Земля плоская. Генеалогия ложной идеи — страница 8 из 14

Как поддерживался миф в XIX–XX веках. Краткий обзор

Миф о средневековой вере в плоскую Землю, шарообразность которой обнаружилась якобы только благодаря «Великим географическим открытиям» или «научной революции», повторяется на протяжении всего XX века. Энциклопедии, романы, фильмы и даже научные труды продолжают поддерживать легенду вплоть до нынешнего дня, а подавляющее большинство наших сограждан убеждены, что это безусловный факт, о котором, между прочим, они узнали еще в школе. Во время последнего опроса, посвященного этой теме и проводившегося в начале учебного года, руку подняла девушка и громко сообщила: «Мой младший брат вернулся вчера из школы и пересказал слова учительницы о том, что в средневековье люди считали Землю плоской». Споры, услышанные недавно в учительской, также подтверждают, что миф буквально пустил в нас корни. В завершение проделанной нами работы мы предлагаем небольшой обзор, не претендующий на полноту (нельзя объять необъятное), но дающий представление о достаточно убедительных признаках массового распространения этого модного «фейка», которые, быть может, позволят лучше понять непостижимый в действительности секрет его долговечности.

I. Академические векторы

Исследования и энциклопедии

Удивительные утверждения можно встретить во внушительной трехтомной исторической энциклопедии «Всеобщая история народов от античности до наших дней», опубликованной в 1926 году издательством Larousse. В статье о Возрождении авторы путают вопросы о шарообразности Земли и ее подвижности (такая путаница характерна для массовой аудитории, но представляется странной в академическом издании). Христофор Колумб видится здесь «первооткрывателем» сферичности, который еще и подготовил умы к революции, совершенной Коперником:

Открытие Нового Света в конце XV века и путешествие Магеллана в начале XVI неизбежно способствовали обновлению астрономии: внезапно открылась большая неизвестная часть Вселенной; книжная наука стала терять авторитет перед наукой, оперирующей фактами; простой моряк теперь знал о земном шаре гораздо больше, чем Аристотель или Птолемей. Пресловутый вопрос об антиподах разрешился, географические открытия подготовили умы к определению места Земли в череде планет. Колумб и Магеллан открыли путь Николаю Копернику353.

Этот отрывок особенно интересен для понимания того, как поддерживается миф: он подтверждает некоторые уже встречавшиеся особенности. Помимо неосведомленности автора стоит выделить и социально-идеологический перекос: Мишле был склонен возвышать «плебейских сынов» (при том, что Колумб был сыном весьма зажиточного ткача, сумевшего отправить отпрыска учиться в университет, а Коперник, выходец из семьи богатых торговцев, – типичный воспитанник знаменитого Ягеллонского университета в Кракове) – отметим удовлетворение, которое этот историк, кажется, испытывает, сообщая, что «простой моряк знал о земном шаре гораздо больше, чем Аристотель и Птолемей». Утверждение могло бы показаться смешным, если бы не говорило об удручающем невежестве; зато оно, пожалуй, объясняет любовь к мифу, подогреваемую антиинтеллектуализмом и мнением, будто здравомыслие народа и практические знания более ценны, чем все рассуждения знатоков. Можно также обратить внимание на скачкообразность интереса к истории (и вряд ли это по волшебству): занавес поднимается, а там – новая эра.

Не становясь карикатурой на Колумба, прокладывающего путь Копернику, картина плоского мира в канун Великих географических открытий все же присутствует в трудах, которые можно назвать академическими. В конце XX века (1980) У. Г. Р. Рэнделс, специалист по истории идей, опубликовал работу, которая – начиная с названия – призвана обозначить произошедший в 1480–1520‐х годах «эпистемологический сдвиг»:

Накануне эпохи Великих географических открытий и непосредственно во времена путешествий Колумба, Васко да Гамы и Веспуччи ни одна из пяти моделей земли, описанных Кратетом, Аристотелем, Парменидом (его зоны), Лактанцием и Птолемеем, похоже, так и не стала основной. И хотя они кажутся взаимоисключающими, на самом деле первые четыре объединяет то, что они сохраняют парадигму плоской ойкумены, наложенной на космографическую сферу354.

