Димка двинулся вверх по узкому и неровному дну канавы, кое-где частично осыпавшейся. Канава взбиралась в гору, повторяя неровности склона. Она бороздила тело горы, точно рана. В одном месте на холмике выброшенных из нее камней торчал крепко вбитый кол с затёской, сизой от времени. На затёске что-то было написано карандашом, но дожди и ветры почти стерли эту запись.
«Это какая-то пометка, и она тут неспроста», – смекнул мальчишка и, спрыгнув снова в канаву, принялся внимательно осматривать ее ложе и стенки напротив кола. Он испытывал азарт поисковика и предчувствие какого-то, пусть и небольшого, открытия.
Породы в этом месте отличались от окружающих. Это были коричнево-серые куски, не плитчатые, а комковатые и довольно тяжелые, если взять в руку. Димка отобрал два куска повнушительнее и поспешил на стоянку.
Подходя к палатке Владимира Афанасьевича, он услышал громкий разговор. Кто-то из казаков или рабочих доказывал что-то начальнику партии.
– Всяко бывает! – звенел молодой голос. – Бывают подосланные… того-этого. Мало ль… Обувка иноземная небось, отродясь такой не видывали. Откудова он – прямо не говорит. Худой знак это!
Димка понял, что разговор идет о нем, и разговор неприятный.
– Полно вам! – возражал Обручев. – Я привык людям доверять! Для меня неважно, откуда вы, для меня важно, каков вы человек по своей натуре. Дмитрий надежный помощник, я в этом не раз утверждался. Он радеет о нашем деле. Я вижу: из него будет толк. Так что ступайте, Николай, и не мутите воду.
– Это как вам будет угодно, – отвечал с неудовольствием молодой голос. – А только как бы вреда не вышло.
Полог палатки откинулся, и оттуда, пригнувшись, вышел Николка. Он слегка оторопел, столкнувшись почти нос к носу с Димкой. Потом как-то ехидно ухмыльнулся и зашагал к большой палатке, откуда доносились, по обыкновению, смех и гомон.
Радостное настроение Димки угасло. Он стоял в нерешительности со своими камнями.
«А ведь Николка почти разгадал мою тайну, – подумалось ему. – Он чует во мне чужака, почти что инопланетянина».
Ему захотелось уйти куда-нибудь и побыть одному. Но с другой стороны, раз уж он принес эти образцы породы, то надо показать их Владимиру Афанасьевичу. Это может быть важно. И Димка заставил себя ободриться и громко произнес:
– К вам можно, Владимир Афанасьевич?
– О-о-о! Позвольте-позвольте! – воскликнул ученый, когда Димка выложил перед ним образцы. – Если я не ошибаюсь – а я почти убежден, – это самая что ни есть руда. А именно – цинковая обманка[71]. Хоть она и называется обманкой, нас она не обманет. А вот и верный спутник ее – свинцовый блеск[72]. Есть тут и плавиковый шпат[73]. Скажите теперь: где вы нашли эту руду?
Димка рассказал про канаву.
– Да, это разведочная горная выработка[74], – подтвердил Обручев. – Очевидно, признаки руды нашли сперва на поверхности, а затем пробили канаву, чтобы вскрыть рудное тело в коренном залегании. Вероятно, рассчитывали на череду таких тел, потому и протянули канаву столь далеко.
Выйдя из палатки, геолог разбил молотком один из кусков, и на сколе заблестели многочленные мелкие грани коричневого цвета и среди них – серебристого.
– Вот! – показал он скол своему помощнику. – Перед вами целые семейства сросшихся кристаллов. Коричневый – минерал цинка, серебристый – свинца. А эти белые присыпки с поверхности – продукты окисления: цинковый купорос и другие. И какова, уважаемый коллега, на ваш зоркий взгляд, мощность этого рудного тела? Какова хотя бы его ширина в канаве? Сколько саженей[75]? Мощность мы потом рассчитаем.
– Ну, около двух или трех. – Поработав с Обруче-вым, Димка знал, что сажень примерно в два раза больше метра.
– Это неплохо. Тем более, если у него крутое падение.
– Крутое, – подтвердил «коллега». – Почти перпендикулярно к склону. Это видно в стенке канавы.
– Превосходно! Наша задача теперь – проследить этот рудный пласт… а это, судя по всему, именно пластовое тело, залегающее в согласии с соседними пластами пород… проследить по простиранию в одну и в другую сторону от канавы, хотя бы по обломкам. А потом пройдем всю канаву до конца. По всем нашим наблюдениям за последние дни, мы здесь имеем крупную синклинальную складку.
– Что это означает? – спросил Димка. Они вернулись в палатку.
– Что означает? Это означает, что наша свинцово-цинковая залежь, погружаясь в этом крыле складки в глубь горы, может вынырнуть на поверхность в другом ее крыле, возможно в пределах вершины плато. Вот примерно так. – Геолог подсел к своему ящику-столу и быстро нарисовал своим «трудолюбивым» карандашом на последней странице тетради гору и складку с рудной залежью.
