6 апреля. На совещании обсуждаются вопросы готовности к полету, тщательно взвешиваются малейшие детали работы системы, вырабатывается задание на одновитковый полет.
Повсеместно возникает вопрос: кто будет первым?
Космонавты тренируются, обживают корабль, отрабатывают ручной спуск, в этом полете этот метод возвращения на землю считался аварийным. Предусмотрено было все, но первый полет самое трудное испытание и для людей и для техники.
Встретив начальника Центра подготовки космонавтов Евгения Анатольевича Карпова, Сергей Павлович сказал:
— Не разрешайте слишком усердствовать ни тем, кто учит, ни тем, кто учится. Вы, медики, ратуете за то, чтобы в полет летчик уходил в наилучшей форме. Вот и действуйте, пожалуйста, как нужно. Благо теперь здесь царит ваша медицинская власть.
Во второй половине дня начали примерку скафандра. Решено, что начнут с Юрия Гагарина и Германа Титова. Каманин и Карпов делают все, чтобы снять напряжение, волнение, беспокойство у космонавтов.
Ужинали в двадцать часов, одновременно обсуждали результаты тренировок. Таким образом сокращали число совещаний.
7 апреля. После завтрака — занятие по ручному спуску, отработка действий после приземления. Готовясь к этому акту, написали инструкцию, но все хорошо понимают, что все предусмотреть нельзя, как и нельзя всему научить. Все шесть космонавтов работают по единой программе, пока никому послаблений, никому поблажки, готовность к полету всем. «Все могло случиться, — говорил Юрий Алексеевич. — Достаточно было у первого кандидата соринке попасть в глаз, или температуре повыситься на полградуса, или пульсу увеличиться на пять ударов — и его надо было заменять другим подготовленным человеком».
Перед обедом два часа занимались спортом. В пятнадцать часов космонавтам разрешили послеобеденный отдых.
Николай Петрович Каманин волнуется больше всех, но внешне спокоен, уравновешен, предупредительно вежлив. Волнение — все внутри, в себе. Он хорошо понимает, что не может, не имеет право быть другим: кому нужны стрессы, эмоции. Один из руководителей, наблюдая его в этих сложных перипетиях предпусковых дней, говорил:
— Ну и силища у вас, голубчик, завидую. Я не такой: волнуюсь, переживаю, покрикиваю… Слушайте, Николай Петрович, идите ко мне в замы…
После отдыха — снова занятия. Говорят о метеоритной обстановке, о новых вспышках во Вселенной, о множестве ее тайн, о возможности заселения Галактики.
Как стало известно, американцы предполагают запустить человека в космическое пространство 28 апреля.
Вечером просматривали ленты о последнем запуске в космос, о возвращении манекена «Ивана Ивановича» из полета. Кто же станет первым из людей?
8 апреля. Все космонавты на тренировке в монтажно-испытательном корпусе. К Гагарину подходят инженеры, техники, лаборанты и просят автограф.
— С чего это вы, братцы? — недоумевает Юрий Алексеевич. — Какие автографы?
— Нужно дать, — настаивает инженер-испытатель Гаврилов.
— При условии, что все подпишут, — соглашается Гагарин и смотрит на Андрияна Николаева.
— Подпиши, Юра, — говорит Андриян, и Гагарин послушно подписывает, конфузливо опустив глаза.
Пока все, что они делали: тренировались, сдавали экзамены, фотографировались, стояли у Мавзолея — принадлежало в равной степени шестерым. Теперь на основную линию сражения выходили двое, а отправиться в путь предстояло одному.
Много часов подряд заседала Государственная комиссия по пуску космического корабля «Восток» с человеком на борту.
В зале заседания ученые, инженеры, конструкторы. Комиссия утверждает задание на полет, рассматривает вопросы, связанные с поиском и доставкой космонавта после приземления. Вопрос о кандидате на первый полет рассматривался одним из последних. Присутствующие хорошо знали, что этот вопрос самый трудный, ответ на который списать нигде нельзя. Кто первый? Серьезный государственный шаг. Право внести предложение о кандидате предоставлено генералу Каманину. Он предлагает на первый полет утвердить кандидатуру старшего лейтенанта Гагарина, обусловливает свое решение, приводит аргументы, факты, доводы. Право выдвигать кандидатуры предоставлено каждому. На первый полет подготовлены: Павел Попович, Герман Титов, Андриян Николаев… все подготовлены, но пока полететь может только один и только тот, который при всех равных качествах имеет еще одно достоинство — он может быть первым.
Комиссия утверждает на первый в мире полет в космическое пространство Юрия Гагарина.
Члены Государственной комиссии пришли в монтажно-испытательный корпус для ознакомления с ходом тренировок космонавтов. Сергей Павлович Королёв, не разглашая только что принятого решения, стал неторопливо и скрупулезно разъяснять Гагарину работу систем, убеждая собеседника в их надежности. Юрий Алексеевич кивал, соглашался с доводами Главного, с некоторым недоумением смотрел на Сергея Павловича, пытаясь понять причину бурного словоизлияния, незаметно втягивался в разговор. Неожиданно Сергей Павлович замолк и посмотрел на космонавта:
— Что же у нас происходит: я подбадриваю его, а он убеждает меня в еще большей надежности корабля…
— Мы, Сергей Павлович, — сказал Гагарин, — подбадриваем друг друга…
Королёв распорядился, чтобы командира корабля и его дублера на предстартовый день и предстартовую ночь разместили в отдельном домике, недалеко от старта. С целью более разумного использования времени, он предложил Каманину и Карпову составить для Гагарина и Титова поминутный график занятости в течение предстартовых суток.
