Но Федор остался глух к мольбам своего друга. Он почему-то был уверен, что «толмач» не был посланцем богов смерти, а явился совсем по другому поводу.
— Обожди, — только и сказал Чайка.
Индеец, как будто слегка волнуясь, провел свободной рукой по волосам, собранным на затылке в пучок, и шагнул к пленникам. Финикийцы, ожидавшие лишь одного, мужественно смотрели на посланца вождей.
— Косихо-Питао анчао! — провозгласил «толмач» так громогласно, что по каземату раскатилось гулкое эхо.
— Чего орешь! — не выдержал Ларин. — Не можешь потише объявить, что нам конец.
— Косихо-Питао анчао! — вновь заявил «толмач» уже с нотками радости в голосе, воздев руки к небесам, и с удивлением посмотрел на пленников, словно не понимая, почему они отказываются разделить его радость.
— Нет, я его все-таки убью, — взбеленился Ларин, — даже без твоего ножа.
Он резко подался вперед и встал на ноги. Изумленный сапотек отшатнулся при виде искаженного ненавистью лица внезапно выросшего перед ним пленника. А охранники тотчас опустили вниз копья, вставшие на пути Ларина частоколом из острых наконечников.
— Ну иди сюда, — прошипел Леха, неимоверным усилием делая прыжок вперед, — куда же ты собрался?
— Обожди! — вдруг громко произнес Федор, и Леха, услышав вдруг забытые командирские нотки в голосе своего друга, невольно остановился. — Мне кажется, он пришел не казнить. Великий Косихо простил нас.
— Что? — не поверил своим ушам Ларин, балансировавший в нескольких сантиметрах от острых наконечников.
Он перевел взгляд с друга на «толмача» и переспросил:
— Что ты там сказал?
— Косихо-Питао анчао! — проговорил тот уже тише и закивал головой.
— Правда, что ли? — еще не веря своему счастью, уточнил Ларин.
Но сапотек все кивал головой, и он понемногу успокоился.
— А что сразу не сказал? — уже без явной агрессии буркнул Леха, обращаясь напрямую к «толмачу»: — Дальше что?
Сапотек, словно поняв обращенный к нему вопрос, указал на дверь и медленно проговорил какую-то фразу, оставшуюся тайной для командира скифов. Даже не пытаясь его понять, Леха обернулся к своему другу, у которого вновь прорезался дар предвидения.
— И что ему на этот раз надо? — спросил он уже у Федора, который медленно поднялся и встал, покачиваясь с непривычки.
— Я думаю, он хочет, чтобы мы последовали за ним, — предложил свою версию перевода Чайка.
— Хочет? — переспросил Леха. — Ну, если хочет, то пойдем. Все равно здесь томиться надоело, да и стены тут крепкие, не расшатаешь. А на воле еще поглядим, чья возьмет. А, Федя?
— Поглядим, — согласился Федор и, вновь беря роль командира на себя, обратился уже к сапотеку: — Давай показывай, куда идти.
Обрадованный тем, что разговор состоялся, и он с пленниками друг друга в целом поняли, да к тому же обошлось без драки, сапотек подал сигнал воинам. Четверо из них направились к пленникам, держа в руках какие-то каменные скобы странной формы, а остальные выстроились по обе стороны от прохода, опустив копья наперевес.
— Чего надо? — Леха напрягся, но Федор первым понял маневр сапотеков и поспешил успокоить друга:
— По-моему, с нас хотят снять кандалы, — заявил он, — лучше не сопротивляйся.
Ларин нехотя подчинился, но когда сапотеки, проделав руками какое-то хитрое движение своим выточенным из камня приспособлением, освободили сначала Федора, а потом и его от кандалов, был просто счастлив.
— Так вот как они открываются, — пробормотал Леха, так и не понявший до конца, как это произошло, — ножичком не вышло, тут каменный ключик нужен.
Однако после освобождения их взяли в плотное кольцо из копий, ясно давая понять, что они по-прежнему пленники. Сапотекский толмач, а он, по сути, таким и был, направился к выходу, как бы приглашая последовать за собой.
Первым из пленников на свет вышел Федор, осторожно ступая затекшими ногами. Вышел и зажмурился, такое яркое солнце висело на небосводе. Утро еще было раннее, но весь город уже кипел. В жарких странах вставали рано, это Федор усвоил, едва оказавшись на Средиземноморье. А здешний климат был хоть и с горным привкусом, но похожий. По улицам сновали бойкие торговцы, направляясь на базар. Шли по своим делам крестьяне и ремесленники, перемещались целыми отрядами воины. Правда, весь этот шум был слышен чуть вдалеке, доносился с ближайших улиц. А здесь у «мертвецкой», кроме пленников и охраны, никого не было.
Убедившись, что все вышли, толмач зашагал в сторону людной улицы. Процессия с пленниками, окруженная со всех сторон охраной, медленно направилась за ним.
— Ну что, командир, — толкнул его в бок Ларин, с наслаждением потирая запястья и вдыхая знойный воздух, — вот она, свобода. Подорвемся отсюда при первой возможности?
Несколько десятков сапотекских воинов с копьями его особо не волновали. А про остальных он не думал.
