна, где еще час назад белели палатки, гомонили люди, пылал огонь.
Глава 16. Настоящий маршрут
Распадок незаметно перешел в ущелье, но не с отвесными стенками, а просто с крутыми склонами, заваленными глыбами камней. Глыбы лежали и на дне распадка, и прямо в ручье. Из-за них лошадей вели осторожно, чтобы те не повредили ноги.
– В Китае мне доводилось ездить верхом на верблюде[24], – поведал Димке Обручев, когда они задержались у целой баррикады глыб. – Не скажу, что эти животные удобнее лошадей. Движутся они куда как медленнее. А если сидишь на нем сверху, то возникает впечатление, будто ты оседлал живую гору, которая в любой момент готова тебя сбросить.
Вскоре Обручев отделился от отряда. Пока караван цепью медленно брел по берегу ручья, геолог, с плоской кожаной сумкой на плече и вещмешком за спиной, с удивительной легкостью взобрался на крутой склон. Его внимание, как понял Димка, привлекли выступы скал, торчащие из склона наподобие полуразрушенных крепостных стен или башен. Движимый любопытством, Димка взобрался следом. Отдышавшись, он замер на некотором отдалении, почтительно наблюдая за действиями ученого.
– Будьте любезны, подойдите ближе, молодой человек, – подозвал его Владимир Афанасьевич, повернув к Димке свое приятное, с аккуратной бородкой лицо. Димка подошел.
– Вот, извольте взглянуть. Перед нами, уважаемый Дмитрий, коренной выход пород, иначе говоря – обнажение, – указал он рукояткой молотка на «крепостную стену». – Такие выходы для геолога чрезвычайно важны. Вы спросите: почему?
Димка как раз собирался это спросить.
– А потому что породы пребывают в них в нетронутом состоянии. Они лежат точно так, как лежали миллионы лет назад, с тех пор как возникли эти горы. Видите? – Владимир Афанасьевич провел концом рукоятки по едва заметным волнистым полоскам. – Это слоистость. Так, слоями, осадки накапливались на дне древнего водоема, подобно слоеному пирогу. Слоями отлагаются часто и туфы, переслаиваясь с потоками застывшей лавы. В нашем обнажении слои пород, как легко заметить, лежат не горизонтально. Они имеют уклон вправо. Видите? Геологи говорят: падают вправо.
– Отчего же они так наклонились?.. – спросил Димка, рассматривая слои.
– Их положение изменилось при образовании гор, об этом мы как-нибудь еще поговорим. А сейчас разберемся со слоистостью. Слоистость в коренных выходах, представьте себе, может сослужить нам добрую службу.
– Правда? Какую же? – с сомнением спросил Димка. Ему трудно было вообразить, что какие-то неясные полоски на каменной стене могут быть чем-то полезными.
Обручев задумался на секунду, видимо прикидывая, как проще объяснить собеседнику непривычные для него вещи.
– Обнажение, любезный Дмитрий, в котором видна слоистость, оно для геолога – как та небольшая косточка, по которой ученые восстанавливают целиком облик вымершего животного. По расположению слоев в нашем обнажении мы можем судить, как они располагаются внутри этой горы и даже еще глубже. Для этого нам надо уяснить, скажем так, физиономию этой слоистости.
Димка недоуменно посмотрел на ученого.
– Да-да, физиономию, – подтвердил тот. – А поможет нам в этом простой, но замечательный инструмент – компас. Однако компас не обычный, а специальный, горный.
С этими словами геолог вытащил из потертого кожаного чехла серую металлическую пластину, откинул круглую крышку, и под ней за стеклом обнаружились циферблат и стрелка.
– Компас, уважаемый Дмитрий, это второе по важности орудие геолога. Первое – молоток! С помощью молотка мы отбиваем образцы пород, делаем зачистки, углубления, чтобы добраться до коренных пород.
