– С неба, – пошутил Димка. – Шлепнулся вместе с метеоритом. – И, отставив пустую миску, он вытащил из кармана найденный в ручье черный осколок, поднес его на ладони Ивану. Иван значительно присвистнул, затем достал свой. Оба осколка выглядели почти что близнецами.
– Не успел приехать, как уже кусок метеорита надыбал! – прорычал Григорий Борисович, оскалившись. – Новичкам везет. Фортуна!
– Если бы ты не нашел, я бы тебе свой отдал, – положил Димке на плечо ладонь Иван. – Я заметил, как у тебя глаза загорелись при виде него. Но смотри-ка: и тебе повезло.
– Да, – подтвердил Димка. – Мне обалденно повезло!
И он имел в виду не только метеоритный обломок.
Тут ему пришла в голову идея: этот кусочек железо-каменного метеорита станет первым экспонатом школьного музея, за создание которых так горячо ратовал Владимир Афанасьевич. Димка поговорит с учителем географии, а может, и с директором школы, и, скорее всего, они поддержат его замысел.
К этой веселой мысли примешалась неожиданная тревога. Вспомнив Обручева, он вдруг сообразил, что там, в Восточносибирской горной партии, его, Димку, несомненно, ищут, думая, наверное, что он попал в беду. Вещмешок они найдут, молоток тоже, так как искать в первую очередь станут вблизи канавы. А вот от самого Димки не осталось там, в том мире и в том времени, ни следа. Хотя нет… Постой-ка. След все же остался. Дим-кин блокнот. Точнее, не сам блокнот, а оторвавшаяся от него обложка. Насколько Димке помнилось, на задней стороне той картонки имелась надпись с названием типографии и стоял год выпуска. Владимир Афанасьевич, как человек внимательный и очень умный, конечно же, заметит эту надпись и, вполне возможно, что-то поймет. А может, вообще все поймет. Поймет, почему Димка не рассказывал о себе, и откуда у него такие необычные сапоги, и прочее.
А если он все поймет, то, наверное, не станет сильно переживать оттого, что Димка исчез. Разве что взгрустнет слегка из-за того, что они расстались. Как и Димке становилось грустно, когда он думал об этом необыкновенном, гениальном человеке и понимал, что больше они никогда не увидятся.
Вспомнил Димка с добрым чувством и богатыря Герасима, и вечно сонного Хобота, и сердитого Кузьмича. Вспомнил своенравного коня Лешего. И даже на бдительного Николку не осталось у него ни капли обиды.
Пока он пил чай, ему вспомнилось и то его намерение, с каким он ехал сюда (о, как давно, кажется, это было!), – намерение похвастаться перед одноклассниками фотографиями, поразить их рассказами о небывалых приключениях, затмить выскочку Рэда. Сейчас же ему те его мыслишки показались смешными и совсем детскими. Все, что он пережил, узнал, по-настоящему важно только для него самого. А уж про Обручева точно никому не расскажешь: ни за что не поверят!
На следующий день, уже с нового места стоянки, Димка с Алёной вышли в маршрут. Когда они дошли до конца очередного профиля и очутились под протяженной скалистой грядой, Димку внезапно осенило. Черт! Как же он до сих пор не догадался?! Он вдруг понял, что это была за длинная прямая борозда, тянущаяся по плоской вершине и спускающаяся под откос. Это то, что осталось от разведочной канавы – той самой, которую он обследовал, находясь в отряде Обручева! Это та самая канава, которая ниже по склону подсекла пласт цинковой руды. А как предполагал Владимир Афанасьевич, эта рудная залежь, смятая в складки вместе с другими породами, могла выйти на поверхность где-то на вершине плато.
– Григорий Борисович, – обратился Димка вечером к начальнику. – Та борозда, про которую я спрашивал – помните?
– Ну?
– Это может быть старая разведочная канава.
– С чего ты взял? Кто бы тут ее копал? – Шмырёв набычился, что-то про себя соображая. – Ну, допустим, – проговорил он с расстановкой. – И что из этого?
– Если она такая длинная, значит, те рудоискатели, что ее копали, нашли что-то ценное, какую-то руду. Иначе они не стали бы так далеко ее продолжать. Видимо, они рассчитывали и дальше встретить руду.
– Резонно. Но это лишь версия. Какие из этого практические выводы?
– Вот если бы продлить эту канаву дальше…
– У нас что, горный отряд? – спросил Фомич сдержанно-ворчливо.
– Нереально, – отрезал начальник. – Семён Фомич прав. Где рабочие? Где взрывчатка? Разрешение на взрывные работы? Финансы? Да и в полевом задании у нас никаких горных работ не предусмотрено.
– Тогда, может, хотя бы протянуть по ее линии еще один добавочный профиль? – предложил Димка. – Не больше двух верст… то есть километров, – поправился он. – И изучить подробно все породы, какие он пересечет. Ну и по самой канаве пройтись, вниз по склону.
– Это как минимум два лишних дня работы.
– А продукты на исходе, – вставил Фомич.
– День-два уж всяк протянем, – поддержал Димку Иван. – Крупа пока есть, чай тоже. – И как бы в подтверждение своих слов он налил из чайника полную кружку чая.
– С метеоритом подфартило, – усмехнулся Григорий Борисович, глядя на Димку в упор, – думаешь, и тут подфартит?