Главный конструктор, как полководец перед решающим сражением, был предельно собран, сосредоточен, решителен, как все полководцы, — днем он работал, ночью продолжал думать. Но эта ночь не будет для него такой тяжелой.
9 апреля. До обеда работали по программе. Внешне никаких изменений не наблюдается: все шестеро увлеченно занимаются в корабле. Ведущие конструкторы консультируют, дают советы, подбадривают. Вторая группа космонавтов прилетела из Москвы, нашпигованная столичными новостями. Образовав учебную группу, она удалилась.
После обеда и отдыха — занятия спортом…
Каманин пытается развлечь командира корабля и его дублера, вывести их из задумчивости, вернуть былое расположение духа. Но не клеится игра в бадминтон, Гагарин не соглашается играть в шахматы.
Авиационный врач Федор Горбов, готовя документы к заседанию Государственной комиссии, составил медицинскую характеристику на Юрия Гагарина. «Старший лейтенант Гагарин, — писал врач, — сохраняет присущее ему чувство юмора. Охотно шутит, а также воспринимает шутки окружающих…»
Да, но где же юмор, где его неистощимое веселье?
Клавдия Акимовна — хозяйка домика, где предстояло провести командиру «Востока» и его дублеру сутки перед стартом, спросила Сергея Павловича Королёва:
— На какой койке будет спать Юрий Алексеевич?
— Гагарин? — удивился Королёв. — А почему вы решили, что он будет в этом домике спать?
— Не знаю. Просто я думаю, что первым нашим человеком в космосе должен быть такой, как Гагарин. Я мать летчика… Так где же он будет спать?
— А зачем вам, Клавдия Акимовна, это надо?
— Надо. Я поставлю у его кровати много-много тюльпанов…
Везде, где находятся космонавты: гостиница, лаборатории, столовая, — звучит бодрая, веселая музыка.
Все это вместе взятое должно приободрить кандидатов.
Николай Петрович Каманин решает рассказать Гагарину и Титову о решении Государственной комиссии, говорит о комплексе вопросов, которые рассматривались на заседании: о регистрации полета, как мирового рекорда, об аварийном катапультировании космонавта на старте и т. д. «Пригласил к себе Юрия Гагарина и Германа Титова, — вспоминает Каманин, побеседовал о ходе подготовки и сказал просто, как можно более ровным голосом:
— Комиссия решила: летит Гагарин. Запасным готовить Титова.
Не скрою, Гагарин сразу расцвел улыбкой, не в силах сдержать радости. По лицу Титова пробежала тень сожаления, что не он первый, но это только на какое-то мгновение. Герман с улыбкой крепко пожал руку Юрию, а тот не преминул подбодрить товарища:
— Скоро, Герман, и твой старт.
— Рад за тебя, Юра. Поздравляю, — ответил Титов».
Да, врачи были правы, когда писали о Гагарине.
«…Одной из особенностей характера можно отметить чувство юмора, склонность к добродушию, шутке… Уверенность, вдумчивость, любознательность и жизнерадостность придавали индивидуальное своеобразие выработке профессиональных навыков».
10 апреля. В жесткий непоколебимый распорядок дня вторгается расширенное заседание, на котором присутствуют члены Государственной комиссии, ученые, конструкторы. Это заседание торжественное. На длинном столе вместо деловых папок минеральная вода, фрукты.
Юрий Гагарин садится рядом со своими наставниками, слева от него генерал Каманин. Напротив — Главный конструктор со своими помощниками, а также Карпов, Быковский, Титов…
Председатель кратким вступлением открывает заседание, предоставляет слово Главному конструктору Сергею Павловичу Королёву.
— Принято решение о первом полете, — говорит Королёв. — На очереди у нас — новые полеты, которые будут интересными для науки, для блага человечества. Скоро мы будем иметь двух-трехместный корабль…
Генерал Каманин объявляет решение Государственной комиссии об утверждении старшего лейтенанта Гагарина командиром космического корабля «Восток» и старшего лейтенанта Титова дублером.
Офицеры встают.
Первым выступил Юрий Гагарин. Вероятно, он волновался, мурашки бегали по его телу, ладони ощущали влажность, а колени дрожь, глаза застилала розовая пелена, но это была не робость и не трусость. Он был взволнован неожиданным счастьем, потрясен свершившейся мечтой, благодарен за величайшее доверие, оказанное ему.
«Он готовился совершить подвиг, — говорил летчик-космонавт СССР Евгений Хрунов, — потому, что его полет нельзя было расценить иначе. Он летел туда, где еще никогда не был человек, он летел в враждебную для человека среду, в мир вакуума и безмолвия, в царство убийственных для всего живого ультрафиолетового излучения и частиц высоких энергий, источниками которых является Солнце и далекие глубины космоса. Он должен был лететь со скоростью, с которой еще никогда не летал человек. Все было впервые. И никто не мог дать полной гарантии в том, что он обязательно в