Важная деталь: Рэнделс утверждает, что концепция ойкумены сосуществует с представлением о сфере и ее шарообразности, но само это сосуществование словно умаляет факт признания сферичности, который в понимании автора становится неопровержимым только после «Великих географических открытий». К тому же он путается в способах анализа Земли, связанных с основными дисциплинами (космографией и географией) и, соответственно, с различными способами отображения. Что касается сопоставления Кратета, Аристотеля, Парменида, Лактанция и Птолемея, то это намеренное и осмысленное лукавство: сомневаться в значимости Аристотеля не приходится (отметим все же, что рассматривать Аристотеля и Лактанция на равных – все равно что, описывая историю науки XX века, говорить о конкуренции исследователей Парижской обсерватории с авторами гороскопов в женском журнале).

Еще более комично выглядит книга историка науки конца XX века Дэниела Бурстина «Первооткрыватели» – в 1983 году она вышла на английском языке, в 1986‐м – на французском, многократно переиздавалась и в свое время способствовала популяризации истории науки. Четырнадцатая глава в ней называется «Земля снова плоская» и рассказывает о том, что, пока Китай придумывал новаторскую систему географических координат, средневековая Европа «погрязла в религиозной картографии» и создавала «невероятную мешанину» из досужих вымыслов, плодами которых будут «сдабривать христианские карты вплоть до наступления эпохи Великих географических открытий». Вслед за непременными цитатами из Лактанция, оспаривающего существование антиподов, автор утверждает, что эти «басни» впоследствии «не раз повторялись у святого Августина, святого Иоанна Златоуста и у других христианских светил». Самая известная сводится к следующему: «Там, где живут антиподы, их ноги должны быть направлены навстречу нашим, а это невозможно»355. Не будем снова возвращаться к тому, насколько несуразны подобные суждения (хотя отцы средневековой Церкви, как и философы из университетов, немало удивились бы немыслимой славе Лактанция). Вопреки исторической правде Бурстин вводит в круг сторонников идеи плоской Земли Исидора, Беду и Бонифация:

Дабы избежать ереси, правоверные христиане предпочитали говорить себе, что антиподы существовать не могут, а при необходимости – что Земля не шарообразна. Святой Августин в этом отношении категоричен, и его огромного авторитета, помноженного на влияние Исидора, Беды Достопочтенного, святого Бонифация и им подобных, хватило, чтобы разубедить пылкие умы356.

На ересь легко списать что угодно, а религия потворствует невежеству, внушая обманчивую уверенность: «Главным препятствием для постижения формы Земли, континентов, океанов было не столько невежество, сколько иллюзия знания»357. Однако Бурстину следует отдать должное: он не подхватил «столь популярную легенду» о том, что ученая комиссия отвергла план Колумба из‐за «всевозможных разногласий относительно формы Земли», и добавляет: «В ее шарообразности уже не сомневался ни один образованный европеец»358.

Упомянем также «Образ мира от вавилонян до Ньютона», довольно содержательный труд, претендующий на научный подход и свидетельствующий о распространении мифа в преподавательской среде. Авторы этой книги приравнивают взгляды Лактанция и Козьмы к воззрениям, характерным для всех отцов Церкви и, соответственно, всего средневекового периода (до XII века). Как и многие их предшественники, эти исследователи говорят о буквалистском прочтении Библии, но умалчивают о том обстоятельстве, что его предлагали Церковь и образовательные учреждения359. Еще бы: достаточно наскоро изучить вопрос, и такой подход не выдержит критики. Сложно сказать, сознательно ли авторы манипулируют источниками (спрашивается, зачем?), или это интеллектуальная леность заставляет их повторять подобные утверждения, не утруждая себя проверкой, а главное – скрупулезным анализом материалов.

