, фрегат накренился и повернулся на другой галс [81].
– Ветер продолжает часто меняться, сэр, – недовольно буркнул Белый Пит.
– Да, – согласился Джек, – он столь же неустойчив, как настроение у девушки во время месячных.
После целой недели, когда вся команда вытаскивала фрегат из зоны переменных ветров, буксируя его шлюпками, любой ветер был в радость, но только не такой изнурительный зной. Ветер и сейчас не был постоянным, заходил с разных сторон, и боцману то и дело приходилось гонять матросов ставить паруса, выбирать шкоты [82], а затем снова убирать паруса. Это изматывало всех.
– Ну и жара! – Боцман вытер пот с век. – Точно в преисподнюю попали, когда у дьявола блудный зуд в штанах проснулся.
– Думаешь, будет шторм? – Джек посмотрел на старого боцмана и едва заметно улыбнулся.
– Почем я знаю? – хмуро ответил тот. – Альбатрос, что кружил над нами, не летал над самой водой, а это, как известно, не предвещает шторма. Однако тут последнее слово всегда за природой, а она капризная бабенка и всякий раз как-то иначе крутит с морячками любовные шашни.
– У хорошего моряка любая ворона барометр, – усмехнулся Джек.
– Зря смеетесь, сэр. Морю как меры нет, так и веры. Барометр, кстати, упал еще с утра и продолжает падать.
– Знаю. Но давай не будем уповать на него.
– Ох, чует моя просоленная задница, что все это не к добру. – Боцман почесал пятерней бороду. – Господь доверчивых людей ловит на удочку, а черт всегда сетью гребет.
– Я, если честно, устал от этой зыби, – признался Джек.
Белый Пит, которому уже перевалило за семьдесят, внешне почти совсем не изменился. Казалось, он нисколько не постарел с того момента, когда впервые встретился с Джеком. Боцман немного ссутулился, отпустил короткую бороду, похожую на щетку, и когда начинал нервничать, то говорил слишком громко, поскольку стал глуховат.
– К повороту! – протяжно и громко скомандовал Джек. Матросы вахты левого борта плавными, но быстрыми движениями устремились на снасти носовой части судна.
– Круто к ветру, Грин!
Рулевой быстро повернул рулевое колесо. «Морской заяц» грациозно устремился по ветру.
Вахта на носу корабля запела шанти [83]:
– Наш фрегат так ловок, сэр! – ликующим тоном воскликнул рулевой, посматривая на капитана. Он был доволен, что Дикий Джек к нему обратился лично, и с чувством собственного достоинства перебирал спицы рулевого колеса. – Корабль скользит по волнам, точно рука моряка по бабьим сиськам! Третий год стою у штурвала «Морского зайца» – и не устаю поражаться его мореходным качествам! Несмотря на слабый ветер, корабль летит так, будто боцман прибил к бушприту акулий хвост! [86]
– Ага! Летит, как дельфин, несмотря на то, что это уже довольно старая посудина, – добавил Белый Пит. – Я, думаю, фрегат еще и через лет десять будет смело ходить через океан. Кораблю нужен лишь правильный уход, Грин, чтобы он тебе долго служил верой и правдой.
– Говорят, он раньше принадлежал флоту Австралийского Союза? Это правда? – поинтересовался рулевой. – Красавец, а не корабль! Прямо как на гравюрах из древних книг, что висят в рамках на переборках в столовой!
– «Морской заяц» первоначально был построен как боевой корабль для дальней разведки и патрулирования, – объяснил Белый Пит, – он является малым фрегатом, а по своей конструкции, такелажу и ходу он при хорошем ветре не уступает гоночным яхтам. Это было необходимо флоту Союза, чтобы при случае быстро прийти на помощь купеческим судам, если на них набросятся пираты, а если придется туго, то и быстро уйти от погони. Но…
– Судьба распорядилась иначе! – угадал дальнейшие слова боцмана рулевой и улыбнулся во весь рот. – Верно, Белый Пит? Теперь «Морской заяц» принадлежит Береговому Братству! Как такое случилось, Пит?
