— Вот именно! О чем я и говорю. Вокруг немецкое пиво, а мне сидеть до самой гостиницы. Водитель что-то сказал через плечо. Звук его голоса почему-то напоминал Лизе о свежих огурцах.
— М-м? — переспросил его Максим на универсальном языке. «Станция бензинова», — сказал водитель. Или что-то вроде.
— Бензоколонка? — догадался Макс. — Гэс стэйшн?
— Йа, — ответил водитель. Он с горем пополам объяснил, что по дороге есть бензоколонка, где парень может купить себе немецкое пиво, если хочет тратить много денег. Максим хотел, а у Лизы не было сил возражать. Они свернули у зеленого указателя («Аус-чего-то-там»), запетляли по боковым дорогам и, наконец, притормозили у заправки, мутно сиявшей через пелену дождя. Не дожидаясь, пока мотор заглохнет, Макс отодвинул боковую дверь, выпрыгнул на асфальт и скрылся в мокром тумане.
— Немецки пиво — бест ин ворлд! — крикнул водитель ему вслед и оскалился в усы. Они проторчали у бензоколонки минут тридцать. Лиза дремала, а водитель бродил вокруг машины, хлопал капотом и весело насвистывал.
Лиза давно не встречала человека, который мог так непринужденно шататься под холодным дождем.
— Ю кам ту Эуроп из гут, — объявил он, сунув блестящий нос в открытую дверь. — Вэрк?
— Э… ноу, — Лиза поглубже укуталась в теплую кофту, поражаясь его терпению. Сколько можно, где этого Максима черти носят? Он там что, все запасы решил купить? Наконец он показался, довольный и насквозь промокший, в обнимку с черной жестянкой размером в полведра.
— Представь, никто по-английски не говорит, — сообщил Макс, падая на сиденье. — В итоге она ходила со мной по всему магазину и показывала рукой на всё подряд, пока мы пиво не нашли. Водитель сел за руль, что-то крикнул, и они тронулись. Максим с хрустом вскрыл банку, хлебнул из нее и довольно поморщился.
— Ого, какая здоровая, — сказала Лиза. Ей захотелось пить. — Ладно… дай попробовать это свое немецкое пиво.
— Вообще говоря, оно датское, — Макс передал ей холодную тяжелую жестянку. — У них из немецкого был только светлый лагер, четыре и пять оборота, я такое не пью. Лиза отхлебнула из банки и вернула ее Максиму. Пиво было слишком горьким и крепким. Но Макс теперь нашел себе развлечение, и Лиза могла спокойно поспать. Она проснулась только на мостовой под неутомимым дождем, когда огни микроавтобуса уже таяли вдалеке. Сквозь утренний полумрак виднелась улица из детских сказок — дома с черепичными крышами, чугунные фонари… Лиза осталась бы посмотреть, но снаружи было слишком мокро, да и Макс один не втащил бы все чемоданы. Она подхватила две сумки, и они вдвоем побрели через улицу к альпийскому домику с деревянной вывеской. «Гастхаус», прочла Лиза. Как это прекрасно. Внутри гостиница напоминала средневековую пивоварню. Здесь даже стоял камин, и даже с настоящим огнем, а другая стена была целиком выложена из огромных бочек с потертыми старинными плакатами. Из плетеного кресла навстречу Лизе поднялась маленькая улыбчивая старушка. Она побрела за конторку, вручила им ключи и по-немецки спросила что-то насчет «эссен». Ужинать. Максим оглянулся на Лизу, но ее до сих пор мутило с дороги. Она помотала головой, и они друг за другом побрели к деревянной скрипучей лестнице и наверх, волоча по смоляному полу неподъемные дорожные чемоданы. Номер оказался совсем небольшим, зато под самой крышей, с окнами на косой наружной стене. По стеклам водопадом катился дождь, и свет уличных фонарей уютно плясал в его струях. Между кроватей на столике лежало два полотенца, два квадратика мыла, и горел бумажный торшер.
— Ой, как классно, — сказала Лиза. — Интересно, у тебя тоже в комнате так?
— У меня? — не понял Макс. — Это наш общий номер.
— Подожди, ты что, совсем? Как это, общий номер?
— Слушай, — Максим поморщился. — Только не начинай. Это комната на двоих. Кровати раздельные.
— Но с какой стати? Ты что, не мог снять две разные? Мне нужно уединение! Я не хочу жить с тобой в… не важно с кем, в одном тесном номере.
— Извини, — Макс бросил куртку в угол, сел на кровать и принялся развязывать шнурки. — Я за тебя отвечаю. У меня вполне четкие указания.
— Это… — Лиза ощутила, как возвращается забытое давление. Максим топтался рядом, от него пахло аэропортом и баночным пивом. — Это как же получается? Ты теперь постоянно будешь ходить за мной следом?
— Да, — он протиснулся мимо и побрел в каморку с умывальником и душевой.
— Блин… даже не знаю, что сказать, — рухнув на свежую постель, Лиза уставилась в окно, прямо в небо, размытое безразличными потоками дождя. Где-то внизу скрипел водостоком незнакомый ветер.
Максим возился за открытой дверью, раскладывая бритвы, шампуни и зубные щетки. Его большая тень окутывала комнату.
— Ты стоишь больших денег, — подал голос Макс. — Нельзя допустить, чтобы в поездке с тобой что-то случилось.
— И студия приставила ко мне личного надзирателя, — сказала Лиза, не поднимая головы.
