Председатель был один. Соседние комнаты тоже опустели, конторщики уже разошлись. В кабинете клубами кодил дым, после свежего, морозного воздуха немыслимо было дышать табачным смрадом. Машат уж хотел сказать об этом, но, встретив холодный и какой-то беспощадный взгляд Назара, сразу забыл про дым, про духоту.
— Садись, — сказал Назар. Сказал так, как говорят преступнику, пойманному с поличным: все ясно, податься некуда.
Сделав вид, что не заметил этого тона, Машат с независимым видом откинулся на спинку стула.
— Как настроение, председатель?
— О настроении потом будем говорить. Про Аманлы знаешь?
— Раз ты знаешь, значит, и я знаю.
Назар передернул плечами, поправляя накинутое пальто.
— Что мне известно, тебе тоже известно. Это так. А вот я не про все твои дела осведомлен. Насчет лишнего хлопка — это правда?
Голос Назара звучал спокойно, но чувствовалось, как напряженно он ожидал ответа.
— Не знаю, как тебе Аманлы докладывал, но кое-что было, врать не стану. Малость лишку посеяли…
— Ничего себе лишек! Семьдесят гектаров!
— Так ведь на всякий случай. С хлопком всегда риск: то не взошел, то воды не хватило, то еще что… Посеяли про запас, а год оказался благополучный: болезней никаких, всхожесть высокая…
— А почему от меня скрыл? Я ж верил тебе…
Назар сжал губы, не произнес рвущегося с губ слова. Швырнул на стол карандаш. Отвернулся.
— Честно сказать, и сам не знаю, чего я тебе не доложил… — задумчиво произнес Машат.
— Врешь, знаешь! Ты все знаешь.
— Ей-богу, не знаю. Сначала вроде запамятовал, потом боязно стало…
— А теперь как? Не боишься?
— Боюсь. Я ж надеялся, не дойдет до тебя… А оно вот дошло…
— А что получилось, понимаешь? Понимаешь, что обманул государство?
— Понимаю…
— Что стало с людьми, которые такие штучки проделывали, ты помнишь?
— Конечно.
— Врешь ты, Машат. В лицо тебе говорю, врешь. Оба вы лгуны, и ты, и этот Аманлы. Понимали вы, что на преступление идете!
— Не надо, Назар, не бросайся словами. Какое там преступление!..
— А что ж это, по-твоему, шуточки? — Назар так заорал, что Машат невольно оглянулся, на улице могут услышать. — У тебя все было продумано заранее. Аманлы запугал, выгнал, сына решил посадить на тепленькое местечко!
— Все это брехня, Назар. Нашел кому верить — Аманлы!
— А кому я верить должен? Тебе? За то, что обманул, за то, что предал? За то, что дураком выставил? Гурт напрямик про Аманлы сказал, ты и тогда помалкивал. Делишки свои обделываешь, а я сижу и как идиот глазами хлопаю!.. Стоите вы друг друга, ты и Аманлы!
— Я понимаю, Назар, ты сердишься, но… — Машат с обиженным видом выпрямился на стуле. — Меня с Аманлы на одни весы класть!..
— Считаешь, ты больше потянешь?
— А уж это сам смотри.
Назар усмехнулся.
— Ну, раз ты весомее, значит, и вина твоя тяжелей.
— Это, конечно, так! По верблюду и палка.
— Хорошая пословица. Что еще имеешь сказать?
— Да особенно толковать не о чем… Разговорами будем заниматься, всем нам палки не миновать.
— А!.. Ишь ты как!.. Обо мне, стало быть, беспокоишься? Спасибо за заботу. Только не спутал ли ты меня с Аманлы? Это его запугать просто, а я за себя отвечу. Так что лучше ты о себе позаботься.
— Знаешь что, Назар, давай не будем мы грозить друг другу. Лучше посоветуемся…
— Не поздно ли ты решил со мной советоваться?.. Ладно, говори, послушаю.
