– Из Франции, – сказал Пассажир номер 2 и понял, что зачем-то обманывает: это рейс был из Франции. Ему не хотелось признаваться, что у него американский паспорт и что его задержали из-за какой-то беды с регистрацией, тут у людей, похоже, настоящие проблемы, а у него просто сбой. Просто сбой.
За ним зашли те же (или другие) подарочные рождественские полицейские: его допрашивали в отдельной комнатке. Пассажир номер 2 рассказал, откуда летел (бизнес-поездка, тестирование нового продукта, пять лет как гражданин, женат четыре из этих пяти), вкратце пересказал свою скучнейшую, ненавистную, ненавистную, скучнейшую биографию, изобилующую повторами и монотонностями, снова показал посадочный талон и кое-какие личные вещи из рюкзака – ноутбук, бледный чек из франкфуртского аэропорта, где пересаживался и перекусил пивом с венской колбаской, книгу Франзена «Поправки», которую семь раз начинал читать во время предыдущих командировок и, кажется, брал ее с собой скорей по привычке, как трансатлантический талисман, который все же не сработал на этот раз.
Проверяя его документы, сотрудники иммиграционной полиции не без смущения выяснили, что данных о Пассажире номер 2 нет ни в одной доступной им государственной базе. Номер социального страхования, права, паспорт – все это зависало в тугой, вязкой цифровой пустоте безответности, словно Пассажир номер 2 вылетел откуда-то из небытия, как пушечное ядро мести неведомо кого за неизвестно что. Отпечатки пальцев Пассажира номер 2, многократно и натужно стекающие с его потеющих, начавших подрагивать, ладоней, не совпадали ни с одним человеком, пересекавшим границу либо получавшим визу. Документы, как и посадочный талон, как и многократно отпечатанные ненужные пальцы, были признаны фальшивыми; бытовая банальность бессмысленного багажа (Пассажир номер 2 начал от волнения думать, будто бы заикаясь) навевала дополнительные опасения: следов взрывчатых веществ не нашлось ни на итальянском костюме (собака, понюхав, чихнула, и на мгновение показалось, что все хорошо и все сейчас, хохоча и перемигиваясь, побегут гулять, перебрасываясь желтым теннисным мячиком), ни на семи парах немного разношенных носков; цель мистификации не определялась, не очень понятно, зачем снабжать кого-то документами несуществующего человека, чтобы транспортировать его через Атлантику, ведь намного проще воспользоваться идентификаторами реально существующих личностей.
Пассажир номер 2 попросил разрешения позвонить супруге и адвокату; какое-то время колебался перед звонком жене, но пересилил себя.
– Тут какой-то новый эмиграционный закон, – сказал он ей еще до того, как она попробовала что-то спросить. – Задержали много людей, и, кажется, еще сбились настройки в базах данных, и меня не могут идентифицировать. Давай ты приедешь и привезешь свидетельство о браке и свидетельство о рождении, или слушай, вообще всю папку с документами, можешь даже взять документы на дом, хотя он твой, но мало ли.
– Ты где? – спросила жена.
– В аэропорту же, – повторил он. – Прилетел сегодня, я же говорил, что сегодня прилечу. Задержали, уже два часа тут. Документы не совпадают, ничего ни с чем не совпадает, ошибка какая-то. Давай, ты знаешь, где пластмассовый ящик, возьми оттуда только папку с документами, больше ничего брать не надо.
– Хорошо, я привезу документы, – холодно сказала жена. – Но это ничего не значит. Ну, как ты любил говорить раньше: но это ничего не значит. Хорошо?
Повисло неприятное молчание.
– Терминал 4, – сказал он.
Жена положила трубку. Офицеры попросили ее контакты, переписали, перезвонили. Трубку никто не взял. Она никогда не снимала трубку, когда звонили с незнакомых номеров.
Прошел еще час, в течение которого его вещи проверили еще несколько раз, как будто в одежду была завернута невидимая бомба. В комнату несколько раз приводили людей, чьи визы были аннулированы, и искали невидимые бомбы у них в вещах; некоторые из страдальцев громко звонили адвокатам, у кого-то на руках рыдал, вероятно, невидимый ребенок, у Пассажира номер 2 начали слипаться глаза.
Когда жена приехала в аэропорт и перезвонила, он вскочил и понял, что как будто задремал. Показалось странным, что проснулся не дома, где тысячи раз засыпал прямо за столом посреди ночи, – достаточно было тряхнуть свинцовой ночной головой, чтобы она рассыпалась в стеклянное невесомое облако нежных осколков сна, выключить ночник, тихо переползти на диван, по пути несколько раз попытавшись сбросить, как мелкую полураздавленную ночную бабочку, прилипшую к экрану, ее долгий и нестерпимо мучительный, как позыв в туалет, звонок.
– Ты уже тут? – спросил он.
– Да, терминал 4, зона прибытия.
– Тут, говорят, люди митингуют, – он вспомнил, о чем переговаривались другие задержанные. – Против этого нового эмиграционного указа. Там огромная толпа, осторожно, пожалуйста.
– Никакой толпы нет и не было, – холодно ответила жена. – Я стою около эмиграционного этого твоего пункта, пусть меня встретят, или ты выйди, мне завтра на работу.