– Однако вернемся к компасу, – Владимир Афанасьевич что-то подкрутил, и стрелка забегала из стороны в сторону. – Горный компас, Дмитрий, позволяет нам устанавливать направление, куда слои пород наклонены, а также угол их наклона. Геологи называют эти два замера азимутом падения и углом падения. Они-то и дают нам физиономию слоистости. Что такое азимут, вы, молодой человек, верно, знаете, раз уж вы оказались в тайге.
– Да, помню, по географии проходили, – наморщил лоб Димка.
– Это хорошо. Вы, верно, реальное училище заканчивали. В реальном дают больше практических знаний, чем в классической гимназии. Я тоже в свое время учился в реальном.
Дальше Обручев подробно разъяснил и показал Димке, как пользоваться горным компасом, как брать направление и считывать на лимбе азимут и как с помощью специального клиноме́ра измерять угол наклона.
– Итак, – сказал он, передавая прибор Димке. – Прошу вас!
Димка приставил компас к скале.
– Каково же значение, позвольте узнать?
Ученик назвал цифру.
– Ну вот! – обрадовался учитель. – Вы быстро разобрались, молодой человек. Все довольно несложно, как видите. Отныне у вас будет такая почетная обязанность – измерять элементы залегания и сообщать мне, чтобы я записал их в полевую книжку. Так мы сможем обследовать гораздо больше обнажений. Прежде вас, признаться, я пытался обучить обращению с компасом некоторых из моих рабочих, но, увы, ничего из этого не вышло. Они держат этот прибор на ладони, точно ядовитого скорпиона, и боятся даже дышать на него. – Владимир Афанасьевич рассмеялся. Затем он вытащил из нагрудного кармана куртки большие круглые часы на цепочке и открыл их крышечку. – Однако мы задержались, – покачал он головой. – Но не беда. Тимофеев знает, что в устье ручья у нас привал. Я всякий раз рисую ему перед выходом абрис[25], по которому он чудесно ориентируется без всякого компаса.
Договорив, геолог двинулся наискосок вверх по склону. Димка последовал за ним на некотором расстоянии. Его переполняла гордость и необычное волнение: он сейчас не просто в геологическом маршруте, он – помощник знаменитого геолога и ученого – Обручева. Если только это не сон.
Горный компас в кожаном чехле помещался у Димки на ремне слева, справа висел нож. Ногам его было мягко и удобно в сапогах с портянками, накручивать которые на ступни научил его утром Герасим. Между облаками то и дело показывалось веселое летнее солнце и освещало желтым медовым светом склон, заставляя прямо-таки светиться нежной зеленью редкие лиственницы.
По мере того как они поднимались, за спиной у них ширилось пространство. Земля словно растягивалась: ближние гряды гор как будто понижались, а за ними вырастали новые горы, бледно-голубые вдали. Тайга осталась внизу и, казалось, с завистью глядела на людей, забравшихся так высоко.
Вскоре склон стал более пологим, и незаметно геолог и его подручный оказались на вершине. Впрочем, это была вершина не горы, а отрога, то есть отходящей от главного хребта длинной боковой возвышенности. Отрог был отделен от соседних параллельных отрогов глубокими распадками.
Здесь, на гребне, пятнами рос сероватый мох, и среди него зеленели кустики брусники со сморщенными прошлогодними ягодками. Еще до того, как Димка увидел эти ягоды, он учуял их терпкий запах. Обручев тоже, видимо, уловил его. Он нагнулся, надергал в ладонь этих бордовых бусинок и забросил в рот.
– Ух! – довольно крякнул он, прожевав. – Хороши! Рекомендую, Дмитрий, не побрезгуйте. Это прекрасное освежающее средство. Сейчас, в начале лета, когда нет еще новых плодов, матушка-природа позаботилась о своих чадах – прошлогодние ягоды для нас сберегла. И для нас, и для прочих живых тварей – полевок, бурундуков, свиристелей. Даже косолапые мимо них не проходят.