Ларису никогда не тянуло к женщинам. Более того, она считала, что те, кто желает себе подобных, больны. Она не презирала их, а жалела. Как глухонемых или астматиков. Они, естественно, не хуже остальных, но им повезло меньше, чем обычным людям, которые слышат, говорят и могут с легкостью дышать. Она много думала о сестре. Можно сказать, та не покидала ее мысли. Но Лариса не вожделела ее… До поры до времени.
Впервые она поймала себя на желании погладить Клавдию по колену, когда они ехали на «ЗИЛе» на дачу. Дорога была пустой, и Клава разогналась. Пышная юбка вздулась, обнажив ее прекрасные ноги. Длинные, гладкие, загорелые. До них хотелось дотронуться. Но Лариса сдержалась. Через несколько дней она задушила в себе желание слизнуть с подбородка сестры каплю варенья. Но когда ее стала манить Клавина грудь, такая пышная, тяжелая, увенчанная крупными темными сосками, Лариса запаниковала…
Что это с ней?
Раньше мылись вместе в бане и парили друг друга вениками. Купались голышом в пруду. Спали в одной кровати… И ничего такого. А тут вдруг бабах, и тебе даже мизинец на ее ноге кажется сексуальным. С мозолью и облезлым лаком на ногте.
Лариса решила, что все это из-за того, что у нее давно не было секса. Отдалась чуть ли не первому встречному. Но не только удовольствия не получила, едва справилась с отвращением. Пока длился акт, к счастью, он не был долгим, думала о Клаве. Представляла, как та бы ее ласкала. Но от этого не возбуждалась, а хотела плакать.
Лариса сама не заметила, как ее любовь к сестре переросла в страсть и превратилась в помешательство. Если она раньше просто подражала ей, желая стать похожей, то теперь охотилась за ее вещами. Таскала одежду, обувь, косметику, парфюм. Но всем пользовалась только наедине с собой. Наряжалась, красилась, душилась и представляла себя Клавдией. Естественно, Ларису привлекали не только вещи, принадлежащие сестре. Люди, которые были ей дороги, представляли еще большую ценность. Не только их общий отец и Клавин сын, к которому она прониклась еще до своего помешательства, но и мужчины…
Особенно мужчины!
Лариса хотела всех, с кем Клавдия спала. Но лишь потому, что они бывали в ней. Через ее любовников она как будто становилась ближе к сестре.
Она даже пыталась соблазнить заморыша Арсения. Совершенно, на взгляд Лары, никчемного мужичка. Остальные были более-менее. Не всегда красивые, но, как правило, интересные личности. Клаву тянуло к талантливым мужчинам. Или к безоговорочно красивым. Был у нее манекенщик из дома моделей на Кузнецком Мосту. Просто молодой Ален Делон. Как сама Клава, смеясь, говорила, «я кончаю только при взгляде на него». А Сеня был и страшненьким, и бездарным. Хорошо устроенным их общим отцом — да. Но они обе это не ценили. Однако ж Клавдия держала Сеню при себе. И Лара пыталась его соблазнить, но тот не поддался…
Один из немногих.
Даже манекенщика Лара умудрилась склонить к сексу, пусть и оральному. В общем, он позволил ей себя ублажить… А Сеня нет.
Если бы у Ларисы спросили на высшем суде, кого она ненавидит, то сначала бы она назвала себя, затем Арсения. Жаль, не убила его, когда попыталась.
В том, что он еще жив, она не сомневалась. Этот сморчок спляшет на могилах всех своих врагов, даже если они ему в сыновья или дочки годятся.
Казачиха почувствовала сонливость. Перед тем, как дать дреме окутать себя уютным одеялом, она коснулась грубого шрама на внутренней стороне бедра. Он был в форме буквы «К». Чтобы получить его, Лариса сама нанесла себе раны ржавым гвоздем.
Кто-то делал татуировки с именами или инициалами любимых, а она пошла дальше и вспорола свою плоть…
Глава 5
Он узнал парня с первого взгляда. Тот шел вместе с директором питомника Аллой и еще тремя ребятами от ворот к так называемому офису. Они что-то обсуждали. Все разговаривали громко, о чем-то спорили, а он только междометия вставлял. Завидев парня, кот, которого Павел согнал с кресла, пулей кинулся к нему. Но на полпути затормозил, сделал вид, что погнался за стрекозой, а не бросился к человеку, после чего продолжил движение в неспешном темпе.
— Привет, Шах. — Парень наклонился, чтобы погладить приблизившегося кота. — Прости, но я без еды. Придется тебе мышей ловить.
— Да накормим мы твоего обормота, Гриша, не переживай, — успокоила того директриса. — Нам сегодня пожертвовали кучу корма. И вон сидит человек, который это сделал, — она указала на Павла.
— Здравствуйте, — поприветствовал компанию Павел. — Как прошла акция?
— Так себе, — поморщилась женщина. — Мы чай пить, присоединяйтесь.
Павел так и сделал. Когда все расселись за деревянным столом, его представили остальным. Он не запомнил никого, кроме Григория.
— А я вас как будто знаю, — сказал он, внимательно посмотрев на Павла.
— Бывал уже тут.
— Не один, так ведь?
— Да, с дочкой Дарьей. Не помните ее?
— Тут бывает много девушек. Сами знаете, как они любят животных и стремятся им помогать.
— Даша великолепно пела. И вы с ней часто обсуждали музыку.
Гриша покачал головой. Как будто не понимал, о ком речь. Но Паша не верил ему. Даша не из тех, кого забывают.
