— Ты толком объясни, — недовольно сказал сидевший с Оразом носатый человек в тюбетейке. — Слушаешь тебя, будто косому в глаза глядишь!
Гурт полоснул его взглядом.
— Кому-кому, а уж тебе, Сетдар, я думал, ясно. Сам же мне говорил, не дело, мол, делаем. Поля вокруг села засолились, а мы, вместо того чтоб выхаживать их, за целину хватаемся. Говорил ты мне это? Чего ж теперь молчишь? По углам шушукаться пользы мало.
Сетдар надел папаху, снова снял ее, положил рядом на стул, кашлянул…
— Что ж после тебя говорить, Гурт-ага? Лучше не скажешь.
— Гурт-ага, — не поднимая глаз от стола, спросил Назар, — вы согласны на наше предложение? Бригадиром в новую бригаду?
— Нет. Я не согласен бросать старые земли.
— Этот вопрос мы сейчас не обсуждаем.
— Значит, все! Другого бригадира ищите! — И Гурт хлопнул ладонями по коленям, давая понять, что разговор окончен.
В кабинете остались трое. Все трое молчали. Машат опять вздохнул. Не потому, что озабочен, обеспокоен тем, что здесь только что произошло, нет, он вздохнул сочувственно, соболезнующе: не послушал его председатель, и вот результат.
Вздох этот окончательно вывел Назара из себя, он взорвался.
— Вот так, — со злостью сказал он, словно бы обращаясь к только что сидевшим здесь людям. — Ты к нему всей душой, доверие ему оказываешь, а он тебя чуть не вредителем выставляет!.. Один он тут умный, дельный, заботливый, а вы так, зазря зарплату гребете!..
Назар замолчал. Опять в комнате стало тихо. Назар покосился на Машата. Что это он помалкивает? Когда не надо, везде суется, а сейчас, когда поддержка нужна, когда нужно доказать Байраму, что Гурт врет, отмолчаться решил? Радуется, что прав оказался? Радуйся на здоровье, но в другой раз, а сейчас тут посторонний человек, он не в курсе. Дурака ты свалял, Назар! Надо же додуматься, Байрама позвал. Хотя, с другой стороны, не мог же он знать, что Гурт такой фокус выкинет. Машат — хитрюга, предвидел, что так получится. Нарочно и предложил его сам, чтоб Гурт наверняка отказался. Рад осрамить председателя перед его знаменитым братом? Едва ли, он человек неглупый, понимает, что ему с председателем в одной упряжке ходить.
— В чем-то он, конечно, прав, этот Гурт, — негромко, словно раздумывая вслух, заговорил Назар, стараясь казаться спокойным. — Мелиоративное состояние земель ухудшается. Не только у нас и не только в нашем районе, во всем оазисе. Много земли засолилось. И мы думаем об этом, и государство думает и средства нам отпускает на восстановление земель… Но наскоком-то не возьмешь, время нужно, лет пять-шесть, а пока тоже надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки, ждать, пока эта земля снова родить начнет! Я лично на это никогда не пойду! С нуля начинать не будем! — Последние слова прозвучали излишне громко, и Назар заставил себя понизить голос. — Как вспомнишь, что у нас тут творилось всего пять лет назад, волосы дыбом становятся! Я не хвастаюсь личными заслугами, но ведь факт остается фактом. Вот Машат свидетель, колхоз весь в долгах был, горючее для тракторов купить было не на что. Народ валом валил в город. Помнишь, Машат, сколько у нас в тот год мужчин ушло?
— Сто десять человек.
— Вот так. Сто десять человек. А сегодня гнать будешь, ни один с места не тронется.
Байрам с тревогой слушал брата. Зачем он это? Все это Назар говорил ему раньше, и в газетах не раз об этом писано. И ведь действительно не хвастается — он вроде оправдывается… А вот в чем? В чем он оправдывается?
Почему он не дал высказаться Гурту? Не хотел при госте препираться с подчиненными? Может быть. Но так или иначе, а дела у Назара обстоят не блестяще, хуже, чем он старается показать… Хоть бы уж кончал он скорей!..
— Гурта я теперь раскусил. — Назар зажег сигарету, положил в пепельницу спичку. — Все его фокусы — это типичное для стариков недоверие к новому. Привыкли ковыряться на делянке с кибитку величиной, вот их и берет оторопь от нашего размаха! Ладно, хватит о Гурте! Мы попросили его, оказали ему доверие… — Не договорив, Назар в сердцах швырнул на стол карандаш, который держал в руке.
Машат поднялся с места.
— Если у тебя все, Назар…
— Да, все. С Гуртом вопрос решен. Будем ставить Ораза. Потолкуй с сыном.
Машат сдержанно кивнул, но глаза его вспыхнули торжеством. Так тебе и надо, председатель, в другой раз перечить не будешь. Оплеуху получить, да еще при старшем брате!.. Ничего, объяснишь, скажешь ему, что Гурт — известный скандалист и упрямец. Поверит. Что они, городские, в наших делах смыслят!..
Даже по тому, как Машат шагал к двери, Назар видел, что заместитель его ликует. Он понимал, надо стерпеть, сам дурака свалял, и все-таки не выдержал, грубым окриком остановил Машата:
— Постой! Сейчас же езжай на новые земли! И чтоб без канители. Никаких простоев!
Машат всем телом повернулся к председателю, с удивлением взглянул на него.
— Хорошо.
Хлопнула дверь. Назар вымученно улыбнулся Байраму.
— Ну что, заморочили мы тебе голову?
