й отныне, что их всегда было четверо".
Суд начался 10 января 1945 года. Полиция предприняла чрезвычайные меры безопасности, дважды удаляли людей из здания, и саперы проверяли миноискателями каждый угол. Зал был забит битком. Присутствовали десятки журналистов крупнейших газет и агентств мира - "Нью-Йорк таймс", "Ассошиэйтед пресс", "Таймс", "Рейтер", "Франс пресс", журналисты газет "Давар" и "Га-арец".
"Сейчас я зачитаю обвинительное заключение", - объявил по-арабски председатель суда, но Бейт-Цури возразил ему: "Ваша честь, мы предпочитаем говорить на иврите". -"Арабский - официальный язык этого суда и этой страны", - сказал председатель. "Иврит тоже официальный язык, - заявил Бейт-Цури. - Это язык моей страны". Заседание прервали, и хотя обвиняемые знали арабский и английский языки, им предоставили переводчика.
Судебные заседания продолжались семь дней, и корреспондент французской газеты сообщал, что обвиняемые "относятся к происходящему вокруг с холодным высокомерием". "Как вы получали инструкции?" - спросил председатель суда. "Наши методы являются секретом, ваша честь, - ответил Э. Хаким. - Я не вправе раскрывать их людям, которые не являются членами нашей организации". - "Были ли у вас соучастники?" - "При всем уважении к вам, ваша честь, я и этого не могу сказать".
В тот день, когда выступал Э. Бейт-Цури, пропуск в зал суда было невозможно достать. Ко всеобщему удивлению он заговорил по-английски, и журналисты из Европы и Америки поняли, что он говорил для них, чтобы они передали его слова всему миру. "Когда я был маленьким, - сказал он, - я видел, как английский полицейский бил демонстрантов дубинкой по голове. Я спросил себя: зачем этот человек оставил свой дом и семью и приехал за тысячи миль в мою страну, чтобы быть в ней полицейским? Почему он может избивать мой народ, а ему нельзя дать сдачи?"
Египтяне в зале суда переглядывались и многозначительно улыбались; они недолюбливали англичан, контролировавших положение в стране, и хорошо понимали обвиняемых. Судья запретил записывать слова Бейт-Цури, у журналистов отобрали блокноты и авторучки, но по окончании заседания они восстановили по памяти и передали в газеты его выступление, которое заканчивалось такими словами: "Если вы думаете, что мы хотим заменить плохих иностранных правителей хорошими иностранными правителями, то ошибаетесь. Мы желаем вырвать их с корнем и вышвырнуть вон!"
18 января вынесли приговор. Председатель суда был краток: "Материалы процесса передаются на утверждение муфтию", - это означало смертную казнь. Египетское судопроизводство следовало законам Корана, и только высший религиозный руководитель мог отправить подсудимого на смерть. Резолюцией муфтия стало по традиции изречение из Корана: "Кто отнял жизнь, да поплатится своей жизнью".
"Эти юноши покорили египтян", - сообщали иностранные корреспонденты. Газеты не скрывали сочувствия к осужденным, председатель суда получал письма с угрозами; в день вынесения приговора каирские евреи постились и читали молитвы. Исполнение приговора откладывали с недели на неделю, появились надежды, что осужденных не казнят, но в феврале 1945 года мусульманин убил в Каире премьер-министра Египта, и У. Черчилль заявил: "Исполнение правосудия к лицам, виновным в политическом убийстве, должно быть немедленным и послужить устрашающим примером". Вскоре после этого дважды открылся люк под виселицей в каирской тюрьме.
Это произошло 22 марта 1945 года. Э. Хаким написал на прощание: "Дорогие родители, прошу вас не печалиться обо мне. Шлю привет и благословение еврейскому народу в Стране Израиля и молюсь за его освобождение". Его последние слова: "Прошу похоронить меня в Хайфе.". Вторым был Э. Бейт-Цури; перед смертью он сказал вдруг: "Хочу обнять моего отца." Уже стоя на крышке люка, в черном капюшоне на голове, оба осужденных пропели Га-Тикву, еврейскую песню надежды, которая через три года стала государственным гимном Израиля. (В 1975 году их останки перевезли из Египта и похоронили в Иерусалиме на горе Герцля - Элиягу Бейт-Цури и Элиягу Хаким.)
Англичане были обеспокоены действиями Эцеля и Лехи. В октябре 1944 года командующий британскими войсками на Ближнем Востоке призвал еврейское население "оказать помощь силам порядка и закона" и сообщать "сведения, которые могут содействовать поимке убийц и их помощников". Представители Хаганы встретились с М. Бегиным, разъяснили ему, что Эцель действует "в полном отрыве от реалистического мышления", потребовали прекратить нападения на англичан, но Бегин отказался это сделать.
После гибели в Каире британского министра Х. Вейцман сообщил У. Черчиллю: "Не нахожу слов, чтобы выразить то глубокое нравственное возмущение и ужас, которые породило во мне убийство лорда Мойна. Я знаю, что эти чувства разделяют со мной евреи всего мира. Этот поступок раскрывает ту глубину бездны, в которую ведет терроризм". После убийства лорда Мойна Еврейское агентство заявило, что оно готово "оказать мандатным властям всяческое содействие для прекращения террористических актов и уничтожения организаций, проводящих эти акты".