Часто повторяющаяся библиографическая отсылка – упомянутая предыдущими авторами как «серьезное документированное изложение» – представляет собой сочинение по истории концепций мироздания Артура Кёстлера «Лунатики», которое в 1959 году вышло на английском языке, а в 1960‐м – на французском и с тех пор несколько раз переиздавалось. Ксавье Кампи360 считает, что книга сыграла решающую роль в распространении мифа об отцах Церкви, верящих в плоскую Землю. Кёстлер – британский журналист и публицист, бежавший из нацистской Германии и сражавшийся в рядах испанских республиканцев. После освобождения из французского лагеря для военнопленных он присоединился к британской армии. Этот мужественный поступок сделал Кёстлера после войны видной фигурой в широких интеллектуальных кругах, именно тогда он заинтересовался наукой, заявив, что хочет покончить с «дурацкими академическими рамками», – сама посылка не лишена идеи прославления «плебейских сынов» и толковых моряков.

Первая часть «Лунатиков» называется «Героические века» и представляет собой восторженное описание космографических систем античности, в том числе поздней греческой, и восхваление влиятельной пифагорейской школы. Во второй части, как и следовало ожидать, уже заглавие сообщает, что далее последует «мрачная интерлюдия», начинающаяся со святого Августина, которому Кёстлер отводит ключевую роль и считает его едва ли не «строителем моста» между старым и новым мирами. Вместе с тем автор не забывает уточнить, что «у застав Града Божия весь транспорт, везущий сокровища древнего знания, […] заворачивался»361, признавая все же, что епископ Гиппонский разрешил «пройти по мосту» Платону с его «Тимеем». Это не особенно лестное описание предшествует еще менее одобрительному представлению отцов Церкви, среди которых «Августин был еще слишком даже просвещенным». Разумеется, Лактанций подвергся бичеванию за непризнание антиподов. И был приравнен к Иерониму, Василию, Севериану Гавальскому и Козьме Индикоплову, ибо своим примером олицетворял буквалистское прочтение Библии. Что касается «Христианской топографии» Козьмы, Кёстлер заявляет, что она стала «первой всеобъемлющей космологической системой раннего средневековья, предназначенной для замены учений языческих астрономов». Автор подразумевает, что христианская Церковь приняла предложенную «Топографией» модель и стала распространять ее в своих школах, но это полностью неверно. Он соглашается, что в то же время и в той же христианской среде люди «более просвещенные», среди которых можно вспомнить Исидора Севильского и еще несколько имен, не придерживались этой модели; утверждается, однако, что «Топография» стала «первой всеобъемлющей космологической системой раннего средневековья»362. С точки зрения автора, озарение наступает лишь в IX веке, когда Беда Достопочтенный заявляет «безвозвратно, что Земля является шаром». Но форма скинии, как он пишет, прослеживается на картах вплоть до XIV века, не говоря о картах OT (Orbis terrae), которые он приравнивает к географическим. К финалу «мрачной интерлюдии» присоединяется Уайтхед – Кёстлер цитирует его тезис из книги «Наука и современный мир»: «В 1500 году Европа знала меньше, чем Архимед, который умер в 212 году до Рождества Христова». Год 1550 здесь, безусловно, дата, символизирующая начало распространения учения Коперника, и в продолжение своей истории концепций мироздания Кёстлер излагает биографии «лунатиков», какими были Коперник, Кеплер, Тихо Браге, Галилей и Ньютон. Описывая борьбу этих ученых, сумевших пролить свет на древние теории, познавших взлеты и падения, писатель стремится, несмотря ни на что, создать менее механистическую картину истории науки и ее конфликта с различными религиями. Вот только нельзя на ровном месте выступить в качестве историка науки – тем более не читая источников.

