— Эх, упустили дичь! — вздохнул Горохов. — Жеребеночка бы свалить, вкусные они.
— Ну, зачем? Мясо у нас есть на сегодня, а нагружаться нам ни к чему, Да и жаль убивать зря.
— А для коллекций? — заметил Ордин, — разве это не редкость, дикая лошадь и, вероятно, особой породы.
— Просто одичавшие лошади, — предположил Костяков.
— Не может быть! Все кони у нас белые, редко когда серьге или в яблоках, — заявил Горохов.
— И стать совсем другая, — прибавил Горюнов. — Очевидно, благодаря каким-то невыясненным еще условиям на Земле Санникова сохранились животные предшествовавшего геологического периода, вымершие в других странах.
— Вот как в Австралии сохранились дикая собака, кенгуру и другие странные сумчатые животные, примитивные млекопитающие, бескрылые птицы и тому подобные «живые окаменелости», как их называют, — пояснил Ордин.
— Вы, пожалуй, скажете, что здесь проживает мамонт, длинношерстный носорог, пещерный медведь и другие современники первобытного человека, — засмеялся Костяков.
— Вполне возможно, если только человек не истребил их, — ответил Горюнов.
— И интерес, который представляет Земля Санникова по своему положению и форме, еще увеличится ее живыми окаменелостями, — прибавил Ордин.
— Подойдем к озерку, которое я вижу вот там среди поляны, — предложил Костяков. — Не увидим ли в воде бегемота?
— Бегемот не живая окаменелость, — поправил Горюнов, — а водится в большом числе в реках Африки, и здесь мы его не найдем.
Но добраться до озера не удалось: по мере приближения к нему почва становилась все более вязкой и наконец превратилась в трясину, колебавшуюся под ногами и поросшую болотными растениями. Очевидно, озеро прежде было значительно больше, но постепенно зарастало от берегов вглубь. Поэтому ни попробовать его воду, ни посмотреть, есть ли в нем рыба и какова она — не пришлось. О бегемоте, конечно, и речи быть не могло: его грузная туша провалилась бы в трясину при первых же шагах.
За этой поляной начался более густой и высокий лес с таким густым подлеском из молодых деревьев и кустов, что, не будь троп, протоптанных животными, движение было бы. очень трудно.
Подвигаясь по такой тропе, путешественники слышали громкое весеннее пение разных птиц, воркование горлиц; в отдалении даже послышался зов кукушки. Замечены были сойки, сороки и галки, а в вышине плавали два орла, высматривая добычу на полянах.
— Положительно чудесная страна! — удивлялся Горюнов. — Можно, подумать, что мы находимся где-нибудь в южной полосе Сибири, а не в десяти градусах от северного полюса.
— Да, одно только низкое положение солнца, несмотря на полуденное время, показывает, что мы на крайнем севере, — заметил Ордин.
— А мне эти черные зубчатые вершины окраинного обрыва с их полосами снега напоминают мою родину — долину Иркута, вдоль которой тянутся Тункинские альпы такого же вида, — сказал Костяков, — а растительность — и птицы увеличивают иллюзию.
На следующей поляне, также с озером посередине, заметили пасущихся быков и лошадей и решили остановиться на опушке, чтобы понаблюдать за ними, а кстати сварить обед. Ручеек, вытекавший из озера и пересекавший поляну, давал возможность набрать чистой воды. Расположились на самой тропе у выхода ее на поляну среди кустов, быстро развели огонь, повесили чайник и котел для супа, нарезали шашлык из телятины и, нанизав на прутики, поставили жариться. Сами уселись в кустах возле тропы, откуда через просветы можно было видеть пасущихся животных.
Вдруг в глубине леса послышался тяжелый топот, быстро приближавшийся. Изумленные путешественники едва успели откинуться в кусты, как по тропе промчалось огромное темно-бурое животное, издававшее глухой рев.
— Это что такое было? что за чудовище? — шептал перепуганный Горохов.
— Заметили вы огромный рог у него на носу? — спросил Горюнов, не менее пораженный.
— И куцый поросячий хвостик? — добавил Костяков.
— А вот его следок! — сказал Ордин, указывая на отпечаток ноги на мокром месте тропы, где вылили лишнюю воду; этот след имел почти восемнадцать сантиметров в диаметре и оканчивался впадинами, оставленными несколькими копытами.
— Итак, мы видели еще одну живую окаменелость — ископаемого длинношерстного носорога! — сказал Ордин.
— А будь она проклята за ее живость, эта окаменелость! — воскликнул Костяков. — Она весь наш обед изгадила.
Действительно, носорог, пронесшийся ураганом по тропе, наделал беды: котел с супом был отброшен в кусты и, конечно, пуст, мясо валялось на траве, палочки с шашлыком растоптаны, чайник лежал на боку.
— Начинай сначала, повар! — усмехнулся Горохов, подбирая котел и чайник, чтобы идти за водой.
— Этакое неуклюжее чудище, — ворчал Костяков, собирая по тропе кусочки мяса. — Мало ему было места на тропе!
— В другой раз будем умнее, — смеялся Горюнов, — и расположимся в сторонке от звериного тракта.
— Еще кто-то бежит! — крикнул Ордин и прыгнул в кусты: остальные последовали за ним.