Биограф Д. Бен-Гуриона отметил: "Другой человек на его месте ограничился бы взволнованным призывом прекратить террор и не рискнул бы действовать. Но Бен-Гурион знал лишь один путь бороться с препятствиями, встающими на его пути, -штурмовать и штурмовать. Так началась операция "Сезон", снискавшая печальную известность".
Из состава Хаганы отобрали добровольцев для поисков и ареста бойцов Эцеля и Лехи. В кибуцах приготовили камеры, где арестованных допрашивали и содержали под стражей; собранные сведения передавали англичанам, и британская полиция арестовала по этим спискам около 300 человек. Не удалось обнаружить место, где скрывался командир Эцеля М. Бегин, и из укрытия он призывал своих сторонников не мстить бойцам Хаганы: "Не поднимайте на них руку, не применяйте оружие против еврейской молодежи. Они не виноваты, они наши братья. Их одурманивают и подстрекают. Не будет между нами братоубийственной войны".
Большинство еврейского населения отрицательно отнеслось к арестам. Боец Пальмаха вспоминал: "Шли бурные споры вокруг "Сезона". Одни твердили: "Раз мы сами не готовы или не хотим воевать с англичанами, пускай они воюют". Другие решительно возражали: "Нельзя допустить, чтобы они стали грозной силой, которая может обернуться затем против нас"... "
Верховный раввинат выступил против "похищения детей народа Израиля из их домов и лишения их свободы"; еврейская газета охарактеризовала операцию "Сезон" как попытку местных социалистов "уничтожить раз и навсегда всех, кто может помешать окончательному утверждению власти левых в стране и в сионистском движении". Это событие привело к острому конфликту в еврейском обществе, к трагедиям и разочарованиям, оставив горький осадок на многие десятилетия.
В 1941 году был утвержден устав Хаганы; участие в боевой организации являлось "обязанностью и правом каждого мужчины и каждой женщины в Израиле". В Хагану принимали людей от 18 до 50 лет; существовали также "молодежные батальоны", где обучали подростков, - к 1945 году в них было 12 000 юношей и девушек от 14 до 18 лет. В Пальмахе создали курсы морского дела и курсы обучения пилотов, подготовившие первых моряков и летчиков. Из Пальмаха вышли будущие генералы Армии обороны Израиля - Игаль Алон, Хаим Бар-Лев, Моше Даян, Яаков Дори, Ицхак Рабин, Ицхак Саде, Давид Элазар, Игаль Ядин и другие.
В конце 1943 года еврейские юноши прошли курс летчиков и штурманов в британских военно-воздушных силах; затем они вернулись в Эрец Исраэль, приняли участие в Войне за независимость. Трое из них - Аарон Ремез, Дан Толковский, Эзер Вейцман - стали командующими израильских ВВС.
В марте 1942 года в еврейской школе Хайфы предложили ученикам сочинение на тему: "Можно ли веселиться в праздник Пурим после гибели корабля "Струма"?" Пятнадцатилетний Э. Хаким написал: "Кто будет скорбеть о наших братьях? Англичане, их не принявшие, или немцы, их изгнавшие? Кто, кроме нас? Только человек без совести может сидеть в кафе, пить вино и развлекаться, зная, что вчера, в этот час, его братья утонули."
После гибели пассажиров "Струмы" появились на улицах городов плакаты с фотографией верховного комиссара Г. Мак-Майкла и надписью: "Разыскивается по обвинению в убийстве 800 беженцев "Струмы", утонувших в Черном море". Бойцы Лехи планировали несколько покушений на Мак-Майкла, и летом 1944 года он был легко ранен; в последнем покушении принимали участие Э. Бейт-Цури и Э. Хаким, еще незнакомые друг с другом.
Элиягу Хаким родился в Бейруте и переехал с родителями в Хайфу в семилетнем возрасте. Элиягу Бейт-Цури родился в Тель-Авиве; его отец, Моше Штейнгауз, приехал из Минска в начале двадцатого века.
***
В 1944 году англичане выследили в мошаве Авниэль возле Тверии бойцов Лехи - Шабтая Друкера и Менахема Лунца; они отстреливались из осажденного дома и последние патроны оставили себе, чтобы не попасть в плен. В том же году погиб в перестрелке боец Лехи Рахмиэль Аронсон, студент хайфского Техниона; он был убит на улице Мазе в Тель-Авиве, когда уходил по крышам от британской полиции.
Ученик восьмого класса хайфской школы Ашер Тратнер был ранен в тот момент, когда расклеивал листовки Эцеля. Его поместили в тюрьму Акко, долгое время не оказывали медицинской помощи, а когда врач наконец осмотрел его, то обнаружил заражение крови. Ашеру ампутировали ногу, но это не помогло, и через несколько недель он умер в заключении.
***
Англичане арестовывали бойцов Эцеля и Лехи; в тюрьмах Иерусалима, Акко и Бейт-Лехема находились десятки человек, приговоренных к длительным срокам заключения. В октябре 1944 года - без суда и следствия, "по соображениям безопасности" - 251 заключенного переправили на самолетах в концентрационный лагерь в британской колонии Эритрея. До лета 1948 года в лагеря Эритреи, Судана и Кении отправили еще 11 групп. Многие пытались бежать оттуда; Яков Меридор, бывший командир Эцеля, не раз уходил из лагеря в Африке и попал, наконец, в Европу.