Теологическая трактовка борьбы героев науки и сконструированная на его основе реальность пронизывают все, что создано в педагогических целях. В красиво оформленной образовательной коллекции «Открытия» издательства «Галлимар» (Découvertes Gallimard) есть книга, получившая название «Как Земля стала круглой», ее автор – Жан-Пьер Мори. Эта работа посвящена античной мысли и завершается словами, которые подводят итог весьма символичному рассказу о гибели Архимеда и о пожаре в Александрийской библиотеке:

Тогда же повсюду креп религиозный дух и процветали странные секты, у которых были и греческие, и еврейские, и персидские истоки. Из этого смешения возникнет христианство; и христиане, в свою очередь, начнут бороться со всеми «языческими» – то есть не религиозными – идеями. В общем, когда германские «варвары» захватят римскую Европу, в науке уже практически нечего будет разрушать. Но хотя наука перестала идти вперед, все, что было ею накоплено, подспудно продолжало жить еще пятнадцать веков. Сохраненный сначала византийцами, этот слабый огонь знания будет долго поддерживаться арабской наукой и так попадет в Испанию, а потом распространится по всей Южной Европе XIII–XIV веков. Затем наступит черед эпохи, которая сегодня поэтично называется Возрождением. И однажды Коперник продолжит изучение астрономии с той самой точки, в которой оставил ее Аристарх Самосский363.

Еще более анекдотично произведение бывшего министра образования, которому действительно не привыкать к погрешностям в подходе к истории наук: этот автор намерен развенчать тезис о плоской Земле ради лаицизма, понимаемого как несовместимость религии и верующих с наукой. По его мнению, пора пересмотреть умозаключения его коллег – историков-медиевистов. В упомянутой нами выше работе он пытается объяснить – вразрез с выводами академических исследователей, – что после падения Рима наука погружается во тьму:

Что бы ни говорили некоторые историки, для Запада в области знания начался тогда период спада. Слепая вера торжествует, воинское дело прославляется – все свершается крестом и мечом. Христианство ли похоронило греческую науку?364

Далее этот специалист по геохимии, член Академии наук, отбрасывает последние сомнения и осуждает все созданное средневековыми учеными мужами, чья вера в плоскую Землю символизирует затухание знания:

Если подводить итог этого периода с точки зрения научной новизны, то он совершенно катастрофичен. Ни одной новой идеи. Ни одного изобретения. Ни Рим, ни Византия, ни позднее европейское средневековье не привнесли хоть мало-мальского вклада в науку365.

Об этой работе Клода Аллегра366 – вобравшей множество подобных стереотипов, категоричных заявлений и идеологических установок – никак не скажешь, что она прошла незамеченной. Она неоднократно переиздавалась и была переведена на испанский, итальянский и португальский языки. Вышла она и в карманном формате.

Школьные учебники

Учебники по истории конца XIX – XX века не всегда выглядят смешно, но многие все же грешат против исторической правды и тем самым немало содействуют распространению мифа – особенно учебники для начальной школы и коллежей, охватывающие все население.

Учебник под названием «История Франции для средней школы» Марсьяля и Симоны Шоланж, опубликованный издательством «Делаграв» в 1957 году, представляет путешествие Колумба дерзким предприятием не из‐за дальности расстояния: просто в те времена лишь «некоторые ученые утверждали, что Земля не плоская, а круглая, как шар»367. Именно потому Колумб рискнул отправиться на запад, рассчитывая достичь Индии. Оба автора – дипломированные преподаватели, ученые со степенью агреже, то есть имеющие право преподавать в средней профессиональной школе и на естественно-научных и гуманитарных факультетах высшей школы, но можно предположить, что пользовались они если не первоисточниками, послужившими основой легенды, то уж точно – второсортными изданиями, ее повторяющими.

Еще один учебник, «История. 1328–1715», освещающий программу четвертого класса368, вышел в свет в 1968 году и составлен Андре Абади и Жаком Бокуром; в той части, которая описывает развитие мореплавания, они утверждают, что «распространение идеи шарообразной Земли»369 началось с «древнегреческой географии Птолемея», переведенной на латынь в начале XV века. Однако, добавляют авторы, знания эти были еще очень неопределенными. Двумя страницами ниже упоминается, с каким энтузиазмом были встречены первые дальние экспедиции – как, например, странствие Бартоломеу Диаша, которому в 1488 году удалось обогнуть мыс Бурь (он же мыс Доброй Надежды) под португальским королевским флагом. Вслед за этим подвигом Христофор Колумб, «которого сведения, полученные в Лиссабоне, убедили в шарообразности Земли»370, берет курс на запад с целью добраться до Азии.

