— Брат Исаак, — начал он наконец, — я хотел…
Офицер снова потупился, потом поднял глаза и заглянул, кажется, в самую душу священника-следователя. Рыжий чуть не отпрянул от такого взора.
— Что с ними делать?
— С кем? — не понял Исаак.
— С техномагами. С теми тремя, которых мы задержали.
— А что вы хотели бы с ними сделать? Только откровенно.
Офицер пожал плечами.
— Отпустить на все четыре стороны. Только… Тот, которого вы допрашивали, так нехорошо скалится, что… Я не знаю.
Офицер окончательно запутался в словах и замолчал. Как назло, молчал и спут. Вот как не надо, так бубнит без передыху, а как понадобится что, так слова от него не услышишь. Хоть бы совет какой дал, повлиял на решение. Исаак быстро взвесил все за и против. Перед внутренним взором поднялся лощеный, самодовольный техномаг. Серый, неприметный, выделяющийся самодовольством. И такой же серый, обтрепанный, сутками позже, выделяющийся только злостью в угрюмом взгляде.
— Хорошо, — ответил Исаак задумчиво. — Откровенность за откровенность. Они озлоблены, и за утренний допрос, и за задержание без причины. Такого они вам не простят. Отпустите их, они рано или поздно вернутся и крепко нагадят. Могут напакостить вам лично, могут всему Паладосу. Задержать его и отпустить оставшихся двоих — значит подставиться еще сильнее.
— Почему?
— Те двое доберутся до своих, расскажут про этого третьего. А это повлечет если не войну, то крупный конфликт с техномагами. И здесь Церковь вас не защитит. Так что, мон женераль…
— Офицер, — автоматически шепнул блюститель порядка.
Но Исаак не обратил внимания, продолжил:
— …я бы на вашем месте сгноил в тюрьме всех троих.
— Но как же?
— Ничего личного, — пожал плечами Исаак. — Просто и вы, и ваше начальство, и ваша планета смогут спокойнее спать.
Тот съежился:
— Вы говорите это из соображений мести, брат Исаак?
— Я говорю это из практических соображений, — покачал головой священник-следователь. — Хотите жить спокойно, не отпускайте их. И постарайтесь, чтобы они никогда не вышли из вашей тюрьмы. Там их никто не станет искать. Для своих они сейчас мертвы. Я сказал все, что думал. Дальше решение за вами.
— Какое решение?
— Только ваше. Но оставлять за спиной разозленных врагов, способных подняться и ударить, — последнее дело.
Глава 12
На таможне было на удивление тихо и пусто. Не то отбывающих в этот день оказалось мало, не то без спута мир воспринимался иначе.
Габриель вздохнул. Синекожего он вспоминал теперь все время. Казавшийся надоедливым, раздражающим, спут вдруг стал чем-то удивительно дорогим. Чуть ли не самым дорогим существом в его жизни. А ведь и в самом деле, что было у священника-следователя? Вера в догматы Церкви, работа, долг. И спут. Единственное существо, которое всегда было рядом, а теперь что? Лишь три странных шарика и — все.
Было. Прошедшее время беспощадно, жестоко, безжалостно. Было — это не просто ушедшее из жизни. Это то, чего уже никогда в жизни не будет. И от осознания этого становилось тяжело. Никогда больше не будет Спута по имени 100 ГЦ. Сто градусов по Цельсию. Смешное и глупое имя для смешного и занудного существа. Такого раздражающего и такого бесконечно дорогого. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.
Он прошел через таможенную рамку и подхватил сумку с ленты конвейера. Сумка показалась тяжелой, словно в нее запихали синее тело мертвого друга. На вежливое прощальное напутствие таможенника священник даже не отреагировал. Габриель плохо воспринимал окружающее. Мысли вертелись вокруг спута, иногда соскакивали на Призрака, который озадачил, наговорив странных вещей, и на Церковь, которая при удаленном общении никаких комментариев относительно Призрака и того, что тот поведал, не дала. Был бы жив 100 ГЦ, он бы смог объяснить хоть что-то. С его объемом знаний и продолжительной работой со священниками-следователями…
— Брат Габриель!
Священник обернулся на оклик. В первый момент внутри все замерло. Через зал космопорта к нему, смешно семеня нижними конечностями, приближался спут. Но уже в следующую минуту стало понятно, что это не 100 ГЦ. Да и не мог синекожий быть его спутом.
— В чем дело? — спросил священник.
— Брат Габриель, я жду вас здесь целый день, — затарабанил синекожий. — Меня зовут Титаник.
— Это что-то значит?
— Как любое другое имя, — охотно подтвердил инопланетянин. — Титаник. Когда-то на земле был такой огромный корабль, самый большой корабль, который погиб от айсберга. Никогда больше айсберг не смог погубить корабль больше «Титаника».
— А что такое айсберг?
— По моим данным, большая глыба льда.
— А при чем здесь космический корабль?
— Нет, вы меня не так поняли, «Титаник» не был космическим кораблем, он плавал по воде. Один раз поплыл и утонул. Потом долго лежал на дне океана, пока вы, люди, не научились чистить свои водоемы. Тогда его подняли. Огромный корабль с мертвецами и утварью. Представляете?