– Бывший капитан «Морского зайца», когда фрегат еще принадлежал флоту Союза, когда-то устроил на нас настоящую травлю. – Боцман рассказывал не спеша, разглаживая пальцами бороду. – Целый месяц охотился за нашим бригом [87], на котором мы раньше ходили. Мы ускользали от него, прятались в лагунах на островах, выжидая удобный момент для нападения на фрегат. Атаковали под покровом ночи, когда враги спали. Тасманийский Дьявол любил всякие хитрости и неожиданности. Мы подошли к ним на вельботах [88]на расстояние ста саженей [89], а к борту фрегата добрались вплавь. Поднялись на палубу и тихо сняли часовых – они нас не услышали, потому как на небе луну затянуло тучами, а море было неспокойно. Затем вырезали команду без единого выстрела, а капитана подняли прямо с койки и привязали к бушприту «Морского зайца». Вид у него и там был еще тот, он пытался показать нам, что является настоящим джентльменом, хотя выглядел скорее как гальюнная фигура [90]. Ха-ха! Представьте себе, – Белый Пит бросил взгляд на Дикого Джека, – даже предлагал нам честную сделку: типа он сохранит наши жалкие жизни, если мы его отпустим и вернем корабль флоту Союза. Грозился, сучий потрох! Потом он начал упрашивать нас, умолять и окончательно надоел своей болтовней. Он обделался сразу, как только мы накинули ему петлю на шею и вздернули на рей [91]. Два дня болтался в петле, как клещ на ветру, а затем его тело выкинули за борт – побрататься с зубами акул. Хорошие были деньки. Славные.
– Круто вы с ним обошлись, – сказал Грин.
– С кем? – не сразу понял боцман.
– С капитаном.
– Оставить в живых врага – дурной поступок, сынок, а предать воде покойника – первейший долг моряка, – подытожил свою историю Белый Пит, криво усмехнувшись – именно той страшной улыбкой, от которой у многих врагов перед смертью пробегал мороз по коже.
Дикий Джек посмотрел на море и вздохнул. Ему была не по душе такая гладь. Он бы предпочел ей хороший шторм, когда волны вздымаются и обрушиваются на борт, перекатываясь через палубу, когда ревущий ветер надувает зарифленные штормовые паруса [92]с такой силой, что фрегат обретает просто фантастическую прыть, будто готов вот-вот взлететь. Ветер срывает с гребней волн белую пену и стелет ее полосами. Джек знал: при шторме главное не потерять уверенность в себе и корабле, а также следить за рангоутом, дабы не лишиться его важных деталей. Ко всему прочему, непогода всегда сплачивала команду в единое целое не хуже ситуации боя и служила ей хорошей тренировкой. А спокойная вода – не стоила и выеденного яйца для навыков настоящего моряка, не привыкшего нянчиться с новичками и пускать им пыль в глаза, но и не отказывающего себе в удовольствии прихвастнуть своим опытом за кружкой эля [93]в портовой таверне.
Белый Пит покосился на Джека, о чем-то подумал, словно прочитал во взгляде капитана его мысли, и с одобрением сказал:
– Из вас, сэр, вышел отличный капитан. Что ни говори, а кровь Тасманийского Дьявола ничто не разбавит. Отец вас очень любил и гордился бы вами, увидев сейчас.
– Спасибо, Пит, за теплые слова обо мне и моем отце, – поблагодарил его Джек. – А в том, что я стал хорошим капитаном, больше твоя заслуга.
Белый Пит улыбался и поглядывал с ласковой приязнью на Джека, превратившегося за эти годы из отчаянного мальчика в мужчину – крепкого, жилистого, отважного, способного принимать быстрые и правильные решения. У Джека, что слова слетали с языка резво, что сабля вылетала из ножен с неимоверной легкостью и скоростью. Пит любил Джека всей душой, как родного сына, которого у старика никогда не было. Что-то внутри боцмана растопилось и хлынуло потоком.
Пираты продолжали петь древние шутливые шанти, а те матросы, что были на палубе, даже сопровождали пение прихлопами и притопами, ритмично впечатывая ступни в сухую от жары палубу:
…Эх! Наш боцман, щетка-борода, сказал:
Видал бы вас
В те дни веселые,
когда впервые влез на марс.
Есть койки с емким рундуком,
а лег бы ты в гамак
Качаться ночь под потолком,
иль на пол просто так.
Не тянешь канат, не лазишь на марс,
И если встретишь парусник,
простись в последний раз.
Недаром боцман-грубиян,
надравшись, говорит:
«Ты, брат, похож на моряка,
Пираты рассмеялись и продолжили петь.
Дикий Джек подавил улыбку, расползавшуюся у него по лицу.
– Пусть поют, сэр, – сказал боцман. – Языки у них ловко подвешены. А без шутки матросу в море грустно. Дуться и ворчать – хуже. Единственное, что я им никогда не позволю, так это блевать и сквернословить хуже меня.
– Да, – согласился с ним Джек. – Скоблить и драить палубу может кто угодно, а сочинять хорошие песни способен не каждый. Не кажется ли тебе, Пит, что смысл слов этой шанти несколько устарел?
– Нисколько, сэр, – ответил боцман, – не устарел. Ребята радуются, что они не те моряки, что были прежде. Они радуются, что ходят под парусами, дыша свежим воздухом, а не маслом машин.