— Ты сделаешь, как я велю? — сквозь зубы спросил он, в упор глядя на сына.
— Пойми, отец…
— Лучше ты пойми. Только одну вещь — дочь Гурта в эту дверь не войдет.
— Еще чего! — вскинулась Кумыш. — Да как у тебя язык поворачивается!
— Вон отсюда!
— Не кричи на мать… — у Ораза затрепетали ноздри. — Зря, отец, скандал поднимаешь. Вредить себе.
— Заботливый какой у меня сыночек!..
— Да, заботливый. Я всегда буду о тебе заботиться. Ты ж обо мне заботишься, хоть и не то делаешь, что нужно.
— Желаешь отцу добра, брось с Гуртом нюхаться!
— Опять ты не прав, отец.
— Ступай! Не о чем нам толковать!
— Ступай, сынок, ступай, — Кумыш ласково поглядела на сына. — Сойдет с него дурь, тогда и поговорите…
Ораз направился к двери. Кумыш замешкалась было, но Машат сердито прикрикнул на нее:
— Иди! Иди вместе с ним! От тебя тоже проку нет!
И Машат вздохнул глубоко, с присвистом…
Ораз толкнул дверь. Не открылась, заперта на крючок. Значит, Дурсун одна. Ораз торопливо постучал, прислушался… Осторожные, легкие шаги. Он затаил дыхание, прижался ухом к двери, сердце билось частыми, сильными ударами.
— Кто там?
— Это я… Открой, Дурсун!
— Нельзя, скоро отец вернется…
— Не вернется, рано еще… Мне только слово сказать…
— Боюсь…
— Меня боишься?
— Боюсь, придет кто-нибудь…
— Да не придет! Никто не придет! Открой, Дурсун!
— Уйди, Ораз, уйди, прошу тебя! Я завтра сама приду… К мосту… И послезавтра приду! Уйди!
— Никуда я не уйду. Буду стоять и колотить в дверь. Вот идет кто-то! Открой скорей!..
Дверь отворилась, выглянула Дурсун.
— Ну где? Кто идет? Обманщик… — Она притворно надула губы, отвернулась и пошла в комнату.
— Дурсун…
Девушка остановилась, взглянула на него. Ей было неловко, стыдно, она смущенно улыбалась, и хорошенькие веселые ямочки играли у нее на щеках. Глаза сияли.
— Ты что это ботинки снимать надумал? Не смей! Стой! Стой, где стоишь, слышишь!
— Ладно, Дурсун, не сердись…
— Какой ты, оказывается, нахальный! Ломишься прямо в дверь. А если отец явится?
— Разве уважаемого человека отпустят с праздника так быстро?
— Ой, Ораз… — Она исподлобья взглянула на него и не выдержала, заулыбалась. — Ну говори… Говори же, чего стоишь?
— Если б ты знала, Дурсун, увижу тебя, и сразу вся злость проходит.
— Злость? А на кого ты злишься? Стой, не приближайся!
— Стою, стою! Только ты улыбайся.
Дурсун рассмеялась, нескрываемой, неудержимой радостью светились ее глаза.
— Уходи, Ораз… Не могу я с тобой разговаривать… Мне стыдно…
— Так я ж насчет свадьбы.
— Папа вроде согласен…
— Он тебе сказал?
— Будет он мне говорить!.. Маме сказал.
— А ты? Ты сама?
— Ой, какой ты, Ораз, честное слово…
— Ладно, ладно, завтра мать придет. Передай своей матери.
— Не буду я ничего передавать, стыдно…
— А когда свадьбу устроим? А?
— Не знаю… Пускай они договариваются… Ну, уходи. Ты ведь все сказал.
— Еще минуточку!
— Вот увидит кто-нибудь, тогда будешь знать! Уходи, ради бога! До чего же ты все-таки противный, Ораз!
Она попыталась сделать обиженное лицо, не получилось: глаза сияли, губы сами собой растягивались в улыбку, на розовых щеках играли веселые ямочки.