Учебники истории для начальной школы, по которым учились сегодняшние взрослые, даже самое молодое поколение, ни в чем не уступают. В выпущенном в 1985 году переиздании неувядающего труда Марсьяля и Симоны Шоланж (только название поменялось на «Учебник истории для средней школы»)371, в главе, посвященной открытиям XV века, с разницей в 30 лет слово в слово повторяется фраза: «Некоторые ученые утверждали, что Земля не плоская, а круглая, как шар». То есть эта чушь продержалась 30 лет при том, что ее перечитывали тысячи преподавателей и инспекторов национальной системы образования! В том же году издательство «Натан» публикует «Историю Франции от доисторического периода до 1789 года», предназначенную для учеников уровня CM3721, где в главе о тех же открытиях мы читаем: «В это время люди действительно начинают верить, что Земля круглая»373. В учебнике, названном «История для средней школы»374 и выпущенном издательством «Белен» в 1987 году, параграф об экспедиции Магеллана завершается так: «Это кругосветное плавание окончательно доказало, что Земля круглая». Наконец, в «Семинарах по истории» (том 1, цикл 3), вышедших в 2002 году в издательстве «Сколавокс», черным по белому написано: «В 1492 году мореплаватель Христофор Колумб предпринимает попытку достичь Азии, двигаясь в западном направлении, поскольку полагает, что Земля круглая»375. Остается только развести руками.

Ныне в программе средней школы затронутый вопрос не рассматривается, так что неизвестно, что сегодня было бы написано в учебниках, однако кое-что можно предположить: программа для выпускного класса направления S за 2012 год включала вопрос «Представление о мире». В главе «Представление о мире от античности до средневековья» из учебника, выпущенного издательством «Натан», читаем:

В средние века религиозные догмы одерживают верх над достижениями греческой науки. Мир принято изображать не таким, как он есть, а представлять его плодом Творения. Изображение становится одним из средств обращения в веру, а знание стирается на фоне упрочения религиозных убеждений. Не важно, что форма мира искажена, лишь бы сам он внушал веру и восхищение376.

Не развивая тему средневековой веры в плоскую Землю, этот труд все равно остается крайне двусмысленным.

Изучая другие публикации для школы, можно обнаружить, что миф не перестает жить и вне исторической дисциплины и воспроизводится сколь хитроумно, столь же и регулярно, – что наглядно показывает упражнение на спряжение, требующее от учеников уровня CE2377 связать фразу, в которой есть прошедшее время, – «Считалось, что Земля круглая», – с указанием времени – «в средние века»378. Подобное скрытое проникновение исторической лжи в другие дисциплины – своего рода учебное бессознательное – представляется еще более вредным, поскольку его трудно выявить. В одном учебном пособии для уровня CE2 мы нашли упражнение, в котором предложено поставить в настоящее время глаголы из этого неподражаемого короткого текста:

В начале XVII века ученый Галилей (поразить) весь мир своими открытиями. Он (размышлять) о способах наблюдения за небом. Он (углубиться) в исследования и доказывает, что Земля круглая. Ему (удаваться) показать подвижность светил379.

В целом кажется, что двойственность в вопросе сферичности, сопровождаемая героизацией фигур Колумба и Галилея как в академической, так и в учебной литературе XIX и начала XX века, оставила глубокий след в коллективной памяти: видимо, миф о плоской Земле сегодня передается не только через множество отмеченных нами разнообразных высказываний журналистов, общественных и политических деятелей, но также из уст в уста в начальной и средней школах – во всяком случае, если полагаться на то, что говорят ученики и о чем в коридорах беседуют между собой учителя, причем первое дает пищу для второго, а второе подтверждает первое – змея кусает себя за хвост.

