— Слушаю. Романыч, ты? — Багров звонит, поняла Клава. — Я тут немного занят… Что говоришь? Казачиху доставили в Москву? Оперативно. Встретить хочешь ее? Со мной? Почему именно… А, мой сынок решил променять это на свидание. Вот дурачина. Конечно, я буду с тобой. На Казанский или Курский подъехать? Все, жди… А, тебя подбросить? Свою колымагу куда дел? Просто я пока туда-сюда… Ладно, сейчас соображу, как лучше сделать, и перезвоню.
Положив трубку, Комаров проговорил:
— Незадача. И что делать? Отказаться от долгожданной встречи? Не смогу. Задушить Клавдию сейчас? Но это будет грязно и как-то несправедливо по отношению ко мне. Последнюю жертву я хотел бы принести в торжественной обстановке. Еще надо подкинуть улики дурачку Гришке Матросову — Казаку.
— Я умираю, — прохрипела Клавдия.
— О, очнулась. Быстро ты…
— Умираю, — повторила она, схватившись за сердце. — Не чувствую руки… — И, вспомнив, как в фильмах показывали людей, свалившихся с инсультом, начала кривить лицо.
— Нет, давай не сейчас.
Дальше у нее должна была измениться речь, поэтому Клава перешла на шамканье:
— Наклонись, я тебе признаюсь кое в чем напоследок.
Комаров приблизил свое лицо к ее.
— Казачиха — это я! Ты поймал не ту… — И тут Клавдия схватила его за уши и со всей силы долбанула лбом по носу. Из него брызнула кровь. Она залила бы ей глаза, если бы Петровская вовремя не переместилась. После этого она перевернула Алексея на спину. Сама взобралась на него. Коленом надавила на кадык. Он хрустнул…
Человек хрупок. Даже такой большой, как бывший опер Алексей Комаров.
Он умер меньше чем за минуту. Как все остальные. Когда глаза его застыли, Клавдия подняла струну, выпавшую из рук покойника, обернула ее вокруг шеи и затянула. После этого вытерла окровавленные руки о бандану Комарова, слезла с него, достала телефон и набрала последний номер.
— Это Роман Багров? — спросила она.
— Да, а вы кто? — растеряно проговорил майор.
— Я та, кто хочет встретить Ларису Казакову с поезда. Так на какой вокзал подъехать?
— А где дядя Леша?
— Со мной в машине. Он не может говорить. И забрать вас. Потом узнаете почему.
— Клавдия Андреевна, не вы ли это?
— Я ли. Так что? Куда подъезжать?
Он сказал. Клава тут же отключилась. Потом пересела на водительское сиденье, завела мотор и поехала встречать сестру Ларису.
Глава 11
Она вышла из вагона. Осмотрелась. Вокзал тот же. Платформы на прежних местах. Некоторые поезда узнаваемы. Такие же ходили в прошлом веке. Получается, мало что изменилось…
Декор не в счет. Брусчатка, подсветка, турникеты, логотипы — все это мелочи. Казанский вокзал и вся Комсомольская площадь не поменяли ауру. Ларисе она нравилась. А Клавдии, помнится, нет. Она предпочитала аэропорты. Отправлялась на отдых самолетами. Реже машиной. А Лариса обожала и поезда, и вокзалы. Было в них что-то душевное, пусть суетливое и неаккуратное.
— Куда мы сейчас? — спросила Лариса у адвоката.
— Нас встречают люди из ФСБ, спрóсите у них. Но, думаю, в какое-нибудь СИЗО.
— Что-то я не вижу никого.
— Нас ждут на парковке у здания вокзала. До нее мы вас доставим. Потом передадим федералам.
Женщина-сопровождающая двинулась к подземному переходу первой. Они с Ларисой были пристегнуты наручниками. Еще у нее был пистолет. И шокер. А еще кастет. Транспортировали Казачиху как настоящую маньячку. Но не киношную. Сама Лариса фильма «Молчание ягнят» не видела, но Баржа ей рассказывала его сюжет. В том триллере Ганнибала Лектора перевозили связанного по рукам и ногам и в маске.
— Еще будет представитель МВД, — продолжил адвокат. — Вы уже с ним знакомы. Это майор Багров из уголовного розыска.
— Надеюсь, за то время, что мы с ним не виделись, больше никого не убили?
— Я не в курсе.
— Какой-то вы слишком неосведомленный.
— Стараюсь не вникать в то, что меня мало касается.
Больше она вопросов не задавала. Просто озиралась по сторонам. Смотрела и ловила ароматы. Ее волновал один.
— А что, сейчас жареные пирожки на вокзалах не продают? — поинтересовалась она у своей конвоирши.
— Почему? Везде их полно.
— Тогда почему не пахнет?
— Вытяжки, наверное, хорошие. Вот чебуречная. Там есть любая выпечка.
— Прошу вас, купите мне жареный пирог с рисом и яйцом, — взмолилась Лариса. — А лучше два.
— Потом, — буркнул адвокат. — Нас ждут.
— Да ладно вам, — вдруг встала на сторону Лары сопровождающая. — Минутное же дело. Человек, может, о вокзальных пирожках мечтал долгие годы. Я сама пончики из детства помню. С сахарной пудрой. У метро стояли палатки. Потом снесли их. Сколько ни покупаю сейчас, все не те.
Через ту самую минуту в руке у Казачихи оказалось два пирога. С рисом и яйцом не нашлось, но ей купили с капустой и картошкой. Наверное, они тоже были не такими, как когда-то. Не теми пончиками с сахарной пудрой из детства, но… Ларе казалось, что ничего вкуснее она не ела.