— Давай поговорим, какую свадьбу устроим.
— Вот отец явится, он тебе такую устроит свадьбу!..
— Слушай, Дурсун. Я хочу со всего района ребят созвать. Чтоб кушт-депме танцевали. Всех, кто умеет. А? Как считаешь?
— Хорошо. Только чего ж с одного района? Давай уж со всей республики!
— Я серьезно, Дурсун.
— Ладно, уходи. Завтра приду, обо всем договоримся.
— Давай сейчас.
Дурсун молча вздохнула.
— Дурсун, подойди ко мне…
— Ты что, спятил?
— Ну подойди. Обниму один разочек.
— Стой, слышишь! Уходи сейчас же!
— Хочешь, чтоб я ушел? Да? Хочешь? — жалобно протянул Ораз.
— Да я не хочу. Надо.
— Эх ты!.. — Ораз медленно направился к двери в надежде, что Дурсун остановит его. — Так я присылаю мать?
— Ты уже сказал это.
— А повторить нельзя?
Он обернулся, взглянул на девушку. Так она была хороша, такой светлой радостью сияли ее глаза!.. Сказать ей об этом Ораз не сумел. Ушел. Ушел, не сказав ни слова.
На улице такая была красота!.. Небо ясное, прозрачное, и вызвездило еще ярче, еще гуще. Чистый морозный воздух хотелось пить, как пьют в жару прохладный, свежий чал. И удивительно светло было на улице, фонарей, что ли, прибавилось…
Где-то рядом тявкнула собака. Ей отозвался пес на другом конце деревни. Не было в их лае ни злости, ни ярости. Вообще непонятно было, зачем вот они сейчас пробрехали. Может, просто для порядка, положено тебе лаять — лай!
Прошуршал шинами "Запорожец". Мати с заработков возвращается. Рановато что-то сегодня… Скорей всего клиентов не нашел, назад едет. Говорят, он на свою малютку по пять мешков муки грузит, легковую машину в арбу превратил. Наверное, так оно и есть, как говорят. Про этого Мати и анекдотов немало ходит. Нанял его как-то раз старик с двумя баранами, обещал заплатить хорошо. Мати усадил баранов на заднее сиденье, как людей, накинул им на головы женские халаты, чтоб морды закрыть, едет себе. А тут откуда ни возьмись инспектор. Стал документы проверять, а баран как заблеет!.. Мати обернулся. "Гелин, что за глупые шутки? — а потом инспектору вполголоса: — У нее голова не в порядке, не все дома. как говорится…" — "Да у нее, — говорит инспектор, — не только голова, у нее и с ногами не все в порядке — шерстью заросли и копыта почему-то…" А правда, смешно…
Ораз до самого дома все улыбался. А взялся за ручку двери, и опять на душе тоска.
Спорить с отцом сейчас, конечно, без толку, злость уму не помощница. Да и трудно сейчас отцу, это тоже понять нужно. А кто ж и поймет, как не сын?.. Только пусть и отец его поймет. И проявит уважение к Дурсун. Только так должно быть. Так только и будет.
Домой идти не хотелось. Хорошо было бродить по пустынным, тихим улицам, дышать свежим, морозным воздухом, мечтать… Ораз миновал свой дом, свернул за угол… Но не суждено, видно, было ему насладиться одиночеством — из переулка вышел Баллы, ведя за руки сыновей.
— Это ты, Ораз-джан? Спешишь куда?
— Нет…
— Тогда идем к Дурды. У него сын родился, бахши приехал.
— А какой бахши? Не Каландар?
— Хе! Кому он нужен? Сам Шихмурад! А мне подвезло, что ты встретился, поможешь разбойников моих домой отнести. Вот ты скажи, ведь сейчас, как сядут, сразу их сон сморит, а попробуй не возьми, такой вой поднимут!.. Пошли! — скомандовал он сыновьям.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Сельби появилась неожиданно. Сона только что развесила выстиранное белье и уже собралась на работу. Увидев гостью, она немножко смутилась, но тотчас, ласково улыбаясь, пошла навстречу Сельби.