— Можешь воспринимать это так, — скрипнула ручка крана, зашипела вода. — Или можешь — я просто предлагаю — считать, что мы друзья, которым интересно проводить время вместе. Максим сунул руки под воду и коротко вскрикнул: из горячего крана лился обжигающий кипяток.
10 мая 2005 года
Всё, что ты есть, и всё, что ты делаешь, и всё, что после тебя останется — это твои истории. Вещи разрушаются слишком быстро, люди — еще быстрее, и только их невидимые оттиски живут и живут, лишь бы кто-то хранил их среди воспоминаний. Лиза всегда удивлялась, как ему удалось разыскать Синицу, а это было совсем несложно. Он ходил от человека к человеку и спрашивал. И рассказывал одну и ту же историю. Дима говорил, что собирает материал для статьи. Он притворялся журналистом, потому что думал — раз она с телевидения, значит, так ее найти будет проще. И было.
Если бы Дима знал, что Синица работает в порно, то разыскал бы ее сразу же. Оказалось, что быть журналистом выгодно — стоило вынуть потертый блокнот и огрызок карандаша, и люди начинали говорить немного другим тоном. И если они хотели в газету, то старались помочь изо всех сил, а если нет — то всё равно старались, только бы отделаться без лишнего шума. Редко кто мог удержаться. Но между историей и ложью тонкая грань, поэтому Дима решил когда-нибудь в самом деле стать журналистом. И стал.
— Еще раз, какое издание вы презентуете? — спросил мелированный парень с необычным произношением. Родился в эмиграции. Русский, конечно же.
— «Ритм энд блюз», журнал для прогрессивной молодежи, — ответил Дима автоматически. — Митяй Честный, город Москва. Парень сложил бумаги в аккуратную стопку и постучал ей о светлый полированный стол.
— Не совсем понимаю, чем наша студио может вам помочь, — сказал он и снова подровнял бумаги. Теперь, когда Дима на самом деле был журналистом, говорить стало еще проще. Теперь он умел рассказать историю правильно. Главное — выбрать слова нужной полярности. Положительная: сказать то, чего не ждут, но хотели бы слышать.
Отрицательная: чего не хотят, но втайне ждут. Простые основы манипуляции.
— У вас на студии работала девушка по имени Сюзанна, — теперь вместо блокнота у Димы был личный диктофон, и действовал он в тысячу раз мощнее. — Я хочу взять у нее интервью.
— Простите, мы не разглашаем приватной информации о наших моделях, — парень укусил колпачок от ручки. После московских звезд он был слабым противником.
— Жалко, — Дима огляделся по сторонам. — То есть, мне придется так и записать с ваших слов… «не разглашаем», менеджер студии — как вас зовут, кстати?
— Неважно. И вы не имеете…
— Ладно, это я узнаю, это нетрудно, — Дима поднялся из-за стола.
— Спасибо, тогда у меня всё.
— Подождите, — мелированный парень замахал рукой в его сторону. — Вы хоть фамилию от нее знаете, хоть что-нибудь?
— А я должен?
— Итак, — парень заерзал в пластиковом стуле, елозя им по гладкому полу. — Вы вообще понимаете, что вам, фактически, посчастливилось, что я знаю, о ком вы?
— О-о, это хорошо! — Дима снова уселся напротив. — Так вы подскажете, где мне ее найти?
— Нет! Мы не располагаем такой информацией. Поймите, она находилась здесь по своей воле. У нее был стандартный контракт, она прервала его и уехала.
— Стандартный контракт?
— Мы не держим здесь никого силой, — и парень не врал. Он слишком нервничал, чтобы врать. Дима задумался.
— И вы не знаете, где она сейчас?
— Нет. За пределами страны, это я вам точно скажу. «Плохо дело», — подумал Дима. По ту сторону границы Сюзанну найти будет очень тяжело. Сколько времени понадобится? Год? Десять лет?
Весь остаток жизни? Дима снова поднялся.
— Ладно, — сказал он, рассеянно заталкивая диктофон мимо кармана.
— Тогда спасибо, до свидания.
— И вам, — парень вскочил и протянул руку. — Делать нечего, в Германии вы ее не найдете.
— В Германии? — от неожиданности Дима сжал его пальцы, и бедный парень дернулся от боли. — Извините… я думал, она выехала из Европы.
— Нет, вы что, — сказал парень, спрятав руку в карман. — Из Европы, отчего бы. Она во Франции. Сменила имидж, или мне неизвестно, что за обстоятельства. Дима улыбнулся, снова извинился, подхватил рюкзак и выскочил из приемной. «Хорошо, ладно, хорошо», — думал он, сбегая по черным лестницам.
Во Франции. Хотя бы ясно, где искать дальше. Дима пошел через велостоянку, и через арку, откуда когда-то угнал почтовик с корзинами, и дальше, вверх по мостовой. Радость пополам с горечью. «Всё равно, что прийти туда, где игрался в детстве», — подумал Дима. И двор на месте, и та же куча песка, и лавочки выкрашены свежей краской, и вокруг стало не то чтобы хуже, а даже лучше — и всё равно назад уже не вернуться. В тот же поселок. И на 7-й. И в Москву, наверное. Всякий раз, уезжая откуда-то, ты уезжаешь навсегда. «И вечно мы пытаемся что-то вернуть», — подумал Дима. С детства каждый рвется вперед, а потом — раз! — и уже все хотят только назад.