Помимо вопроса о форме Земли, обозначилась – в самых разных видах – фигура героя, высвободившего человечество из лимба средневековья, будь это Колумб, Коперник или Галилей. Процитированный нами текст Мишле «о людях такой закалки, как у Колумба, Коперника или Люттера, в одиночку способных встать и сказать: „Вот он, я!“», предлагался к изучению в книжной серии авторов Лагарда и Мишара, в томе, посвященном XIX веку380, – серия рекомендовалась органами Народного образования вплоть до начала 1990‐х годов. Несмотря на отдельную критику, с содержанием серии ознакомилось не одно поколение. К тому же при изложении истории героизация – так или иначе частое явление и встречается не только у Ирвинга.

Пролистывая наугад учебные пособия, выпущенные за последние годы, в тетради по истории и географии для второго класса381 мы нашли форму контрольного задания, тема которого звучит так: «Концепция мироздания: Церковь против науки, XVI–XVII века»382. Дело не только в предельно упрощенной формулировке, обращает на себя внимание как минимум спорное направление, которое она придает мыслям учеников (если не сказать – манипулирует ими): «Какими способами Церковь добивалась от ученых молчания?», «Как Коперник избежал осуждения?», «Почему Джордано Бруно можно считать провидцем?» И это не считая грубых с научной точки зрения ошибок: в одном из вопросов ученикам пытаются внушить, что Галилей пользовался очками, выводя доказательство гелиоцентризма, хотя на самом деле доказать его он не смог: наблюдение за спутниками Юпитера позволило ему обосновать лишь то, что светила могут вращаться вокруг центра, отличного от Земли. Только в 1727 году экспериментальные доказательства гелиоцентризма представил Джеймс Брэдли, который, пытаясь понять причину аномалий параллакса некоторых звезд, открыл явление аберрации звездного света, зависящее от движения Земли.

Специалисты, которые сегодня изучают когнитивные искажения, распределяют их по категориям, главной среди которых, судя по всему, является так называемая «предвзятость подтверждения», когда предпочтение подсознательно отдается любым идеям, лежащим в общем русле с нашей точкой зрения. Так, мифом о плоской Земле оправдано множество штампов, которые по сей день остаются в ходу: обскурантизм средневековья, отсталость Церкви, внутренний конфликт религии и науки, скачкообразное развитие истории, преувеличенная роль героев, желательно смиренных и противостоящих носителям знаний своего времени, – и это далеко не полный перечень.

II. Культурные векторы

Литература и кино

Культурные векторы мифа не менее разнообразны. Начнем с того, что в XIX веке Колумб стал литературным персонажем, так что нам следовало бы методично ознакомиться со всеми произведениями, в которых он фигурирует, чтобы выяснить, какая судьба уготована в них вопросу о форме Земли. Мы не стали погружаться в систематический поиск, но отметим, что Колумб появляется в романах (у Жюля Верна и Фенимора Купера), на драматической сцене (начало этому положили Непомюсен Лемерсье, Пиксерекур и Клодель) и даже на музыкальной (в 1865 году в Императорском театре Ниццы была поставлена опера Фелиситы Казеллы «Христофор Колумб» (Cristoforo Colombo)). Начиная с XVIII века образ мореплавателя породил пласт литературы в эпическом жанре – как, например, «Колумбиада, или Вера, принесенная в Новый свет» (1756) Анн-Мари Фике дю Боккаж – и возникает (наряду со многими другими произведениями) в поэме Андре Шенье «Америка».

В литературе XX века, освещающей «Великие открытия», также заметны отголоски мифа. Характерный пример можно найти в творчестве Стефана Цвейга, который написал целый ряд биографий, зарабатывая себе на хлеб, если верить биографам самого писателя, – это опубликованная в 1938 году книга о Магеллане. Степень потрясения, вызванного первым в истории кругосветным путешествием, автор описывает так:

Пришел конец всякой неуверенности. Сомнение, этот злейший враг человеческого знания, побеждено. С тех пор как судно, отплыв из Севильской гавани, все время следовало в одном направлении и снова вернулось в Севилью, неопровержимо доказано, что Земля – вращающийся шар, а все моря – единое нераздельное водное пространство. Бесповоротно отметена космография греков и римлян, раз навсегда покончено с доводами церкви и нелепой басней о ходящих на голове антиподах. Навеки установлен объем земного шара, и тем самым, наконец, определены размеры той части Вселенной, которая именуется Землей; другие смелые путешественники в будущем еще восполнят детали нашей планеты, но в основном ее форма определена Магелланом383.