Через несколько секунд по траве с таким же глухим ревом пробежали один за другим три носорога, которых успели рассмотреть лучше. Спереди был самец с огромным рогом на морде, позади которого возвышался второй рог гораздо короче. За ним следовала самка с одним небольшим рогом, а в хвосте — детеныш, безрогий, еле поспевавший на своих коротких ножках за родителями. Все трое были покрыты редкой, но довольно длинной черно-бурой шерстью.
— Ну, ребята, берегитесь! — предупредил Горюнов. — Вероятно, они от какого-то хищника убегают. Приготовьте ружья!
Не успел он сказать это, как на тропе показался хищник, в котором нетрудно было узнать медведя, но огромной величины; он бежал, низко опустив голову и обнюхивая землю, слегка переваливаясь с ноги на ногу. Заметив догоравший и дымивший огонь у тропы, он сразу остановился, поднял голову, раскрыл пасть, показав свои огромные клыки и красный язык. Но тут его сзади атаковали собаки, и он круто повернул и побежал назад, издавая недовольное ворчание.
— Ну, товарищи! — возгласил. Горюнов, — переберемся-ка на поляну. Здесь, видно, звери не дадут нам не только что сварить обед, а даже съесть его спокойно.
— Матерой мишка! В жисть я таких не видывал… — сказал Горохов, вылезая из кустов.
— Огромный, да не очень храбрый, собак испугался! — смеялся Ордин. — А знаете ли, я уверен, что это не просто очень крупный бурый медведь, а ископаемый пещерный, современник носорога и мамонта. Вы заметили, каковы у него челюсти?
— Значит, еще одна живая окаменелость! Наша коллекция очень быстро увеличивается и становится слишком неправдоподобной, — сказал Костяков.
— Да, придется фотографировать всех этих ископаемых животных прямо на лоне природы, иначе нам никто не поверит, — заметил Горюнов. — Жаль, что у нас мало фотографических пластинок взято. Но кто же мог знать, что Земля Санникова — зоологический или, вернее, палеонтологический сад.
— Теперь вы можете, Никита, рассказать вашим приятелям-каюрам, что видели сами на голове носорога тот рог, который они считают когтем птицы эксекю.
— Да я же видел эту тварину и раньше.
— Где же это? Сегодня ночью что ли?
— Нет, давно дело было. На речке Ачаде, что справа в Яну впадает, в весеннюю пору из берега такой же зверь вывалился и у воды лежал. Песцы уже объели у него морду и выели брюхо, — когда он мне попался. Тогда наш исправник о нем губернатору докладывал, а тот чиновника послал, чтобы зверя увезти. Да только к его приезду ничего не осталось: песцы мясо съели, а кости река схоронила.
— Так всегда бывает с этими находками, — пояснил Горюнов. — Пока их кто-нибудь случайно увидит, пока сообщит по начальству, а последнее — в Петербург Академии, пока она командирует ученого для осмотра — проходят многие месяцы. А хищники и реки не дожидаются. И сколько редких находок уже пропало.
— Ну, мы с вами привезем кое-что получше! — сказал Ордин, — шкуры, черепа и фотографии не дохлых, а живых ископаемых животных.
— Фотографии — пожалуй, но насчет черепов и шкур придется сильно экономить, они очень тяжелы и объемисты, а у нас всего три нарты, — заметил Костяков.
— А уж череп и шкуру мамонта не увезешь с нашими средствами передвижения! — рассмеялся Горюнов.
— Вы, кажется, рассчитываете, что мы увидим и живого мамонта? — спросил Костяков насмешливо.
— Почему же нет? Если здесь благоденствует и плодится носорог, как мы видели только что по его детенышу, то может жить и мамонт.
— Ну, ваши онкилоны давно истребили его, если застали здесь.
— А ради чего? Бивни им не нужны, продавать их некому; дичи и без мамонтов довольно, а добывать эту махину без огнестрельного оружия нелегко.
— Но ведь человек каменного века охотился на мамонта с еще более примитивным оружием.
— А я полагаю, Матвей Иванович, — вмешался в разговор Горохов, — что если этот самый мамонт тут проживает, то ему здешние люди поклоняются, как священному зверю вроде птицы эксекю.
— Вполне возможно, Никита. И поэтому я надеюсь, что мы этого зверя увидим.
Собрав пожитки, перебрались на край поляны возле ручья и снова развели огонь. Поляна оказалась пустой, вероятно, носороги своим топотом и ревом испугали всех животных.
— И тут напакостили! — заметил Ордин. — А я надеялся, пока варится обед, подкрасться по опушке и сфотографировать быков и лошадей.
— Да, остались только птицы, которые интересны только как жаркое! — сказал Костяков, указывая на стаю уток, летавших над озером.
ПУЗЫРЯЩИЕСЯ ОЗЕРА
Без дальнейшей помехи пообедали, отдохнули и пошли дальше, придерживаясь берега ручья в надежде, что он приведет к озеру. Эта надежда оправдалась; хотя луг становился все болотистее, но вдоль ручья удалось пройти, и вскоре перед глазами открылась площадь воды до полукилометра в диаметре, окаймленная зеленью камышей; большие кувшинки расстилали по воде свои листья вперемежку с мелкими листьями водяного ореха