Обнявшись, женщины отстранились друг от друга и внимательно, пожалуй, чуть придирчиво оглядели одна другую. Сона сразу обратила внимание на новое пальто Невестки. Мягкий бурый мех так и переливался, легкие искрящиеся волосинки шевелились даже от дыхания, А какие на Сельби были сапожки!.. Прическа высокая, поверх волос бахромчатый зеленый платок. Только вот пополнела она напрасно, это ей не идет, толстые щеки делают Сельби грубее.
А Сельби, всерьез огорчавшаяся своей полнотой, с завистью отметила, что Сона похудела. Легкая, стройная, как девушка, она была очень женственна. Суконный простой халат, черный платок — такой наряд не больно-то красит, а Сона и в нем привлекательна.
— Что ж это ты так похудела? — озабоченно спросила Сельби. — Не болеешь?
— Здоровая! Что мне делается.
— А вид неважный. Усталый…
— Есть с чего. Вот только отстиралась и на работу.
— Да бросила бы ты ее!
— Ой, Сельби, хоть ты об этом не говори! Назар все уши прожужжал. Я с дипломом дома буду сидеть, а детсадом заведовать неграмотная!.. Не хочется мне быть затворницей.
— Ну, тогда хоть старушку какую-нибудь возьми… Замучаешься без помощницы…
— Попробуй возьми… Разговоров не оберешься — председателева жена прислугу держит. Ничего, как-нибудь управлюсь. А ты, не сглазить бы, опять пополнела.
— Не получается у меня худеть.
— Рожать надо. Рожала бы через год по ребенку, не больно бы растолстела! — Сона рассмеялась, решив обратить сказанное в шутку. — Ну, в самом деле, родила одну дочку и успокоилась! Ну, а дочка как? Учится хорошо?
— Слава богу. А твои? Что-то я ни одного не вижу.
— Маленькие в садике. Керим в школе. Сегодня Байрама в школу пригласили, Керим с ним пошел. Жалко, что ты Джаннет не привезла. Так они ее ждут!
— Да я подумала, не стоит из-за одного дня ребенка мучить. Я ведь завтра обратно.
— А как добралась?
— Автобусом.
— Ну кто так делает, Сельби? Неужели бы Назар не встретил?
— Ник чему. Зачем человека беспокоить? — Сельби сказала это без задней мысли, но Сону резануло слово "беспокоить". Ей вдруг показалось, Сельби недовольна тем, что ей пришлось приехать сюда.
— Раздевайся, — чуть заметно вздохнув, сказала Сона, — стоишь как в гости пришла. Посидим сейчас, чайку попьем…
За чаем Сона в подробностях рассказала Сельби все, о чем по телефону лишь намекнула. Говорить о таком было совестно, у нее даже лоб покрылся испариной.
— Некрасиво у нас получается, Сельби, а придумать ничего не можем. Я мужу все время твержу: потолкуй, поговори с Байрамом, брат тебе плохого не посоветует. Так ведь? — Сельби молча кивнула. — Сельби! Только, ради бога, смотри, чтоб он не догадался. Надо же, и тебя в эту историю впутали. Свалилось все это на нас как снег на голову… А все его доверчивость. Я Машата с первого взгляда невзлюбила, а Назар ему, как брату родному, верил. Ты не сердись, Сельби, так уж получилось…
— Да что ты, Сона, я и не думаю сердиться. Я все понимаю.
— Конечно, понимаешь, а все-таки… Ведь когда Назар узнал, что брат едет, он чуть до потолка не подпрыгнул! "Ни за что, — говорит, — теперь не отпущу, пусть хоть месяцок у нас погостит!" А тут эта история… Назар прямо извелся, высох весь, не пьет, не ест. Вскочит с постели среди ночи и давай бродить как полоумный!.. Брось, говорю, себя мучить, через неделю отчет. Объяснишь людям все, не убьют же. Это, говорит, только сказать легко… Ты понимаешь, Сельби?