Но Ван Лун сомневался, потому что эта мысль не ему первому пришла в голову.
– Это будет стоить очень дорого, – сказал он медленно, – ведь опиум дорог, как нефрит.
– Ну, содержать их стоит дороже нефрита, – возразил молодой человек, – да, кроме того, нам приходится терпеть их высокомерие, а жене моей – дерзкие взгляды брата.
Но Ван Лун согласился не сразу, потому что это было нелегко сделать и обошлось бы в добрый мешок серебра.
Очень может быть, что они никогда этого не сделали бы и все осталось бы по-прежнему до тех пор, пока не спала бы вода, если бы не произошло одно событие.
Дело было в том, что сын дяди Ван Луна стал заглядываться на вторую дочь Ван Луна, которая была ему близкая родственница и по крови все равно что сестра. Вторая дочь Ван Луна была очень хорошенькая девочка, похожая на среднего сына, который стал купцом, только маленькая и легкая, и кожа у нее была не такая желтая, как у брата. Кожа у нее была светлая и бледная, словно миндаль в цвету, и у нее были тонкие красные губы, маленький нос и маленькие ножки.
Двоюродный брат поймал ее однажды вечером, когда она шла одна по двору из кухни. Он грубо схватил ее за грудь, и она взвизгнула. Ван Лун выбежал и ударил его по голове, но он не выпускал ее, словно пес, вцепившийся в кусок украденного мяса, так что Ван Луну пришлось вырывать дочь силой.
Тогда двоюродный брат хрипло засмеялся и сказал:
– Это только шутка. Разве она мне не племянница? Что плохого брат может сделать сестре?
Но глаза его похотливо блестели.
Ван Лун выбранился шепотом, потянув девушку к себе, и отослал ее в комнату.
В тот же вечер Ван Лун рассказал сыну, что случилось, и молодой человек задумался и сказал:
– Нужно отослать ее в город, в дом жениха. Даже если купец Лиу скажет, что год слишком плохой для свадьбы, мы все же должны отослать ее. Разве мы можем уберечь ее, когда у нас в доме живет этот тигр?
Ван Лун так и сделал. На следующий день он пошел в город в дом купца и сказал:
– Моей дочери уже тринадцать лет, она уже не ребенок и созрела для брака.
Но Лиу сказал нерешительно:
– У меня слишком мало прибыли в этом году, чтобы заводить еще семью в моем доме.
Ван Луну было стыдно сказать: «Мне нужно ее уберечь от двоюродного брата», – и он сказал только:
– Я не могу взять на себя заботу о девушке, потому что мать ее умерла, а она хороша собой и уже в таком возрасте, что может забеременеть; а мой дом велик и полон народу, и я не могу следить за ней все время. Так как она войдет в твою семью, то пусть она охраняется у тебя, а замуж ты ее отдашь раньше или позже, как тебе вздумается.
Тогда купец, человек снисходительный и любезный, отвечал:
– Что же, если это так, то присылай девушку, я поговорю с матерью моего сына, – пусть она приедет и живет в безопасности здесь во дворах вместе со свекровью, а после уборки урожая или около этого времени можно будет устроить свадьбу.
Так дело было улажено, и Ван Лун был очень доволен и пошел домой. На обратном пути к городским воротам, где Чин дожидался его с лодкой, Ван Лун проходил мимо лавки, где продавался табак и опиум, и он зашел в нее купить себе резаного табаку, потому что он курил кальян по вечерам, и когда продавец положил табак на весы, он нехотя спросил:
– А почем вы продаете опиум, если он у вас есть?
Продавец ответил:
– Сейчас не разрешается продавать его открыто с прилавка, и мы не продаем. Но если у тебя есть серебро и ты хочешь купить опиума, то его отпускают в задней комнате, по серебряной монете за унцию.
Ван Лун не стал долго раздумывать и сказал торопливо:
– Я возьму шесть унций.
Глава XXVIII
Отослав вторую дочь и избавившись от заботы о ней, Ван Лун сказал однажды дяде:
– Так как ты брат моего отца, то вот тебе кое-что получше табаку. – И он открыл банку с опиумом, вязким и сладко пахнущим.
Дядя Ван Луна взял банку, понюхал и, засмеявшись от удовольствия, сказал:
– Я курил его и раньше, но не часто, потому что он очень дорог. Но я его люблю.
И Ван Лун ответил ему с притворным равнодушием:
– Я купил как-то раз немного для отца, когда он одряхлел и не мог спать по ночам. А сегодня я нашел его непочатым и подумал: «У моего отца есть брат. Почему бы не отдать ему опиум? Ведь я моложе, и мне опиум еще не нужен». Возьми и кури его, когда захочешь или когда ты нездоров.
И дядя Ван Луна ухватился за опиум с жадностью, так как от него приятно пахло и его курили только богачи; он взял его, купил трубку и стал курить опиум, лежа целый день на постели. А Ван Лун позаботился о том, чтобы купить трубки и разложить их по всему дому, и притворился, что курит сам, но он только брал трубку в свою комнату и оставлял ее там незажженной. И своим двум сыновьям и Лотосу он не позволял дотрагиваться до опиума под тем предлогом, что он очень дорог, но усиленно потчевал им своего дядю, жену дяди и его сына. И дворы наполнились сладко пахнущим дымом, и Ван Лун не жалел на это серебра, потому что оно купило ему покой.
