— Что такое, что случилось? — раздался голос Ордина, который спал так крепко, что только треск и грохот обвала привели его в чувство.
— Об… об… обвал… Костяков… нарта… свалились, — с трудом проговорил Горюнов, продолжая глядеть вниз.
Эта страшная весть сразу подняла Ордина на ноги.
— Так нужно же искать, помочь, вытащить! Скорее! — вскричал он, освобождаясь из мешка. — Эй, Никифоров, вставай, сюда! Где байдара?
— Невозможно! — сказал Горюнов с отчаянием в голосе. — Спустить байдару нельзя, сугроб снесен обвалом. А Костикова придавило.
— Да откуда вы знаете?
— Он в мешке и нарта соскользнули вниз, как только площадка наклонилась, и упали в воду раньше, чем вея масса рухнула; обвал упал прямо на них.
Ордин подошел к краю обрыва и стал смотреть вниз.
— Ничего не видно, кроме воды и глыб обвала. Костяков в спальном мешке всплыл бы наверх, как пузырь, если бы его не придавило.
— Какой ужас! — простонал Ордин. — На глазах погиб человек и ничем помочь нельзя!
Один взгляд на сугроб показал ему, что спуск без долгой подготовительной работы невозможен; в гребне зияла брешь метров в пятнадцать ширины и десять глубины.
— Нельзя ли спуститься на веревке прямо с обрыва к воде? — предложил он.
— Достаточно прочных веревок у нас наберется — едва на половину высоты; ведь здесь больше восьмидесяти метров, — ответил Горюнов.
— И не удержать нам вдвоем одного человека столько времени, — прибавил подошедший Никифоров.
— Но ведь кроме Костикова погибли все результаты нашей экспедиции! — вскричал Ордин.
— Да, погибли! — согласился Горюнов безнадежным тоном.
— Нужно хоть осветить место обвала, оно в тени и плохо видно, может быть, Костикова отбросило в сторону и он лежит без сознания!
Никифоров принес из запаса дров большой пук хвороста, обвязал его куском веревки, поджег и, нацепив на багор от байдары, протянул над бездной. Ордин и Горюнов прилегли на краю, чтобы свет не падал им в глаза, и стали всматриваться вглубь. Хворост быстро разгорелся и осветил место обвала. Там, в промежутке между сугробом с лестницей и соседним, более низким, видна была только мутная, еще волновавшаяся вода и поднимавшаяся из нее куча нагроможденных друг на друга базальтовых глыб. Ни на них, ни на воде никаких признаков человека, обломков нарты, вещей. Обвал схоронил все под собой. Веревка у крюка перегорела и пылающий пук полетел вниз, упал на кучу глыб и на несколько минут, догорая, осветил еще лучше все место, но. ничего нового не показал.
Новый подземный удар заставил лежавших вскочить на ноги; на их глазах от края обрыва отделились еще несколько небольших глыб и рухнули вниз.
— Отодвинем нарты подальше отсюда! — распорядился Горюнов. — Как бы не повторилось несчастье!
Все трое с помощью Аннуир, молча присутствовавшей при описанной сцене, перетащили нарты, а затем и свои постели подальше от нового края обрыва, к месту спуска на сугроб. Последний своей ледяной массой все-таки поддерживал отвесную стену базальта и казалось, что здесь более надежно. В глубине площадки у подножия верхнего уступа также было небезопасно; оттуда уже свалилось несколько камней.
Отдаленный грохот потряс воздух и заставил всех взглянуть на север. Там, над северной частью котловины, клубились столбы дыма или пара, местами озаренные зловещим красным светом: слышались частые и сильные взрывы, которые эхо окраин повторяло без конца. При каждом взрыве почва уступа слегка вздрагивала под ногами.
— Вулкан просыпается! — проговорил Ордин.
— А люди, несчастные люди, спасшиеся туда от наводнения! Что с ними будет! — вскричал Горюнов, — И наш товарищ только что погиб здесь, другой погибнет там, и снова мы ничем не можем помочь!
Аннуир прижалась к Ордину и смотрела вдаль; слезы текли из ее глаз, и она вздрагивала от сдерживаемых рыданий.
— Однако, пришел конец этой землице? — недоумевающе спросил Никифоров. — Что там только деется, дым, огонь из земли, глядите-ка!
Там, на севере, не столб, а целая колоннада столбов черного дыма и белого пара, смешавшихся друг с другом, поднялась много выше окраин котловины, т. е. тысячи на три мет-, ров; то тут, то там ее прорезывали огненными дугами, словно ракеты, высоко взлетавшие раскаленные камни. Иногда туча паров, сопровождаемая рядом взрывов, словно артиллерийскими залпами, вырывалась-в каком-нибудь месте и ширилась, вырастая вверх. Зарево на тучах колоннады разгоралось ярче, очевидно, где-то уж прорвалась раскаленная лава. Печальная луна, постепенно склоняясь к закату, освещала по-прежнему котловину и серебрила воды озера, которые все время волновались.
— Да, видно конец Земле Санникова! — промолвил Ордин. — Мы ее открыли, и на наших глазах она погибает.
— Когда станет светло, посмотрим, нельзя ли спустить как-нибудь байдару и поехать на помощь гибнущим, — сказал Горюнов.
Сидя на своих мешках, они оба и Аннуир, жавшаяся все время к Ордину, провели время до утра, наблюдая развитие извержения и обмениваясь замечаниями о нем и о погибшем товарище. Никифоров, поглядев некоторое время, лег опять спать.