— Да он о Дусе, — встрял другой парень. Некрасивый, нелепый, но располагающий к себе.
— А, да? — встрепенулся Григорий. — Ее я, конечно, помню. Замечательная девочка.
— Почему вы называете ее Дусей? — спросил Паша.
— Не мы — она. Хотела выступать под этим псевдонимом. Говорила, Даш много, а Дуся — это оригинально. Куда она пропала? Давно не видно.
— Погибла.
Повисла напряженная тишина.
— Давно? — спросила директриса.
— Шесть с половиной месяцев назад.
— Что произошло?
— Ее убили.
— Какой ужас!
— Примите соболезнования, — сдавленно проговорил Гриша.
Остальные закивали.
Павел надеялся на то, что волоокий гитарист не догадывается о том, что отец погибшей Даши-Дуси явился в питомник по его душу. В противном случае затаится. Но есть еще второй парень. У него какая-то смешная канцелярская кличка. Точилка, скрепка, кнопка? Паша постарается разговорить его. Судя по всему, с Григорием они друзья.
— Чай готов, — нарочито бодро проговорила директриса и взялась его заваривать. Гриша бросился ей помогать.
— Ластик, у тебя в сумке коробка конфет, достань, — обратился он к товарищу. Так Павел вспомнил, что тот не точилка, скрепка или кнопка. Ластик.
— А что это за фотографии? Кто на них? — спросил Павел, оставшись с Ластиком наедине.
— Люди, которые помогают приюту. Не все, конечно, но самые активные или яркие.
— Вот эти девушки яркие или активные? — Он указал на тот снимок, на котором была изображена девушка с зелеными дредами.
— О, это известная в узких кругах фолк-группа. Называется «Меле». Она дважды в наших акциях участвовала. Но девочки только творчеством помогают…
— Гриша ведь тоже музыкант. Это он их подтянул?
— Я, — сообщил Ластик.
— Ты тоже играешь на чем-то? — спросил Павел.
— Нет, у меня никаких музыкальных способностей. Увы и ах. Я с детства мечтал освоить гитару. Не получилось. Думаю, может с балалайкой выйдет? Там струн меньше. Но тоже нет. И в хор меня не взяли. А губную гармошку, на которой я играть пробовал, дед, когда жив был, в окно выкинул и пригрозил, что, если еще раз услышит, как я инструменты мучаю, следом отправит меня.
— Говорят, слух развить можно.
— Да, а слона научить рисовать, — беззлобно усмехнулся Ластик. — Только где ему сравниться с Шишкиным или Рембрандтом?
— Тем не менее картины, написанные животными, отлично продаются.
— Но произведениями искусства они от этого не становятся. Я бы хотел творить в первую очередь. И только потом на этом зарабатывать. Девочки из «Меле» такие же. В каждой из них бездна таланта. А красавицы какие, вы же видите. Могли бы одеться в мини, встать на каблуки, накраситься, сменить репертуар и бегать по кастингам. Чем не «Виагра»? Но они исполняли некоммерческую музыку, потому что она шла от их сердец.
— Ты общаешься с ними до сих пор?
— Нет, — вздохнул Ластик, — они меня исключили из списка приятелей.
— Почему?
— Мне очень одна из них нравилась. Кристина. Она с зелеными волосами.
— Повел себя с ней не по-джентльменски?
— Наоборот. Хотел ухаживать, цветы дарить, водить в кино. Но она так меня резко осадила, что я не сразу в себя пришел. Думал, вот тебе и тонкие натуры, а ведутся на смазливые мордашки и тугой кошелек. Потом оказалось, что они темные девочки.
— Какие? — не понял Паша.
— В смысле, не для мальчиков. И думали, что я в курсе.
— Надо же… А с виду нормальные барышни.
— Сейчас это нормально.
— Слушай, а ты тут, в «Усах, лапах, хвостах», работаешь?
— На полставки бухгалтером. И зарплата «серая». А так мы с Гришей из городской службы отлова беспризорных животных. Бюджетники. А это приют частный. В таких зверье лучше содержат, поэтому мы чаще пристраиваем найденных животных в подобные места. В «Ушах-лапах» еще директор замечательная. — Ластик с улыбкой указал на Аллу. — Не чуднáя, как многие. Мы с ней не просто дружим, она очень помогает нам. Мне в первую очередь.
— Как думаешь, позволит она мне тут остаться на несколько дней?
— Почему нет? Тут многие останавливаются на постой. Только вы столько корма животным купили, что легче было снять хостел.
— Я утром только сбежал оттуда. Никакого покоя.
— Что, по карманам шарят?
Паша не стал опровергать — подтвердил.
А потом они пили чай с конфетами. Спорили о том, кто лучше — кошки или собаки. Сошлись на том, что и те и другие лучше людей. Шах, как будто желая доказать обратное, ни с того ни с сего покусал Павла. Просто подобрался к нему и впился зубами в большой палец его правой ноги. Не цапнул, как делал раньше, не щадя даже хозяина, а вгрызся в плоть. Третий парень оказался ветеринаром. Он заверил пострадавшего в том, что кот не бешеный, и обработал рану, оказавшуюся весьма глубокой. Естественно, Павла без вопросов оставили в питомнике на ночь. А Шаха наказали. Лишили ужина и выгнали за порог. Но он не сразу ретировался. Обернулся и сурово посмотрел на Павла. Как будто понимал, что тот точит зуб на его хозяина, вот и напал.