Так как зима проходила и вода начала спадать, Ван Лун мог ходить и осматривать свои поля. И однажды случилось, что его старший сын последовал за ним и сказал:
– Ну, скоро у нас в доме будет еще один рот, и этот рот твоего внука.
Услышав это, Ван Лун обернулся и засмеялся, потирая руки:
– Сегодня и впрямь счастливый день!
И он снова засмеялся, а потом разыскал Чина, и велел ему идти в город и купить рыбы и хорошей еды и отослал все это невестке, говоря:
– Ешь, укрепляй тело моего внука.
И в течение всей весны мысль о будущем рождении внука не покидала его. И когда он был занят делом, он думал об этом, и когда он был расстроен, он думал об этом, и эта мысль утешала его.
А когда весна сменилась летом, люди, бежавшие от наводнения, вернулись на родину, один за другим и целыми семьями, истощенные и уставшие за зиму, и были рады, что вернулись, хотя там, где раньше стояли их дома, не было ничего, кроме желтой грязи. Но из этой грязи снова можно было сложить дома и покрыть их циновками, и многие приходили к Ван Луну занимать деньги, и он ссужал их под высокие проценты, так как спрос был велик, а залогом служила земля. И на занятые ими деньги они засеяли землю, которая стала жирной после того, как ушла вода. А когда им понадобились быки, и семена, и плуги, и больше нельзя уже было занять денег, некоторые продали часть своей земли, чтобы засеять то, что осталось. И Ван Лун купил у них землю, много земли, и купил ее дешево, потому что людям нужны были деньги.
Но были и такие, которые не хотели продавать землю, и когда им не на что было купить семян, и быков, и плугов, они продавали дочерей, и некоторые из них пришли к Ван Луну, так как было известно, что он человек богатый и сильный и сердце у него доброе.
И он, не переставая думать о ребенке, который должен родиться, и о других детях, которые родятся от его сыновей, когда все они поженятся, купил пять рабынь, потому что Кукушка состарилась, и с тех пор, как уехала вторая дочь, некому было работать в доме. Двух – лет по двенадцати, с большими ногами и крепким телом, и двух еще моложе, чтобы прислуживать им всем и быть на посылках, и одну для того, чтобы прислуживать Лотосу. И всех пятерых он купил в один день, так как он был достаточно богат, чтобы исполнить не мешкая то, что задумал.
Однажды, много дней спустя, пришел человек и привел маленькую, хрупкую девочку лет семи, желая продать ее. И сначала Ван Лун сказал, что не возьмет ее, потому что она мала и слаба. Но Лотос увидела ее, девочка ей понравилась, и она сказала капризно:
– Я возьму эту: она хорошенькая, а та, другая, груба и пахнет козлятиной, и я ее не люблю.
Ван Лун посмотрел на девочку, увидел ее хорошенькие испуганные глазки и жалкую худобу и сказал, отчасти для того, бы задобрить Лотос, отчасти потому, что ему хотелось видеть ребенка сытым и потолстевшим:
– Что же, пусть будет так, если хочешь.
И он купил девочку за двадцать серебряных монет, и она стала жить на внутреннем дворе и спала в ногах на постели Лотоса.
Ван Луну казалось, что теперь в доме у него настанет мир. Когда вода спала и наступило лето и нужно было засевать землю добрыми семенами, он обошел свои поля, осмотрел каждый участок, вместе с Чином обсудил качество земли на каждом участке и решил, что где следует сеять, чтобы земля уродила больше. И куда бы он ни шел, он брал с собой младшего сына, к которому должна была перейти земля после него, чтобы юноша приучался к делу. И Ван Лун ни разу не оглянулся на сына, слушает он или нет. А юноша следовал за ним, опустив голову, с недовольным лицом, и никто не знал, о чем он думает. Но Ван Лун, не глядя на сына, знал только, что он молча идет за отцом. И когда все было решено, Ван Лун возвращался домой очень довольный, говоря самому себе: «Я уже не молод, и мне нет нужды работать собственными руками, потому что на полях у меня есть работники и сыновья, и в доме у меня мир».
Но когда он вошел в дом, то оказалось, что там не было мира, хотя он дал сыну жену и купил довольно рабынь, чтобы прислуживать им всем, и хотя у его дяди и жены его дяди было довольно опиума, чтобы наслаждаться им весь день, мира все же не было. И опять это было из-за сына дяди и старшего сына Ван Луна.
Казалось, что старший сын Ван Луна никогда не перестанет ненавидеть двоюродного дядю и подозревать его в дурных умыслах. Еще мальчиком он своими глазами видел, что его двоюродный дядя полон всякого зла, и теперь дело дошло до того, что сын Ван Луна не выходил из дому даже в чайную лавку, если двоюродный брат сидел дома: он следил за двоюродным братом и дожидался его ухода. Он подозревал его в шашнях с рабынями и даже с Лотосом на внутреннем дворе, хотя это было напрасно: Лотос с каждым днем старела и толстела, и давно уже не интересовалась ничем, кроме еды и питья, и не взглянула бы на сына дяди, подойди он к ней близко. Она была даже рада, что Ван Лун стареет и заглядывает к ней все реже и реже.