— Ты что, оправдываться решил?
— А это понимай как хочешь! Я говорю что есть. Ты почему-то только Гурту веришь, моим словам веры нет. Не хватает у нас сил. Физической возможности нет сделать все, как положено. И твой Гурт прекрасно все это понимает, простачком прикидывается. Засеять, собрать можем. А вот обработать как следует не выходит!
— Тогда зачем жадничать? Засевай, насколько сил хватает.
— Государству хлопок нужен.
— Хлопок! Он государству и через год, и через десять лет нужен будет. Больше, чем сейчас.
— Это все разговоры, Байрам. Правила, положения, уложения!.. На лекциях это хорошо. По культуре земледелия. А как дойдет до дела…
Назар резко затормозил. Справа от дороги стояло рядком несколько мазанок, щербатые, неказистые. Кругом хлам: консервные банки, бумага какая-то, кости. Словно брошенное становище. По другую сторону дороги застыли без движения пять хлопкоуборочных машин и полуразобранный трактор. Вокруг машин разбросаны были детали.
— Стоят! — Назар усмехнулся. — Все еще не наладили. Работничков бог послал. Думаешь, мне по душе это зрелище? — он хмуро взглянул на брата. — Ничего, наладим… Посмотришь, чего я тут наворочаю через год! Дома построю — четыре дома! Мастерскую, гараж. Земля эта теперь наша. По акту, на законном основании.
— А раньше чья была?
— Раньше? Ничья.
— Как это ничья! Ты же сеял здесь. Урожай собирал.
— Сеял, собирал.
— Тогда почему ничья?
— Ладно, Байрам, хватит об этом. Спросят, найду, что ответить.
— А если не спросят?
Назар молча направился к трактору. Байрам поглядел ему вслед. Спросят, он будет отвечать. А перед совестью своей как ответ держать? "Ничья земля"! Эх, Назар, Назар!.. Как только у тебя язык повернулся?
Байрам распахнул дверцу, ему вдруг не хватило воздуха.
Назар подошел к средней мазанке, толкнул дверь. Внутри было пусто. Он огляделся, обогнул дом и остановился в изумлении, глядя на две большие ноги, торчавшие из-под старой "Победы", левое заднее колесо ее было приподнято домкратом. Человек, лежавший под брюхом машины на засаленной дочерна телогрейке, так увлечен был своим делом, что не слышал, как они подъехали. Он и сейчас не подозревал о присутствии гостя.
— Салам алейкум!
Парень высунулся из-под колеса, обалдело взглянул на председателя и вскочил. Это был тракторист Атда. Их у отца было четверо, все такие же рослые, плечистые. Атда был не робкого десятка, однако сейчас чумазое его лицо выражало явное смущение.
— Салам, председатель.
— Купил все-таки индивидуальный транспорт?
— Купил! — с вызовом ответил парень, довольно быстро оправившись от смущения.
— Отец же дом хотел строить.
— А мне машина нужна.
— Дом нужнее.
— Это почему же? Жить, что ли, негде? Слава богу, три комнаты, веранда…
— Так ведь у отца, кроме тебя, еще трое. Разве вам такой дом нужен? Добыл себе машину!.. Тыщи три небось отдал?
— Четыре.
— Такие деньги угробить!.. Это ж старье, развалина. День и ночь лежать под ней будешь. Подал бы заявление, годок-другой, глядишь, новую машину получил бы.
— Новую! — Парень вытер ветошью руки и швырнул тряпку на землю. — Порядки пошли… — недовольно пробубнил он себе под нос. — Собственные деньги не имеешь права потратить…
— Да ты пойми, братья учиться хотят, а ты деньги на ветер бросаешь!
— Учиться! Без блата все равно не поступишь! А хоть бы и выучились, что толку? Вон они, учителя, втроем не заработают, сколько я один! Есть хоть у одного учителя машина?
— Ладно, тебя не переупрямишь. Почему трактор стоит?
— Частей нет. Дадут, вмиг соберу.
— Скажи бригадиру, послезавтра трактор должен быть на ходу. Не найдет частей, пусть звонит мне.
Байрам поджидал брата у машины.
— Можешь себе представить? — Назар возмущенно покрутил головой. — "Победу" себе купил. Развалюху — лет пятнадцать отслужила, не меньше. Странное что-то с людьми творится. Душу дьяволу готов заложить, лишь бы получить машину! Причем все равно какую, важно, что он владелец собственной машины. Учитель для него не человек — машины не имеет. И если б один такой чумовой был или два-три, черт бы с ними!.. Прямо не знаю, что делать.
— Ты с Гуртом об этом не говорил?
— При чем здесь Гурт? Я и без него вижу, чем люди дышат.
— Не всегда. Не очень-то ты своих людей знаешь. Тебе, например, неизвестно, что тут вы с Гуртом единомышленники. — Про Машата Байрам поминать не стал, это был бы удар ниже пояса.
Они пошли по краю пахоты. Назар молчал. Байрам ни о чем не спрашивал, только внимательно глядел по сторонам.
— Эти места тоже ваши? — он кивнул на тщательно обработанное, подготовленное к поливу поле.
Назар кивнул. Они повернули к машине, сели и до самого дома больше уже не разговаривали.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Ораз глотал мясо не разжевывая. Чем ближе подступал вечер, гуще становилась небесная синева, тем сильнее тянуло его к Дурсун. Подумать только, одна во всем доме, когда еще выпадет такой случай? А он тратит время на эту дурацкую еду!