В последних строках этой поэтизированной биографии писатель упоминает об окружности Земли – и как будто не знает, что ее измерили еще в III столетии до н. э. Выходит, что «после тщетных тысячелетних исканий» именно благодаря Магеллану человечество узнало «объем земного шара»384.

Хронологически ближе к нам фильм Ридли Скотта «1492: Завоевание рая» с Жераром Депардье в главной роли, в котором, надо признать, довольно точно показана сдержанность ученых в вопросе осуществимости путешествия, задуманного генуэзцем. Показатели окружности Земли, полученные Эратосфеном и Птолемеем, определенно превышают результат Марина Тирского, на который ссылался Колумб, чтобы заручиться авторитетной поддержкой. Однако карикатурность в изображении «темных времен» заметна еще в прологе фильма:

Это было 500 лет назад. Испания во власти страха и суеверий, здесь правят корона и Инквизиция, безжалостно преследующая всех, кто осмеливается мечтать. Лишь один человек, осознав свое предназначение, бросил ей вызов.

Колумб вновь предстает героем, противостоящим невежеству своей эпохи; в фильме есть довольно странная сцена, когда мореплаватель, стоя перед глобусом, в гневе восклицает: «А нам внушали, что она плоская!»

Таким образом, произведения художественной литературы предлагают близкую к истине картину астрономического диспута, но политический и социальный контекст, сопровождавший создание некоторых из них, заметно упрочил искаженный или гипертрофированный образ прошлого на службе у настоящего. Это касается и замечательной пьесы «Жизнь Галилея» Бертольта Брехта: ее литературные достоинства, интеллектуальная и моральная ценность на фоне становления нацизма бесспорны. Но возможность буквально воспринимать показанные в ней события XVII века сомнительна: утверждение Википедии, будто «Брехт и сам оказался в обстоятельствах, исторически схожих с тем, что испытал Галилей», более чем спорно, а журнал «Марианна» делает нелепые обобщения:

Удивительно наблюдать столкновение науки и дремучего невежества, света и мрака, дня и ночи, критического сознания и покорного ума, практицизма и глупости, реальности и фейка385.

Какими бы ни были многочисленные причины, побуждающие читателей и зрителей – которых не обяжешь регулярно заглядывать в учебник по средневековой астрономии – по-прежнему верить в миф о плоской Земле, он, этот миф, продолжает встречаться на каждом шагу, мелькает в отдельных фразах или проявляется в целых романах, не имеющих ничего общего с историей науки, используется в качестве примеров – как в школьных пособиях, о которых мы только что говорили.

Можно вспомнить несколько удивительных «открытий», ставших результатом разрозненных поисков по всем направлениям. Так, плоская Земля снова встречается в биографии актера Бернара Жиродо (1947–2010): «Ему всегда нравился рассвет, словно суливший новые приключения. В то утро он напоминал первооткрывателей XV века, выходивших в море и не знавших в точности, не окажется ли Земля плоской, как диск, с которого легко упасть»386. Что же говорить о книге Аллена Карра «Легкий способ бросить курить»? Этот автор задумывается о том, почему можно заблуждаться «даже относительно достоверных, казалось бы, фактов. До того как Колумб совершил свое открытие, абсолютное большинство людей полагали, что земля плоская»387. Еще одна восхитительная иллюстрация так называемого когнитивного искажения – следующая выдержка из публикации, популяризирующей теорию парадигм:

В конечном счете, новая парадигма увлекает достаточное количество людей, чтобы общество могло принять ее как психологически, так и интеллектуально. Последователи новой концепции теперь не чувствуют себя столь же одинокими и непризнанными, как Колумб среди людей, считавших землю плоской. Новый мир принимает новую парадигму388.