Они вышли на привокзальную площадь. И вот она-то изменилась. Столько машин! Поодаль, на парковках, на дорогах… И огней масса. Светло, почти как днем. Не сказать, что красиво, непривычно. Подсветка старинных зданий вокзалов подчеркивает их архитектурные красоты, но позволяет рассмотреть и мусор, и разбитые тротуары, и неопрятные лавчонки…
И сердитых людей!
Стоило уезжать из колонии, чтобы увидеть те же мрачные физиономии.
— Здравствуйте, Лариса Андреевна, — услышала Казачиха мужской голос. Когда обернулась, сподобилась лицезреть двух хорошо одетых мужчин. Оба в костюмах, при галстуках. — Мы за вами.
— Куда вы меня? В СИЗО?
— Нет, переночуете в служебной квартире. Помоетесь, отдохнете, покушаете. Закажем вам пиццу или суши, что пожелаете.
— Выпить дадите?
— Нет, извините.
— А если мальчика по вызову пожелаю? — усмехнулась Лара. — Вместо пиццы. На зоне меня кормили, но сексуально не обслуживали.
— Это у вас юмор такой или вы всерьез?
Она не успела ответить. Увидела майора Багрова. Он бежал и махал руками, чтобы привлечь к себе внимание.
— Лариса Андреевна, — закричал он. — Ваша сестра будет тут с минуты на минуту.
Все обернулись и посмотрели на него с недоумением.
— Я только сейчас понял, что она не просто так сюда… — Багров запнулся о бордюр, чуть не упал. — Если между вами счеты, то сейчас она захочет их свести! — Он обвел взглядом остальных. — Че вылупились? Доставайте оружие, я не знаю, что она задумала. Похоже, взяла в заложники старшего Комарова…
И тут из-за поворота выскочила старая «Волга». Она не ехала — летела, как будто не подчиняясь законам физики. Трое из шести выхватили оружие. У Романа при себе не было пистолета, и он просто смотрел. Потому что ему ничего другого не оставалось.
«Волга» затормозила. Водительская дверь открылась. Из салона показалась Клавдия Петровская с поднятыми руками.
— Не стреляйте, — крикнула она.
Агенты ФСБ чуть расслабили руки, но оружие не убрали. А сопровождающая арестантку еще и за шокером потянулась.
— Здравствуй, Лара. — Клавдия обошла машину и встала возле задней дверцы. Руки она по-прежнему держала на виду, но чуть опустила.
— Привет, Клава. Давно не виделись, — откликнулась Казачиха.
— Прости меня.
— Ты знаешь, что я не держу на тебя зла. Не имею права… — Голос дрогнул, но Лариса смогла продолжить фразу: — Люблю, скучаю, приседаю…
— Я хочу сделать заявление, господа. Казачиха — это я. Моя сестра отсидела вместо меня. Но срок давности истек. За те убийства вы меня судить не можете. Поэтому обвините за это…
Она резко распахнула дверку, и из нее вывалился труп.
— Это дядя Леша? — подал голос Роман. — Комаров?
— Он собирался убить меня, но я не дала ему шанса. Вот ваш подражатель. Преступления раскрыты.
Сказав это, она опустилась на колени и закинула руки за голову.
— Зачем ты это сделала, Клава? — прошептала Лариса, но сестра ее услышала.
— В этот раз из-за самозащиты. Как и в первый. Но это не значит, что было не в кайф. — К ней направился один из агентов. — Я как будто снова ожила.
— Но ты могла бы замести следы…
— Подумала и решила, что пора мне выйти из тени. — Клавдия криво улыбнулась. — Оказывается, у меня есть поклонники. Почему бы не прославиться на старости лет? Все равно я жила — не жила.
— Ты умрешь в тюрьме.
— С чего бы? Была самозащита. Я отсижу максимум три года.
— Больше дадут.
— Мне всего семьдесят три. И я прокопчу небо еще лет двадцать минимум.
— Там ад, Клавочка.
— Ты выжила, выживу и я. Тем более у тебя есть связи в преступном мире, а у меня фанаты на воле. — Она позволила защелкнуть на своих запястьях наручники. — Ты будешь меня ждать?
— Конечно.
— Ты все еще меня…
— Люблю, — беззвучно проговорила Лара и заплакала. Она была впервые в жизни по-настоящему счастлива.
Эпилог
Такого резонанса, как дело Казачихи, не получало ни одно другое дело за последние десятилетия. В прессе началась такая шумиха, что докатилась до Европы и Америки. Парень по имени Майкл, что приезжал из Штатов снимать документалку о русской маньячке, прославился. Он оказался не вруном, а реальным журналистом. Свою порцию славы получил и Федя-Фродо. Он стал звездой ТВ и интернета, смог заработать. О нем тут же вспомнили бывшая жена и дочка и приняли назад в семью.
Гришу Матросова долго таскали по допросам и судам. Пережив это, он вернулся в родной город. С собой взял Шаха. Первое время жил на частной квартире, но когда его через старых друзей нашел дед и сказал, что семья по нему скучает, переехал. На прежнюю работу не вернулся, но нашел другую. Точнее, это сделала бабушка. Гриша вновь ходил в костюмах и галстуках. В свободное время играл в группе на басах. В интернет выходил лишь затем, чтобы послушать музыку или посмотреть фильм. Ни в какие группы больше не вступал, а о маньяках ничего не желал слышать. Как отрезало!