Дурсун ждет. Он ей ничего не говорил, не успел, но уж как-нибудь сообразит, слава богу, не глупенькая. Они на автобусной остановке встретились, она только что посадила мать с отцом на автобус. Увидела его, замерла, как вспугнутый джейран, щеки сразу словно гранатовым соком залились. До чего ж хороша! И подумать только, у такого неказистого человека дочь такая красавица. Складненькая, аккуратненькая, небольшая! Хорошо, что она и ростом в мать пошла — совершенно ему не нравятся рослые девушки. А может, это только потому, что Дурсун маленькая?
А старики ее не скоро вернутся — на свадьбу укатили. Он сразу заметил, что принаряжены: на тете Аджап зеленый суконный халат с оторочкой, на Гурте новая ушанка, халат тоже новый, с иголочки. Чудной он в нарядной одежде, ненастоящий какой-то.
Спросил у Дурсун, куда родители отправились, опустила голову, отвернулась, к дяде, говорит, на свадьбу. Увидела, женщины идут, и опрометью от него.
Средь бела дня на площади людей полно — разве это встреча? Убежала, даже о свидании не договорились. Скорей всего Дурсун просто не успела сказать ему, чтоб приходил. Хотя нет, Дурсун сама никогда такого не скажет, лучше и не надеяться…
Ораз вдруг почувствовал, что краснеет: на минуту ему показалось, что он идет рядом с Дурсун и говорит ей то, чего так давно не может выговорить. А вдруг он заявится, а она ему от ворот поворот? Даже и дверь не откроет? Нет, не может этого быть, он ведь потихоньку, чтоб никто не заметил. Отец с матерью и понятия иметь не будут.
Ну а вдруг кто-нибудь у нее окажется, соседка или подруга какая, Тогда он спросит Гурта-ага, очень просто. Дурсун поймет, она умница.
Наконец Ораз кое-как доел, вытер руки. И вдруг отец из своей комнаты:
— Ораз! — будто только и ждал, когда он встанет с ковра.
Ну вот, чего он отцу понадобился? Заведет сейчас, и слушай, пока голова не вспухнет. Хотя едва ли, после этой истории с Аманлы настроение у отца скверное. Всё больше молчком, голова опущена… Придет с работы и сразу к себе, даже ест в одиночку. А сегодня после обеда. и на работу не пошел. Мать говорит, вроде не захворал, только вот знобит его, печку все велит подтапливать…
Ну, она и расстаралась, духотища в доме! И все наглухо: и двери, и окна.
Машат лежал на диване, увидев сына, сел, выпрямился. Видно было, что он только сейчас проснулся. Мясистое лицо его лоснилось, веки набрякли, казалось, положи он сейчас голову на подушку, сразу захрапит. Машат застегнул пижаму, потянулся… Зевнул во весь рот и головой потряс, словно его окатили водой.
— Вот я пришел, — сказал Ораз.
— Вижу.
— Я нужен тебе?
— Ты давай сядь сперва.
— Понимаешь, папа, я спешу… — Ораз вздохнул и сел.
— Ничего, работа не волк… Как дела?
— Да ничего…
— С пахотой как?
— Закончили.
— Теперь что?
— С завтрашнего дня воду принимать начнем.
— Ты что крутишься? Спешишь очень? Тогда иди.
— Нет, нет, я слушаю!
Машат взял платок, вытер лицо, шею, откашлялся. А ведь нарочно тянет, шевелится, как сонная муха!
— Ораз! Ты подумать хотел, подумал?
— О чем?
— О новой бригаде.
— А! Я не согласен.
— Это как — не согласен?
— Не хочу после всех этих разговоров. И потом меня вполне устраивает моя работа. Столько мы возились, земли в строй ввели, а теперь вдруг взять все и бросить!
— Ладно. Болтать много стал. Сейчас же отправляйся к председателю и скажи, что согласен. Он один там сидит, размышляет…
— Папа, — мягко сказал Ораз, — я не возьмусь за эту работу? Она мне не по душе. Пусть найдут кого-нибудь другого.
— Нет! Ты будешь там работать!
— Не сердись, отец, но я там работать не буду.
— Ты как со мной говоришь? Гурт подбил, да?
— Никто меня не подбивал. Просто я уже не ребенок.
— Сопляк! Мальчишка!
— Слушай, отец, смысла нет нам так разговаривать. — И Ораз поднялся со стула.
— Видали? — насмешливо бросил Машат. — Какие мы стали самостоятельные!
— Отец!
— Я двадцать пять лет твой отец! Ушанку новую нацепил! Куда это ты вырядился? Не на свидание ли?
— На свидание.
— Ну, и как дела? Не уломал еще Гурта? — Машат усмехнулся.
— Гурт согласен. Теперь только решить, когда свадьба.
— Ну и когда ж ты решил?
— Как вы с мамой пожелаете.
— А я вообще не желаю. Мне не нужна дочь Гурта!
— Тебе, может, и не нужна. А мне нужна.
— Ах, вот как? — Машат уже не скрывал своей ярости. — Сейчас же отправляйся к председателю, слышишь! Иди и скажи, что согласен.
— Это, отец, воду в ступе толочь. Я же сказал, не согласен. Мне не нужно место, добытое таким путем. Людей совестно.
— Плюнь ты на них! — Машат даже вскочил. — Нашел о чем думать!
Встревоженная Кумыш отворила дверь.
— Чего это вы раскричались?
Машат даже не обернулся к жене.