– Там толпа, – повторил он. – Я видел в окно, так здорово, все с разноцветными табличками. Протестуют против указа президента.
Офицеры вышли, чтобы встретить жену, но ее нигде не было – видимо, затерялась в толпах чужих паникующих родственников. Пассажир номер 2 даже пожалел, что ему не аннулировали визу, – тогда бы все эти шумящие, возмущенные, кипящие, как река, люди каким-то образом имели отношение к его личной трагедии; но, к сожалению, его личная трагедия продолжала оставаться его личной.
– Ну так меня кто-нибудь встретит тут? – закричала жена, позвонив в очередной раз. – Я стою в пустом коридоре! Да, терминал 4, да! Мне сказали, что тебя нет, и в списках прилетевших тебя тоже нет.
– Может, ты не в тот терминал зашла?
– Это ты не в тот терминал зашел, – зло сказала жена. – Причем с самого начала. Я тут полчаса еще побуду и поеду домой, я вообще не понимаю, зачем я должна вестись на такие штуки.
– Если там нет толпы, ты не в том терминале! – терпеливо объяснял он. – Там толпа, протесты, полиция, таблички. Скажи, что ты не по этому делу, что ты к человеку, который не зафиксирован на рейсе.
– Повторяю: нет толпы, нет протестов, я тебя отлично слышу, не ори, – сказала жена. – Я сейчас тебе пришлю локацию, сравнишь со своей, я там где надо стою, понял ты? Почему тебя не отпускают? На каком основании? Выйди в коридор!
После получаса подобных разговоров, в течение которых телефон Пассажира номер 2 почти разрядился, он понял, что жена, вероятно, просто не приехала. Он попросил телефон у одного из праздничных статуэточных полицейских, набрал номер жены. Трубку взял неизвестно кто и в ответ на имя жены пробурчал:
– Это неправильный человек.
Неправильный человек, неправильный человек. Пассажир номер 2 посмотрел в окно, там толпились, бойко скандируя речовки, правильные люди. Жена, кажется, тоже говорила ему, что он неправильный человек, с чего бы удивляться тому, что он теперь не с ними, не с этим лавинообразным возмущенным восторгом.
Интерес к нему быстро пропал вследствие суматохи, связанной с десятками задержанных безвизовых граждан ряда арабских стран: там-сям проносили уже начавшего проявляться призрачного заплаканного мальчика, все напропалую звонили различным адвокатам, в комнату ломились наряженные, как на похороны, правозащитники в белом, кого-то сквозь окна и стены хищно терзала мглистая птица прессы.
Ближе к ночи ему отдали вещи и телефон, сказав, что помещение переполнено и его временно переводят в локальный полицейский участок с камерой предварительного заключения. Жене он все это время звонить боялся – и только когда полицейская машина проезжала через толпу, он вдруг понял, что все это время мутного заторможенного полусна не замечал, отказывался замечать очевидное: на большинстве плакатиков, которыми отчаянно размахивала розовощекая протестующая молодежь, фигурировало имя Дональда Трампа.
– Ну да, это указ Трампа, – подтвердил полицейский. – Нам самим вообще ничего не понятно с этим гребаным указом. Я сам, если что, из эмигрантов, точнее, мама моя – из Пуэрто-Рико. То ли не пускать по визам беженцев, то ли вообще по любым визам не пускать, ничего не понятно. Полная путаница, ни фига не разобрать. Даже странно, что тут только один такой, как ты, идеальный террорист, человек, которого не существует. Может, это русские хакеры? Как думаешь, могли тебя русские хакеры стереть из базы?
Он помотал головой, схватился за виски, которые показались ему слишком мягкими и чужими – как у раненой, чуть сдавленной собаки.
– А жена почему не приехала?
– Да ей не до меня сейчас, – вдруг сказал Пассажир номер 2, даже не подозревая, что прямо сейчас говорит то, что говорит. – Я узнал перед самым отъездом, что у нее отношения с одним хреном с работы. Пытался поговорить, она скандал, говорит, если не нравится что-то, расходимся, нефиг чужую почту читать, ничего там нет, в этой почте, а что видел, то не считается, что бы ты там ни видел, это альтернативная реальность, пока не увидел – ее не существовало. Как вам это?
– Дерьмово, – сказал полицейский, выезжая на хайвэй, – но у всех бывает такое, где сейчас счастливые пары найдешь. А этот парень – не русский хакер? Может быть, он тебя специально отовсюду стер? Это же не сложно – убрать все данные о человеке из всех государственных баз? Отличное дельце было бы. Как думаешь?
Пассажир номер 2 задремал. Когда он проснулся, задумчивый полицейский уже выводил его из автомобиля, похлопывая по плечу.
– Я уже все про тебя объяснил им, – успокоил он Пассажира номер 2. – Не бойся, ничего личного. Я ж понимаю, мы как друзья говорили, туда-сюда, я про друзей никому не выдам. Может, найдут тебя где-нибудь. Свидетельство о рождении найдем, сверим, родителей твоих вызовем – родители живы-то у тебя? Родственники-то есть? Ну вот и опознаем. Мы бы и в аэропорту это сделали, но этот хренов Трамп со своей альтернативной реальностью, видишь, все карты спутал, там теперь другие проблемы, а будет еще хуже, вот посмотришь.