Назар сложил на груди руки и, откинувшись на спинку стула, иронически взглянул на собеседника. Машат волновался. Шапку он снял, взял в руки, от его гладко выбритой головы шел парок. Он потянул носом и, не глядя председателю в глаза, заговорил медленно, стараясь, чтоб не дрожал голос:
— Ты знаешь, Назар, я тоже не из пугливых и от ответа не побегу. Ты одно только знай: пусть у меня глаза вытекут, если я под тебя копал! Сам подумай, не получи мы с целины столько, Гурт первый бы крик поднял: стоило из-за такой малости за сто верст машины гонять! На здешних наших полях теперь тоже особо не разгуляешься. Без тех земель пропали бы мы… Вообще, я считаю, надо засевать все, что дают.
— Ты кончил?
— Нет, потерпи немножко. Еще вот что. Если пойдет разговор про лишние земли, это как бомба будет. И трудно будет уцелеть. Постой, постой, Назар, я знаю, что ты скажешь. Выслушай, потом бей. Пойми, все наши заслуги зачеркнуты будут! Ведь стоит только споткнуться, подняться не дадут. Сразу начнется: урожаи упали, земля запущена… И слова не дадут сказать в оправдание. Праведник какой-нибудь подвернется, вроде Гурта, возьмет да и отведет комиссию на засолившиеся земли… Гурт ведь Байрама уже водил. Конечно, Байрам — твой брат, он тебе вредить не станет, это я так, к слову.
— Ты кончил? — снова спросил Назар, но уже на полтона ниже.
— Нет. Я вот что предлагаю. Разговор этот пусть останется между нами. Лишние земли не поздно заприходовать. Урожайность на гектар у Аманлы понизится, бог с ним, с урожаем….
— Интересно, как это ты понизишь урожайность, если уже по всему району раззвонили? В газетах даже писали!
— Тогда пусть останется как есть. Главное, чтоб разговор не вышел за стены твоего кабинета. Вызови Аманлы, прикажи помалкивать. Он трус, перечить не станет.
— А с Гуртом что делать? — резким движением Назар придвинулся к столу. — Тоже чтоб помалкивал? Ты сможешь ему это сказать? Я нет. А если на отчетном собрании Гурт заведет этот разговор, поверят ему, а не нам с тобой.
Ничего подобного, тебе поверят. У тебя и авторитет, и власть. Ты только решись. Народ что? Народу хлеб нужен. И деньги. За это он что хочешь сеять, что хочешь собирать будет. А ты дал людям и хлеб, и деньги, за тебя все горой встанут. В случае чего скажешь, не могу в таких условиях работать, сразу Гурту глотку заткнут!
— Хорошему ты меня учишь, заместитель…
— Да тут уж не до хорошего…
— На провокацию, значит, толкаешь? Ладно! — Назар хлопнул ладонью по столу.
— Я тебе…
— Хватит! — бросил Назар. С минуту в комнате стояла напряженная тишина. — Можешь идти, ты свободен. Отвечать будете вместе с Аманлы. Только с тебя спрошу больше — член партии. Иди!
Назар замолчал, всем своим видом давая понять Машату, что ждет, чтоб его оставили одного.
Машат медленно поднялся. Не спеша застегнул пальто. Надел шапку и обеими руками нахлобучил ее на лоб. Повернулся, пошел к двери, остановился.
— Что ж, давай так, — сказал он. — Я отвечать согласен. Только ведь на мне дело не кончится.
— Я тоже отвечу.
Машат дошел до двери, взялся за ручку…
— Столько труда вложено, и все прахом пойдет… — проворчал он себе под нос.
Он все еще надеялся, верил, что Назар скажет что-нибудь, остановит его.
