Вскрыть зобный мешок тотчас и разобраться в этой торбе барахольщика времени уже не было: стало темнеть. Я повесил птицу на высокий и страшно колючий куст держи-дерева, чтоб не утащили ночью шакалы, а сам поспешил к воде: напиться и смочить голову.
Утром, чуть свет, я взялся за стервятника. Вскрыл ножом зобный мешок — и ахнул! Мешок был пуст! В нем осталось только немножко войлока.
Но ведь вчера он — я своими руками щупал — был туго набит. Значит… значит, стервятник — мёртвый! — переварил за ночь всю эту дрянь! И каменнотвердых жуков-навозников, и кизяк, и скорпиона! И бумагу, и тряпку! Я думал, он от такой пищи издохнет, а он ее и мертвый переварил!
Ну и птица! Ну и желудок! Куда там кукушкиному!
Провозился я со стервятником — и опять не успел приготовить себе горячей еды: снова поел консервов и хлеба. Но изжоги на этот раз почему-то не было. Куда там!
15 июня. Почему-то вдруг у некоторых арбузов и дынь завяли и пожелтели листья. Оказалось, слепушонка прорыла под ними свои ходы и перегрызла корни. Пришлось слепушонку ловить. Это совсем просто. Надо в одном месте разрыть слепушонкин ход. Она страсть не любит сквозняков, сейчас же прибежит норку заделывать. Тут ее легко подцепить лопаткой и схватить негодницу за шиворот.
25 июля. Поспели арбузы — прямо сахарные! На сладенькое сразу же прискакали зайцы, тушканчики и мыши. Зайцы прогрызли арбузы сверху — как граблями их ободрали. Тушканчики иззубрили с боков — как вилками оцарапали. Ну, а мыши вгрызлись в арбузы снизу, прогрызли в арбузах тоннели и забрались прямо в красную мякоть.
30 июля. Дыни поспели! Утром хотели собрать, но нас дикобраз опередил. Пробрался на бахчу ночью и многие дыни попортил, прогрыз в дынях огромные дыры. Ни кожура, ни мякоть ему, оказывается, не нужны: семена подавай! Семена изнутри выгрыз, а огрызки мякоти и кожуры сложил в аккуратные кучки. Жулик-аккуратист!
3 августа. На разгрызенные дикобразом дыни слетелись птицы: удоды, жаворонки, воробьи. Все тычут носами в сладкую мякоть, сразу наедаются и напиваются.
10 августа. Испорченные зайцами, тушканчиками и мышами арбузы прокисли, запахли. Ночью набились в них жуки и бабочки — сосать забродивший сок. Обалдели от хмельного сока: жужжат; копошатся, толкаются. Бабочки кружатся, крылышками трепещут, жуки на спину опрокидываются и сучат в воздухе ножками.
12 августа. У дырявых арбузов и дынь вечером ползали и прыгали пятнистые жабы. Ловко хватали липкими языками опившихся бабочек и жуков. Целая цепочка событий: арбузы и дыни приманили из пустыни зверьков, потом приманили насекомышей, насекомыши приманили жаб. Не хватает еще, чтобы на жаб змеи сползлись!
13 августа. И сползлись! Большущий полоз сегодня проглотил жабу. Мы его трогать не стали: может, он и мышей с тушканчиками на бахче переловит? А на зайцев и дикобраза натравим собаку.
15 августа. Со зверьками справились — птицы напали! Прилетели утром вороны, сороки и носищами своими продолбили в арбузах и дынях дырки. Все началось сначала. Выставили против птиц чучело.
17 августа. На самый дальний край бахчи ночью пробрались волк, лиса, шакал и, кажется, даже гиена. Это уж мы утром по следам узнали. Много они изгрызли дынь и арбузов, истомились в пустыне от жажды-то. Кто бы мог подумать, что эти клыкатые хищники на арбузы польстятся?
18 августа. Послали в караул Мамеда. Но Мамед вместо ружья забрал с собой котелок с пловом, большую ложку и круглую лепешку. Вечером съел он котелок плова, закусил половинкой лепешки и выпил два чайника чаю. Потом разулся, разделся и забрался в шалаш. Ночью прибежали на бахчу шакалы, все высмотрели, вынюхали, выслушали и снова погрызли арбузы и дыни. А потом подкрались к шалашу и украли Мамедову ложку, любимый Мамедов ремень с блестящей пряжкой, грязное кухонное полотенце и Мамедовы сандальи вместе с носками. Хотели и котелок прихватить, но он противно задребезжал, и его бросили. А Мамед так храпел, даже и от звяканья не проснулся.
1) Следы пустынного ворона.
2) След фазана.
3) Следы пустынного воробья.
4) След авдотки.
5) След зайца-песчаника.
6) След степного кота.
7) След лисицы.
8) След слепушонки.
На проводах сидят пустельга, жаворонок хохлатый, а на столбах — ворон пустынный и черный коршун.
На голых барханах любят стоять ушастые круглоголовки. Иногда на самый гребень садятся, а потом быстро бегут по нему саксаульные сойки. Бывает, джейран остановится и долго всматривается в горизонт. А рядом, на сухом саксауле, замерла ящерица агама. У куста селина суслик торчит столбиком.