Димка хотел сказать, что дело не в «фарте», а в прогнозе великого Обручева, но, конечно, не стал этого говорить.
– Значит, вот что, – сдвинул брови начальник. – Вы с Алёной, так и быть, прокладываете этот дополнительный профиль и тру́дитесь на нем. Больше сделаем – нам это только в плюс. А мы с Семёном Фомичом довершим плановую работу. Усекли?
– Усекли! – ответил за всех Димка.
– Что-то новенькое, – неодобрительно покачал головой Фомич, и было непонятно, к кому относятся его слова – к Димке или к Григорию Борисовичу.
В эту ночь Димке снилось, будто он плывет на плоту с Полиной. Они плывут по темной ночной реке среди черных высоченных гор, мимо берегов, поросших непролазной тайгой и населенных зверьем. Но им на плоту не страшно, наоборот, им уютно и так хорошо, что Димка рад был бы плыть так целую вечность! Они сидят рядышком, накинув на себя старенький ватник, глядят на темное звездное небо и едят пряники.
Глава 35. Компас
С помощью рулетки и Алёниного компаса Димка и студентка проложили длинный, в два километра, профиль. Он тянулся почти параллельно скалам и под острым углом к готовым профилям.
Специальных колышков у них не было, и Димка через каждые десять метров выкладывал пирамидку из каменных плиток, а на каждой сотой отметке – пирамиду побольше. На вершине пирамиды он камешком придавливал бумажку с цифрами – расстоянием от нуля, то есть от начала профиля. Потом они прошли по этому профилю маршрутом, и Димка, помимо наблюдений за показаниями радиометра, следил за породами и часто просил у напарницы молоток, чтобы расколоть какой-нибудь подозрительный камешек.
– Как-то ты активизировался, – заметила девушка. – Что это на тебя вдруг нашло?
– Сам не знаю, – отвечал мальчишка с улыбкой. – Может быть, от вас с Григорием Борисовичем заразился.
Он и в самом деле испытывал настоящий «исследовательский зуд». Медленное движение по профилю, которое прежде нагоняло на него тоску (хоть вой), сейчас казалось ему интереснейшим занятием. Он рад был бы идти даже еще медленнее, лишь бы не пропустить что-нибудь важное.
И это пристальное изучение пород дало результат: на одной из мерзлотных выпуклостей, в самой ее середине Димка уже наметанным глазом распознал коричневую, с белыми и желтоватыми присыпками руду. Это была, конечно, не та крепкая массивная руда, какую он встретил тогда в канаве (в том, другом, мире), а рыхлая, разрушенная процессами выветривания крошка. Но глубже, он знал, она пребывает в коренном залегании и куда более свежая. Надо лишь докопаться до коренных пород.
Вечером целый мешочек (да какой увесистый!) этой, несомненно рудной, крошки Димка высыпал на бумагу в палатке начальника.
Григорий Борисович внимательно рассмотрел эту щебенку, подержал на ладони, оценивая вес, поизучал в лупу.
– И что ты думаешь насчет этой своей находки, юный поисковик? – обернулся он к Димке.
– Предполагаю, что это цинковая обманка, – отвечал тот, хотя на самом деле он не предполагал, а знал наверняка. – С примесью свинцового блеска, – добавил он.
– Ишь ты! – изумился начальник. – Где это ты нахватался терминов? В клубе юных геологов небось занимался? Точно, это сфалерит. К бабке не ходи! Цинковая обманка – старое название этого минерала. Да, есть немного и галенита, минерала свинца. Хотя этот почти весь окислился. А ты и впрямь удачлив, Дмитрий, черт тебя дери!
С этого момента Григорий Борисович стал обращаться к Димке не «Дима», а «Дмитрий». И Алёна звала его Дмитрием. Фомич же вообще никак не называл, и туристом – тоже.
– Мы проследили с Дмитрием эти рудные высыпки на восемь с половиной метров по профилю, – доложила студентка.
– Что ж, – напыжился Григорий Борисович. – На следующий год будем планировать тут канавы. А может, и несколько скважин зададим. Попробую убедить директора. А пока возьмем пробы на химанализ – на содержание цинка и свинца. Но я и так уже могу сказать: цинка не менее десяти процентов будет.
Когда, уже в темноте, пили чай у костра, настроение у всех было заметно приподнятым. Даже морось и сырой туман не могли его испортить. Ведь аномалии – это одно, а конкретная руда – совсем другое.
Григорий Борисович по такому случаю рассказал забавную историю.
– Лет семь или восемь назад, – заговорил он, – работала у нас женщина, поварихой. Готовила – язык проглотишь! А тут как раз грибы пошли. Она их целую кастрюлю насолила и, как положено, – под гнёт. Ну вот, а захотелось мне грибков. Полез я в ту кастрюлю, поднимаю груз: что такое?! Не иначе чугуна кусок. Присмотрелся: розовое, черное… Ёжкин кот! Да это ж марганцевая руда! Я к поварихе: «Где ты этот камень взяла?» Она: «Где-где… Помню я, что ли? Может, в ручье, а может, под горой. Или вон, где обрыв». Я рысью – туда. И точно: в обрыве у ручья – руда. Не велика залежь, на месторождение не потянет, но кондовый родонит[77]