Машат ушел, но Назар по-прежнему неподвижно сидел у стола. Не было сил подняться, его словно гвоздями приколотили к стулу. Он выпил пиалу крепкого, давно остывшего чая. Закурил, но сигарета показалась ему совершенно безвкусной. Положил в пепельницу, курить не хотелось. Ему сейчас вообще ничего не хотелось. Сидеть бы вот так, и чтоб никто не пришел. Стукнула дверь, Назар поморщился, но шагов в коридоре слышно не было, значит, это Машат, уходя, хлопнул наружной дверью. Вот какой он, оказывается, этот Машат. Гурт-то Машата давно раскусил… Да и Байрам с первого взгляда почувствовал к Машату антипатию. Сразу спросил: "Давно ты этого Машата знаешь?" Он, видишь ли, урожайность хотел поднять на целинных землях, делу пользу принести. А Аманлы утверждает, что всю эту аферу Машат затеял в личных целях — сыну местечко припасал… Кому же верить? И тот и другой подлецы! Интересно, как Машат на партсобрании крутиться будет? Сейчас, наверное, идет, а сам стратегию разрабатывает.
Он в одном прав, этот негодяй и обманщик, если делу дать ход, все пойдет прахом, будут перечеркнуты все их успехи, все достижения колхоза будут поставлены под сомнение, сразу заподозрят, что они и в прежние годы такими же способами добивались высоких показателей. А может, Машат и правда не первый год занимается подобными операциями? Не исключено, Машат — человек опасный. И неглуп, вон какие доводы приводит, под дых бьет! Да… Подлость все это. Самая настоящая подлость. Раньше за лишний гектар чуть в тюрьму не сажали. Хлопчатник на глазах у людей перепахивали. Страшное это было злодейство — труд человеческий губить. Теперь такое немыслимо, теперь человека уважают, доверяют человеку. А мы на это доверие вот какими делами отвечаем…
Почему-то Назару вспомнился тот в шляпе, до самой смерти, видно, не забыть ему этого деятеля. Интересно, где он сейчас?
А ведь похожи Машат с тем, очень похожи. Приемы другие, а суть та же. Машат хоть и не кричит, а тоже запугивает: "По верблюду и палка". Но все-таки почему же он раньше не раскусил Машата? Как ему сердце не подсказало? Доверился, на поводу у него пошел…
На поводу пошел… Ладно, Назар, хоть сам с собой не крути! Ведь ты разрешил сеять "на всякий случай"… Конечно, ты никого обманывать не собирался, но делото все равно незаконное. Не вывернуться тебе, председатель. Закрутит тебя, затянет в быстрину. И все прахом пойдет, в этом Машат прав.
Так что ж все-таки делать? За последние годы село выросло, разбогатело… Люди в колхоз поверили. А теперь из-за этих проклятых семидесяти гектаров все насмарку! И ведь урожай не себе взяли, сдали государству. Идиотизм какой получается!.. Скрыть надо. А как? С Гуртом что делать? На провокацию идти? Или пусть рушится колхоз, пусть все идет прахом?
Без десяти одиннадцать… По телевизору сейчас хоккей. ЦСКА и "Спартак" играют… Посмотреть бы игру, посидеть часок-другой перед телевизором… "Спартак" скорей всего проиграет, так что, может, оно к лучшему, что он не смотрит. А может, и не проиграет, команда-то вообще неплохая. Интересно, ЦСКА тоже ведь сильная команда, а болельщиков у "Спартака" почему-то больше…
Как быть с Байрамом? Рассказать ему? Все рассказать? А когда? Сегодня? А может, не говорить? Вдруг он завтра в Ашхабад уедет? А если не уедет? Ни завтра, ни послезавтра? Тогда он и так все узнает. Не исключено, что Гурт ему уже доложил — Машат говорил, вместе по полям ходили… Вчера за завтраком спросил, знает ли он про тутовник тети Джахан. Байрама эта история почему-то очень интересует, а он ему ничего толком сказать не мог. Может, ждет, когда брат сам выложит ему все, что рассказал Гурт? Вдруг спросит? Что тогда отвечать? Не успел, мол, с делами зашился… Да, положеньице!.. Назар крепко потер лоб, потом запустил пятерню в шевелюру и сильно дернул себя за волосы.