Тот молча пожал плечами. Потом спросил:
— Ты этого Машата давно знаешь?
— Машата? — удивился Назар. — Как сюда пришел. Он тогда фермой заведовал. А до того бригадиром был. Фронтовик. Мы с ним как-то сразу нашли общий язык.
Байрам промолчал.
— Он что, не нравится тебе? — встревоженно спросил Назар.
— Да как тебе сказать… Не очень что-то я его понимаю…
Назар недоуменно пожал плечами. Объяснять Байраму он ничего не стал.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Когда Кумыш рассказывала мужу, что надумал Ораз, у бедняжки дыхание прерывалось, еще чуть, и заплачет, а Машат хоть бы что, вроде даже доволен. Кончилось тем, что она разрыдалась. Да и как не рыдать, когда рушатся все твои планы, гибнет самая заветная твоя мечта! Вырастить такого сына и не женить по собственному его выбору!..
Ведь это не блажь какая-нибудь, женить сына — святая родительская обязанность, самим пророком предписанная. А какую бы они свадьбу закатили!..
И что за муж ей достался, чурбан, а не человек! Сын решил самолично идти сватать девушку, а этот только посмеивается! Ведь Ораз и вправду отправится! С него станет, упрямством в отца пошел. Самому идти к родителям невесты! Что Дурсун — вдова какая-нибудь? Первая девушка во всем селе: и умница, и работница, и красавица… Да Гурт с Аджап его и на порог не допустят. И правильно сделают — не позорь девушку! Она б на их месте собаку на такого спустила!
А все Машат, он один виноват. Подумаешь, отказали. В сватовстве всякое случается. Один раз прогнали, погоди малость да опять стучи в дверь, только терпение имей. Нет, вы поглядите на это бревно бесчувственное, сидит себе и ухмыляется!
Кумыш умолкла. Просить Машата бесполезно, это она знала, и все же в глазах у нее была мольба. Машат с усмешкой покачал головой: баба она и есть баба, куриные мозги, тактики не понимает. Радоваться надо, что так вышло.
— Ты парня не тронь. Пусть делает по-своему. Узнает, какой он есть, Гурт, отцу покорней будет. Вон председатель не послушал меня, своим умом жить решил, а Гурт его опозорил! Да еще при знаменитом брате! — И Машат с удовольствием пересказал притихшей жене сцену в кабинете Назара.
Да, там все вышло как по-писаному, лучше и желать нельзя. Вот пусть и парень сходит на поклон к Гурту, тот ему даст жизни, покажет свой характер, а когда домой явится оплеванный, тут мы ему и сообщим, какое от председателя предложение поступило. Подготовочка — лучше не надо. Он еще, пожалуй, и раздумывать бы начал, особенно после Гуртовой болтовни, молодежь этого старого черта уважает…
А Кумыш… Что ж, бабе всего не объяснишь, не женского ума дело. Перетерпит, переплачет… В конце-то концов он ведь тоже для сына старается: парня слава ждет, большое будущее. А девушка… Девушка никуда от нас не денется. Дур нету, чтоб такими парнями бросаться. Если что, и сама прибежит.
Вот так, жена, — сказал Машат, — Гурт своим проклятым характером все дело себе испортил. Будь он хоть из чистого золота, для председателя теперь все равно медяшка!
— Кто вас разберет, — Кумыш махнула рукой. — С жиру беситесь! Поворочали б землю лопатой с темна до темна, чтоб спина в мыле, небось не стало б силы ругаться да скандалить!..
— Ладно, Кумыш, не ворчи.
— А ты не доводи! Разбередишь душу, а потом — не ворчи!.. Я небось мать. У меня сердце болит за сына, — Кумыш всхлипнула. — Ты как хочешь, а я парня позориться не пущу. Сама завтра пойду к Аджап.
— И думать не смей! — Машат подскочил, словно ему на мозоль наступили. — Шаг только посмей сделать к их дому!..
Кумыш исподлобья глянула на него, но возражать не осмелилась. У нее только задергались губы и глаза налились слезами. Машату стало жаль жену.
— Ну чего ты? — примирительно сказал он. — Полюбили они друг друга, сговорились — ну правильно, такие теперь порядки… Сын меня попросил, сходи, мол, посватай, я переломил себя, пошел к Гурту на поклон. А видишь, что вышло. Сам теперь хочет идти, пусть, по нынешним временам ничего тут особенного нет. Может, и столкуются. Тебе что нужно? Чтоб свадьба была? Чтоб на весь район? Будет, обещаю. Он ведь мне тоже сын, я тоже день и ночь о нем думаю. Так что не тревожь себя зря, все будет нормально.
Если б Ораз мог себе представить, каково ему придется, не пошел бы он к Гурту, не решился. Чем ближе подходил он к знакомому дому, тем муторнее становилось на душе, ну просто как к дракону в пасть. Залёг дракон возле печки, притаился, добычу поджидает… А добыча вот она, собственными своими ногами к нему топает! Полакомится им Гурт! Неспешно, со смаком… Если б Дурсун понимала, на что его толкает… Да как ей понять, для нее отец — самый честный, самый умный, самый добрый. Добрый он, держи карман шире!.. Какая уж тут доброта, если сроду человек не улыбнулся!..
Ладно, поздно раздумывать. Взялся за гуж, не говори, что не дюж. И не такие муки терпели люди, ради любимой. Тем более что дракона, может, еще и дома нет… Вот бы удача! И Дурсун уважил, и характер проявил, и домой без потерь вернулся.