Вот так видишь снизу пролетающую щурку, тиркушу, рябка чернобрюхого и пустельгу. Щурки то быстро машут крылышками, то парят. Тиркуши и рябки пролетают стремительно, только крылышки мельтешат. Зато пустельга любит покрутить в небе или повисеть на одном месте, быстро-быстро маша крылышками.
3 августа. У колючих дикобразов родилась тройня. На папу с мамой смотреть страшно: зубами скрипят, ногами топочут, иголкаками тарахтят! Вот так они разволновались. Как две сердитые вязанки хвороста, как два взъерошенных снопа тростника, как два мотка колючей проволоки! Тридцать тысяч иголок — и все дыбом! Ногой боязно тронуть!
А дикобразики — вполне симпатичные тюфячки. Иголки мягонькие, короткие, плотно приглаженные. Глаза — черные капельки. Мама их забавляет, колючим хвостом гремит, как погремушкой, а папа хрюкает на разные голоса. Одна беда: малышей трое, а сосков у дикобразихи всего два! И потому в каждый обед у малышей потасовка. Но после обеда все мирно лежат вверх животами. Так и хочется эти животы пощекотать пальцем.
ПАНЦИРНЫЙ ГЕККОНЧИК. Вот послушайте, что говорят об этом геккончике знатоки: «Экология совершенно неизвестна. О местообитании и образе жизни сведений нет». И поймано до сих пор всего-навсего пятнадцать геккончиков. Ловили их на берегах Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи у Ташкента.
ЯЩЕРИЦА ПУСТЫННЫЙ ГОЛОГЛАЗ. «Данных об образе жизни этого вида нет». А ведь живет он на большой территории: от Аральского моря до озера Иссык-Куль. Многие юннаты его могут найти, постараться надо, конечно.
КОРОТКОНОГАЯ ЗМЕЕЯЩЕРИЦА. «Экология неизвестна». «Один раз была добыта у селения Пул-и-хатун в Туркмении». Всего один раз! Выходит, что даже простая находка этой ящерицы уже целое событие.
ЗМЕЯ ОЛИГОДОН ИЗМЕНЧИВЫЙ. «Известен лишь по одному экземпляру, добытому в Копет-Даге». Понятно, что о повадках этой змеи никто ничего не знает. Где живет, чем питается, куда прячется зимой? Тайна.
АГАМА ХОРОСАНСКАЯ. «Экология почти неизвестна». А ведь это крупная и заметная ящерица. И охотится она не ночью, а днем. И любит греться на видных местах. Нужно, наверное, только постарательнее ее поискать.
ТОНКОПАЛЫЙ СУСЛИК может бегать по раскаленному до 66° песку. И может учуять луковичку тюльпана сквозь песок.
БАРХАННЫЙ КОТ может без вреда для себя есть скорпионов, фаланг и тарантулов.
ЕЖ может выдержать 40 смертельных для морской свинки доз змеиного яда.
ПУСТЫННЫЙ СОРОКОПУТ умеет вялить на солнце ящерок, жуков, саранчу, птичек.
ПУСТЫННЫЙ КОЗОДОЙ может целиком глотать больших твердокаменных жуков. А потом еще глотает и камешки. Камни, как жернова, перетирают в желудке жуков. Клин вышибает клином!
ЗЕМЛЯНЫЕ ЗАЙЧИКИ могут в закупоренной норе, глубоко под землей, точно угадывать, что наверху уже зашло солнце. Через полчаса после заката они разом, как по команде, вдруг начинают «раскупориваться» и вылезать из норок.
«Летом я сплю на терраске — в комнате жарко. Будят меня ласточки — их гнездо прямо над головой. Как начнут щебетать — значит, пора просыпаться. Но раз допоздна проспал и слышу сквозь сон уже не щебет, а крик, писк и визг. Ласточки меня будят! А просыпаться до того неохота, до того неохота — хоть бери метлу и разгоняй крикунов. А ласточки не унимаются. На их крики еще и соседние прилетели. Шум да суматоха, мертвый не улежит.
Открываю сердито глаза, а по карнизу, над самой моей головой, ползет к ласточкину гнезду змея! Тут уж не до сна! Еще на голову свалится! А ласточки на нее так и налетают, так и набрасываются.
Но змея, видать, бывалая: на больших ласточек внимания не обращает, а ползет прямо к гнезду с малышами.
Пока я палку нашел, да пока прибежал, ласточка тоже что-то принесла в клюве и положила на край гнезда. Пригляделся — да это же богомол! Большущий! Встал на дыбки, передние лапки к груди прижал — будто молится. Помоги, мол, господи, спастись от змеи. И только змея нос к гнезду сунула — ка-ак стукнет ей по башке! Змея дернулась, да с карниза на пол. Шлепнулась, заизвивалась, а тут я ее палкой! И пока нес на палке, чтобы в кусты выбросить, разглядел, что богомол-то ей оба глаза выколол!
Я и раньше слыхал, что птицы, когда к гнезду подползает змея, нарочно богомола приносят. Но не очень-то этому верил. А вот теперь сам увидел».
«Козье молоко я не люблю, по мне хоть бы его и совсем не было. Это все знают, и потому никто не думает, что я, пастух, сам чужих коз выдаиваю. Не я их выдаиваю, я знаю теперь, кто это делает. Я этого дояра недавно поймал. Давно я его подозревал, я теперь точно знаю.