Приведем еще один фрагмент из работы, призванной уничтожить миф и утверждающей, что Колумб знал о шарообразности Земли:

В итоге христианство стало все усложнять и опровергать астрономические данные, полученные античными учеными: в период раннего средневековья в силу обскурантизма, насаждаемого Католической церковью, возобладала идея плоской Земли. Но современники Христофора Колумба знали, что Земля не плоская389.

И это лишь наиболее свежие упоминания, которые нам удалось найти благодаря цифровым технологиям.

Завершим этот обзор противоположной подборкой: возмущение историков науки мифом о плоской Земле сегодня таково, что слова «открытие Галилея не в том, что Земля круглая» стали, в свою очередь, лейтмотивом для поборников истинного представления о знаниях. Так Симона Мазорик писала в 2009 году: «Если суд инквизиции в 1632 году признал Галилея виновным, то вопреки устоявшейся легенде, которую мы уже не раз пытались изжить, причина была не в утверждении, что Земля круглая, а в том, что он ослушался предъявленного ему требования воздержаться от публичной поддержки астрономической теории Коперника»390. А у Патрика Готье-Дальшé сказано так:

Начну с относительно простого примера, которым не стыдясь могу воспользоваться, учитывая пагубность ложных идей. Речь идет о форме Земли в средневековье. Сейчас все еще встречаются серьезные сочинения, в которых поставлен вопрос о доминирующей концепции и сделан вывод, – как у Кеплера или Декарта в противостоянии аристотелевской схоластике, – что средневековье цеплялось за идею плоской Земли. Этому абсурду противопоставлены инакомыслящие персонажи, которые якобы поддержали представление о земной шарообразности вопреки довлеющему обскурантизму и были осуждены Церковью, став прообразами Джордано Бруно и Галилея […]. Это наводит меня на размышления о живучести и коварстве идеи: чему служит неизбывность столь удобного образа консервативного и упорствующего в своих заблуждениях средневековья, что эту мысль распространяют даже специалисты?391

Несостоятельность всех этих построений давно доказана, не случайно историк Жак Эрс сетует на них в предисловии к своей работе, которая так и называется: «Обманное средневековье». Он сожалеет, что, говоря об этом периоде, «не одно поколение практикующих педагогов, авторов учебников, удручающих своей косностью, а с ними и литераторов продолжает использовать одни и те же избитые штампы»392. Особо стойкие из этих штампов связаны с ролью христианской церкви как «оплота обскурантизма»:

Нам хорошо знакома целая подборка легенд; прелаты и университетские мэтры, – как нас уверяют, – преследовали и осуждали представителей науки, пионеров свободной мысли, объяснявших мир, не ссылаясь ни на Священное Писание, ни на отцов Церкви393.

Что касается пресловутого недружелюбия, с каким «замшелые доктора из университета Саламанки» восприняли план Колумба, – об этом «повторяется у нас в большинстве книг», – Эрс уточняет:

Мы считаем это противостояние символом борьбы средневекового клерикального обскурантизма и современной мысли… Но как можно утверждать или предполагать, будто университетские мужи или служители Церкви отвергали возможность попасть в Китай, двигаясь на запад? Как и все, кто в то время принадлежал к благородной части общества, они прекрасно знали, какова форма Земли: что это шар, было известно многим поколениям, обычно Землю так и представляли394.

К «черной легенде», о которой мы говорили выше, к идеологическим построениям вокруг открытий Колумба и к мнимому сопротивлению Церкви добавляется высокомерное отношение к исследованиям в области медиевистики как к чему-то неясному, а то и бесполезному – подтвердить это мы можем на собственном опыте. Персонаж, придуманный Аленом Рене в фильме «Известные старые песни» и воплощенный актрисой Аньес Жауи, – тому свидетельство. Что может быть нелепее этой аспирантки, изучающей «рыцарей-крестьян, живших в тысячном году на озере Паладрю»? Зачем это нужно? Только чтобы «всякие дураки спрашивали», – как отвечает героиня Жауи на вопрос персонажа Жан-Пьера Бакри: ее раздражает непонимание с оттенком иронии, постоянно сопровождающее ее работу.

Вместо заключения