– Впрочем, это совсем необязательно, – прибавил он через минуту. – Геология не математика, и в ней ничего точно не вычислишь. Рудное тело может выклиниться – попросту говоря, исчезнуть. Или перейти в бедную вкрапленность. Или его может обрезать разлом. Наконец, горняки, пробившие эту выработку, могли остановиться прежде, чем залежь выйдет на поверхность, иначе: не добить канаву.
– Владимир Афанасьевич! – загорелся мальчишка, позабыв про услышанный ранее разговор и про Никол-ку. – А можно я схожу на разведку?! Осмотрю эту канаву до конца. Вдруг найду дальше еще такую же руду!
– Что ж, похвальное рвение, – улыбнулся ученый. – Не стану вас удерживать. Дерзайте, мой юный друг. Не заплутаете? Главное: держитесь канавы – и вы никак не собьетесь. Если встретите что-то интересное, пожалуйста, пометьте как-нибудь это место – колышком или пирамидкой из камней. Потом мы вместе осмотрим. Ну, а как канава закончится – возвращайтесь. Даю вам свой молоток, а компас у вас имеется. Сегодня вы в роли геолога, такое вот повышение в должности. – Владимир Афанасьевич рассмеялся, глядя на Димкину сияющую физиономию. – Когда же начнет смеркаться – немедленно поворачивайте назад, даже если не дойдете до конца.
Димка взял крепкий, с отполированной ладонями Обручева рукояткой молоток, положил в вещмешок бумагу для образцов и блокнот для записей и, ощущая важность своей миссии, потопал снова в гору, к разведочной канаве.
Глава 33. Самостоятельный маршрут
Поначалу Димка отбивал кусочки всех встречавшихся ему разновидностей пород. Серые зернистые песчаники сменяются бежевыми известняками (и те и другие ему не раз показывал Обручев) – он берет образец. Известняки сменяет слой черных сланцев – и эти надо взять. Образцы Димка нумеровал – заворачивал в бумагу и сверху выводил карандашом номер. А в блокнот записывал, на каком расстоянии от начала канавы он их подобрал. Он видел в маршрутах, что Владимир Афанасьевич, изучая обнажения, поступал именно так. Метраж Димка считал шагами, как обучил его старший: двенадцать пар шагов – это десять саженей, то есть примерно двадцать метров. А если идешь в гору, то четырнадцать пар составят десять саженей, так как в гору шаг короче.
Однако вскоре ему стало понятно, что эдак он не доберется за сегодняшний день и до средины канавы. А ему очень хотелось пройти ее всю. Что дальше? Какие новые породы ему встретятся? Встретится ли еще раз эта тяжелая, поблескивающая гранями кристалликов цинковая руда? И он решил рядовые породы больше не брать.
А канава все тянулась. Местами она прерывалась, но затем продолжалась через небольшое расстояние на той же линии. Эти отрезки следовали вверх по склону и терялись в мареве – там, где вершина тонула в облаках.
Да, к этому времени облачность опустилась ниже, закрыв макушки соседних гор. Редкие порывы ветра приносили мелкую холодную морось. Но Димка не обращал на нее внимания, поднимаясь выше и выше. Скоро панорама вокруг стала как будто мутнеть, пока не закрылась белой завесой. Это Димка достиг облачности. Сделалось сыро. Мелкие капельки влаги оседали у него на одежде, на лице, на зажатом в руке молотке.
«Здо́рово! Я – в облаках!» – подбадривал себя мальчишка.
Впрочем, ничего похожего на привычные облака он не видел – просто густой туман, погоняемый вялыми дуновениями ветра.
Склон между тем стал положе. Канава протянулась еще метров на пятьдесят и закончилась.
«Ну вот! И никакой руды…» – Димка устало присел на торце выработки. Разбил молотком несколько каменных плиток: обычная порода – известняк или мергель[76].
Туман полз густыми волнами, обволакивая все, точно вата. Неподалеку в тусклом зубчатом силуэте угадывалась цепь скал, выступали из тумана сизые от росы кусты стланика. Похоже, это была уже плоская вершина кряжа.
«Видимо, горняки, не зная геологии, не зная, что тут складка, и не встретив больше руды, бросили эту канаву, – предположил Димка. – И может быть, не дотянули до руды каких-то ста метров. Если немного пройти в том же направлении, возможно, мне повезет и удастся найти хотя бы кусочек цинковой обманки. И тогда все получится, как на рисунке Владимира Афанасьевича, и будет чем его порадовать». И не только порадовать. Найти продолжение рудной залежи – это значит укрепить доверие к нему начальника партии, расшатать которое пытается Николка. В общем, без руды ему нельзя возвращаться.
Димка последовал вперед по линии выработки. Пройдя тридцать пар шагов, он спохватился, что оставил у торца канавы молоток с вещмешком.
«Ну и ладно, – решил он, – не потеряются возле канавы. А если встречу что-то похожее на руду, я смогу любым камнем отбить кусок».
Вот только куда записывать расстояние? Блокнот, кажется, остался в мешке… Нет, вот он, в кармане! Хотя и без обложки. Обложка осталась в мешке, ну и бог с ней.
Каменные плитки под ногами были мокрые, однообразные, покрытые лишайниками. Кое-где они стояли торчком, и Димка знал теперь, почему они так стоят.