Наконец, ужасная ночь кончилась, заалел восток, становилось все светлее и светлее. Аннуир развела огонь и стала варить чай. Ордин и Горюнов могли теперь рассмотреть, что случилось с их площадкой ночью. Вся восточная часть ее исчезла и вместо нее зиял крутым клином, обращенным острием вниз, отрыв обвала. Последний, очевидно, отделился по трещинам, существовавшим раньше, и толчок землетрясения дал только импульс, преодолевший инерцию массы, которая и опрокинулась частью на сугроб, частью в воду, распавшись при падении на глыбы. В громадной выбоине сугроба лед был покрыт черной пылью, осколками и глыбами; внизу над водой поднимался хаос глыб. За ночь муть в воде осела и с высоты видно было дно; в бинокль можно было осмотреть его повсюду, но ничего, кроме черных глыб, не было заметно. Они схоронили навсегда и человека, и все достижения экспедиции.
Осмотр выбоины в сугробе показал, что для того, чтобы перебраться через нее, нужно вырубить во льду отвесной степы ступени вниз и с другой стороны вверх.
— Ну, к обеду мы это выполним, — сказал Горюнов, — обе части байдары спустим на веревке вниз и там втащим наверх. Давайте поедим — и за дело!
На севере котловины извержение продолжало разыгрываться, скрытое в тучах паров и дыма, но выдавая себя взрывами, от которых вздрагивала скала площадки. Завеса пара и дыма скрывала от зрителей катастрофу. При дневном свете видно было только, что эта завеса протянулась поперек всей котловины. Вдруг в одном месте, впереди этой завесы, появился огонь и быстро стал распространяться в обе стороны. В бинокль можно было разглядеть, что это горит полоса леса.
— Кажется, дела онкилонов безнадежны! — сказал Ордин. — Теперь ясно, что извержение началось не в северном конце котловины, а в средней части ее, приблизительно там, докуда мы вчера доезжали, т. е. там, куда люди спаслись от воды. Может быть, оно захватило и всю северную часть.
Оба вернулись к нартам; чай был готов. Никифоров понес собакам, привязанным в западном углу площадки, охапку вя-левого мяса и вдруг остановился.
— Подите-ка сюда! — крикнул он, — здесь дело неладно.
Горюнов, Ордин и Аннуир, усевшиеся уже возле чайника, вскочили и побежали к казаку. Он стоял возле трещины, шириной в ладонь, которая шла через площадку^наискось от заднего края ночного отрыва к западному концу. Нарты и люди находились между этой трещиной и внешним краем площадки, собаки — по другую сторону.
— Вчера этой щели не было! — сказал Никифоров.
— Ну, дело дрянь. Подготовлен второй обвал, — заявил Горюнов.
— И достаточно еще одного хорошего подземного толчка, чтобы он рухнул, — прибавил Ордин. — Его, очевидно, подпирает сугроб, иначе он свалился бы уже ночью с нами.
— Видно придется удирать отсюда, как это ни печально? — промолвил Горюнов, — иначе мы очутимся там же, где лежит Костяков.
— Давайте перетащим вещи за трещину!
Сказано — сделано. Уселись, наконец, за завтрак, но все время поглядывали с беспокойством на трещину, черневшую в трех шагах от них, ожидая, что вот-вот она начнет расширяться и опять рухнет масса камня, в этот раз прямо на сугроб.
Поевши, быстро принялись за работу; двое поднялись по ступенькам на верх стены, захватив веревки, двое остались внизу; одну за другой втащили обе нарты, байдару, вещи; затем отвязали и погнали наверх собак, кроме одной, которую ночью убило упавшим камнем.
Горюнов, уходя последним с злополучной площадки, подошел еще раз к краю, взглянул и прошептал прощальные слова погибшему товарищу.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НИКИТЫ
В день ухода товарищей Горохов проснулся довольно поздно; его разбудили голоса женщин:
— Где Аннуир? Она, видно, сбежала ночью к своему мужу, белому колдуну! Не послушалась запрета!
— Идите и приведите ее сюда! — раздался голос Амнундака.
— Тащите ее за волосы, если не пойдет! — прибавил женский голос.
Тут Горохов вспомнил, что его товарищи собирались уйти в эту ночь, и ему стало тяжело на душе. Он быстро начал одеваться, чтобы узнать, ушли ли они. Но раньше, чем он кончил, вернулась Аннуэн и две другие женщины, посланные за Аннуир, и заявили огорченным тоном:
— Жилище пусто, нет Аннуир, нет белых колдунов, одна собака осталась.
— Хорошо ли вы смотрели? Они, верно, зарылись в одеяла и спят, — сказал Горохов.
— Мы хотели войти, но собака начала ворчать на нас. Мы покричали — никто не отозвался. Разве умерли?
— Ну, я посмотрю сам! — заявил Горохов, направляясь к выходу.
— Приведи Аннуир сюда! — крикнул ему вождь.
Горохов, идя к землянке, уже не сомневался, что товарищи ушли. Но он надеялся, что они оставили ему какое-нибудь указание, как объяснить онкилонам их поступок; во всяком случае он’ хотел обдумать спокойно, что сказать Амнундаку, чтобы не ухудшить своего положения. В землянке его встретила ласковым визгом Пеструха, которую уходившие заперли, чтобы она не увязалась за Кротом и за ними. Его взгляд сразу упал на бумагу, приколотую к одному из столбов, он прочитал ее по слогам несколько раз. чтобы лучше запомнить, и вернулся в землянку Амнундака.