— Подорвемся, — кивнул Федор и с трудом проглотил слюну — прошедшие дни их не кормили и почти не поили, — только сначала посмотрим, что нам этот толмач приготовил.
— А зачем? — насторожился Леха, шагавший чуть позади Чайки.
— Разговор со старейшинами перешел в другую фазу. Нас почему-то не казнили пока, да еще развязали и ведут на новое место. Надо же посмотреть, что нам приготовили.
— Неужели решили поместить в хорошую гостиницу? — не удержался и хохотнул Ларин. — А казнить совсем передумали?
— Нет, брат, — подумал Федор вслух, — считай, что это только отсрочка. Что они задумали, я еще не знаю, но главного мы, похоже, добились. Сразу нас не убили. Время есть, а там сориентируемся. Кроме того, стены тут высокие, а выход из города всего один. Прежде чем бежать, надо придумать как. А этот толмач может нам, сам того не зная, подбросить идею.
— Ну ладно, — нехотя согласился Леха, — только смотри, командир, не затягивай с побегом. Что-то мне больше не хочется сидеть в каземате. А то опять закуют в кандалы, и думай потом, что упустил отличную возможность для побега.
— Мне самому не хочется, — кивнул Федор, осматриваясь по сторонам, — но делать пока нечего. Побежим сейчас — просто забьют.
Дойдя до ближайшей улицы, они свернули направо и углубились в город. Федор жадно впитывал окружающий мир, стараясь запомнить расположение кварталов на случай побега и вынужденного передвижения по Монте-Альбану без провожатых, о чем пока приходилось только мечтать. Сам он не мог взять в толк, почему вожди сапотеков решили пощадить его и остальных, несмотря на явное и доказанное святотатство. Кроме того, впервые за все время плена их не только отвязали от ненавистного бревна, но и освободили от колодок на ногах. Если бы не почетный эскорт, то возникло бы полное ощущение свободы, которая пьянила и настораживала одновременно.
«В чем-то Леха прав, — думал Федор, посматривая в спину толмача, который шагал впереди, — на новом месте могут опять легко в кандалы заковать. Может, действительно стоит пытаться бежать, пока не поздно?»
Но в глубине души его по-прежнему мучил вопрос, чем они так заинтересовали местных вождей. По всей видимости, их безошибочно приняли за тех, кем они и были, — пришельцев из-за большого моря. Проницательные вожди могли просто захотеть выведать у них побольше о том, кто они и откуда пришли, чтобы понять, чего от них можно ожидать. Для достижения этих целей можно было на какое-то время забыть об оскорблении божества действием. Ведь об этом, в крайнем случае, было недолго вспомнить снова. Политика — дело грязное, на любой земле. Пока финикийцы находились на положении пленников в пределах Монте-Альбана, они были в полной власти сапотеков.
Табличка со слонами и реакция вождей наводила командира карфагенян на мысль о том, что они действительно не первые мореплаватели, достигшие здешних земель. Чайке, в свою очередь, захотелось узнать, имелись ли у сапотеков контакты с кем-то еще из-за океана. И Федор решил бежать не раньше, чем получит ответ на эти вопросы. Хотя бы в общих чертах.
Но для того чтобы сапотекам что-то выведать у пленников, им нужно было понимать друг друга гораздо лучше. А толмач идеально подходил на роль педагога. Вот о чем успел подумать Федор Чайка за то время, пока отряд финикийских пленников перемещался через центр Монте-Альбана из квартала «мертвецкой» ближе к одной из стен города. По пути Федор успел заметить несколько квадратных площадей, запруженных суетливыми торговцами, бросить взгляд на оставшиеся за спиной пирамиды, которые отличались одна от другой по высоте, и рассмотреть квартал, застроенный пышными особняками знати. Для постройки особняков использовался красный камень. Там были колонны и балконы, оплетенные висячими садами, пышные арки, а также лестницы с золочеными ступеньками. Каждый особняк имел внутренний дворик, засаженный деревьями с пышными кронами, где было приятно отдыхать в такую жару.
«Да, богатым быть неплохо в любой стране», — подумал Федор, глядя на это великолепие, что осталось по правую руку, и невольно вспоминая собственные особняки в Карфагене и Таренте. Все это было сейчас так далеко, что казалось миражом и навевало мысли о переменчивости фортуны.
Миновав кварталы знатных сапотеков, колонна с пленниками преодолела по узкому каменному мосту странное сооружение, напоминавшее своим видом канал, протянувшийся через весь город. Странным оно показалось Чайке только потому, что, сколько ни всматривался он издалека в узкое пространство между каменными берегами канала, очень походившими на набережную, никакой воды не заметил. И лишь когда они проходили по мосту, Чайка увидел блеснувшую полоску воды далеко внизу и понял, что не ошибся. Это действительно был канал, только с поправкой на архитектурные особенности столицы сапотеков. Вода в нем имелась, но лишь на уровне рва и реки, огибавшей город. Чтобы добраться до воды, нужно было спуститься с набережной по узким, расположенным в специальных местах лестницам чуть ли не вертикально вниз метров на двадцать. Туда, где наметанный глаз Федора заметил вырубленные в скальной породе узкие пристани, протянувшиеся почти вдоль всей видимой части канала.