Габриель покачал головой. Он плохо себе представлял огромную водоплавающую посудину. Тем более с трудом мог представить, как эта штука способна потонуть, если она создана для того, чтобы плавать. Но разбираться в доисторических приспособлениях не собирался.
— Зачем вы меня ждали, Титаник?
— Где он? — вопросом ответил спут.
— Кто?
— Вы знали его как 100 градусов по Цельсию. Ваш спутрегистратор.
Внутри сдавило тягучей болью. Горло сжало. Когда заговорил, голос прозвучал глухо, словно бы не его:
— Он погиб.
— Я знаю, — спокойно ответил Титаник.
— Откуда?
— Когда умирает один из нас, об этом знают все. Это трудно объяснить, брат Габриель. Но это так. У нас очень низкая смертность. И мы чувствуем смерть каждого. Меня интересует тело.
— Почему?
— В нем содержится часть информации.
Спут смотрел испытующе. Габриель поймал его взгляд и передумал расспрашивать дальше.
— Я не знал ваших обычаев… Как вы хороните, где… Он в местном морге. Обратитесь к властям, они в курсе и сделают все, что вам необходимо. Я хотел связаться с вами уже с Земли, но раз вы сами…
Слова выходили какие-то не те, не о том. Это злило, и Габриель поспешил замолчать. Спут тем временем осмотрелся, увидел стальные шары, но ничего не сказал. Лишь кивнул и зашагал прочь. Шарики полетели за ним.
Шаги у Титаника выходили короткими, но быстрыми. Со спины он еще больше походил на 100 градусов по Цельсию, с такой же поспешностью перекатывался с конечности на конечность… Но, несмотря на то как забавно это выглядело, расстояние между ними увеличивалось до невозможности быстро. Еще немного, и спут растворился бы в толпе, пропал бы из виду, поглощенный огромным организмом планеты-города.
Габриель дернулся вдогонку.
— Подождите! — крикнул он.
Титаник остановился, на священника посмотрел с удивлением.
— Что-то случилось?
— Я хотел спросить, — произнес Габриель. — Можно?
— Боюсь, я не смогу вам помочь, — покачал головой спут. — Информация — не моя специальность. Я ритуальный транспортник, занимаюсь мертвыми спутами.
— Мне не нужна информация, — пояснил священник.
Спут стоял молча.
— Я просто хотел узнать, когда прибудет замена?
— Замены не будет.
— Как не будет?
— Ваше задание завершено. Призрак повержен. Вы нас больше не интересуете.
Синекожий инопланетянин развернулся и поспешно засеменил прочь. Спина его еще какое-то время мелькала в поле зрения. Нет, он не был похож на 100 ГЦ. Совсем. Это только в первый момент могло показаться, что есть какое-то сходство.
Габриель тяжело вздохнул и поплелся на посадку. Транспортник, на котором ему предстояло вернуться на Землю, уже стоял на взлетной полосе с распахнутым чревом. Но прежде, чем он вступил на трап, стальные шары вернулись. Габриель не знал, были ли это те же самые шарики, но почему-то решил, что так оно и есть, и улыбнулся.
Радость вышла мимолетной. Медленно описав круг над его головой, шары стремительно унеслись прочь, чтобы больше уже никогда не возвращаться.
Добровольцы завидели рыжего священника еще издалека. Начали подниматься на ноги, переговариваться. Вооруженные фигуры в свете заходящего солнца выглядели внушительно и романтично. Исаак даже немного залюбовался крепкими силуэтами, отбрасывающими длинные мужественные тени.
Офицер, что сопел за плечом, зачем-то пояснил:
— Это лучшие люди.
«Лучшие люди» и в самом деле смотрелись бойцами хоть куда. Крепкие, накачанные. И оружие явно не первый день в руках держали. Добровольцы поспешно выстроились в шеренгу. Вытянулись по стойке «смирно». Вперед вышел молодой, крепкий, как бык, детина, щелкнул каблуками.
— Господин священник-следователь, специальное подразделение…
Исаак небрежно отмахнулся:
— Называйте меня просто: брат Исаак. И не стоит передо мной отчитываться в настолько официальной форме. Церковь Света не кадетский корпус. У нас все проще и лояльнее.
— Хорошо, брат Исаак. Меня зовут Курт, — кивнул детина, осклабившись, и гаркнул в сторону: — Вольно!
Строй тут же потерял былую подтянутость, приняв вольготную расслабленность.
— Пошли, что ли, — предложил Исаак. — Надо успеть до темноты.
— А в шахту лезть по темноте? — усомнился командир добровольцев.
— А какая разница? В шахте всегда темно, хоть по темноте, хоть по свету.
Детина едва заметно вздрогнул, но спорить не стал. По команде строй снова подтянулся. Добровольцы развернулись как один и, четко чеканя шаг, двинулись в сторону гор.
Рыжий следователь обернулся к офицеру, который стоял и грустно поглядывал на священника, дескать, ты уходишь, а я вот остаюсь со своими проблемами. Под этим взглядом возникло ощущение, будто он расстается со старым близким другом, хотя еще вчера Исаак офицера знать не знал. Поддавшись порыву, священник Церкви Света простецки хлопнул полицейского по плечу.