Распоряжения капитана, который лично возглавлял вторую абордажную команду, передавались едва ли не шепотом, так, словно находящиеся на галере люди могли их услышать. Мерный гул ветра в снастях и плеск воды заглушал эти звуки. С лиц моряков сошли улыбки. Все приготовились к бою. Взгляды пиратов были прикованы к галере, чьи неясные очертания в лунном свете быстро приближались. И вот «Горгона» предстала наконец в непосредственной близости и во всей красе.
Когда на галере заметили фрегат и, опознав пирата, поняли его замысел, там началась паника: послышались крики, раздалась барабанная дробь боевой тревоги. А горны так горестно завыли, что их звук скорее был похож на протяжный, невероятной силы вопль, переходящий в рыдания.
«Так воют животные, загнанные хищником в западню, из которой уже нет выхода», – со злорадством подумал Белый Пит. Мысленно перекрестившись и поплевав на руки, он вытащил из ножен абордажную саблю.
– Может, сдадутся? – спросил у него стоявший рядом Джек. – Они же не идиоты. Им писец без вариантов.
– Вряд ли они сдадутся, сэр, – ответил боцман. – Поняли, траханные овцы, что мы их не намерены топить. Драться собрались. Паруса спускают.
На «Горгоне» действительно с трех мачт одновременно поползли вниз огромные треугольные паруса, бьющиеся на ветру, как в лихорадке. Барабанный бой тревоги резко стих, горны также умолкли. Весла левого борта затабанили, а поверхность воды вспороли лопасти весел правого борта. Галера разворачивалась.
– Пытаются развернуться, чтобы пробить нас тараном, – сказал Белый Пит. – Вот, суки рваные! Хрен вам от осла на лысую макушку! Не успеете!
– Значит, третий абордаж в этом году, – подсчитал Джек. – Третий, всего за пять месяцев. Что ж, они решили сыграть ва-банк? Испытать судьбу? Зря, козлы вы этакие, ох, зря…
– И даст бог не последний! – добавил Пит. – Теперь уж и гребцы получат по-полной.
– Внимание! Приготовиться к атаке! – громко дал команду Джек. – Грин, следи за ветром! Как только приблизимся, будь готов к повороту!
– Есть приготовиться к повороту! – ответил рулевой.
Пираты загудели, зарычали, раздался лихой свист.
Со стороны галеры громыхнуло, появились яркие вспышки, и пулеметная очередь трассеров прошлась по фальшборту фрегата, рассыпая от него щепы веером – острые, как кинжалы. Затем пули с присвистом пропороли воздух совсем рядом с фок-мачтой. Одна из шлюпок разломилась пополам, сорвалась со шлюпбалок и обрушилась на палубу, задавив пару человек. Дюжина пиратов на фордеке [114], ранеными и мертвыми, тут же свалились на палубу, оросив ее кровью и выбитыми свинцом костьми черепа и мозгами. Ни двухдюймовые доски фальшборта, ни свернутые матрацы с тюфяками не спасли их от жалящих пуль крупнокалиберных пулеметов. Послышались стоны, крики, матюги и проклятия. Одному матросу полностью оторвало голову, двое или трое лишились конечностей. К пострадавшим направился доктор. А новички от увиденного – крови, вывернутых внутренностей и мозгов – тут же начали блевать.
В ответ гулко и отрывисто громыхнули спаренные пушки с полубака «Морского зайца», посылая во врага бронебойно-зажигательные снаряды. Оглушительный вой, разрывающий барабанные перепонки пиратов, заставил тех, кто находился на носу судна, закрыть ладонями уши и раззявить рты. Верхняя часть кормы «Горгоны» буквально разлетелась, и на ней возник пожар. Большинство людей, кто там находился, погибли мгновенно, остальные, объятые огнем, поскорее прыгали за борт, чтобы не сгореть заживо.
Бурый и Бесноватый мигом повернули турель на несколько градусов и одним точным залпом снесли и баковую надстройку галеры, где находился второй пулемет, из которого тоже успели открыть огонь, но промахнулись из-за раскачивавшейся палубы – фонтаны воды взметнулись у левой скулы фрегата. Затем канониры прошлись туда-сюда по помосту гребной палубы галеры, перекрошив там немало народу. При бешеной скорострельности авиационных пушек это был настоящий ад для противника. Фок-мачта затрещала, надломилась и рухнула прямо на гребцов правого борта, калеча и убивая их, сметая их в воду вместе с обломками постицы. Галера дала крен – отчего в ее борту, ниже ватерлинии, тут же появились рваные пробоины от попадания пятифунтовых снарядов, способных с двухсот ярдов пробить дюймовую броню – но вскоре выровнялась. В трюм стала попадать вода.
– Хватит! – что было сил закричал Джек. – Канонирам прекратить огонь! Беречь боезапас! Нам нужны их чертовы деньги, а не сраные души!
Пушки благостно смолкли, но в ушах моряков остался стоять гул.
Теперь с «Горгоны» посыпались разрозненные винтовочные выстрелы; пули не приносили большого вреда пиратам, оставляя неглубокие отметины на обшивке корпуса их корабля и рваные дыры в парусах. В ответ им сухо вторили снайперские винтовки с марсов «Морского зайца». Эти стрелки, у которых прицелы винтовок были оснащены приборами ночного видения, били точно и методично, как в тире. Стрелки, занявшие позиции у фальшборта фрегата, поддержали их огнем. И вскоре выстрелы противника начали стихать.
Одна из пуль чуть не расчесала на прямой пробор волосы боцмана. Шляпа слетела, в ней осталась дымящаяся дырка.
– Помойные крысы, черт вас побери! – крикнул Белый Пит в сторону врагов, сокрушенно тряхнул головой, поднимая испорченную шляпу и снова водружая ее на голову. – Мазилы хреновы!
Пули застучали по фальшборту прямо перед грудью боцмана: «бум! бум! бум!»
Одна из пуль проделала новую дыру в боцманской шляпе, и угодила прямо в лоб стоявшему позади него матросу, который был повыше ростом. Тот и ойкнуть перед смертью не успел.
Белый Пит пригнулся:
– Мать вашу растак и разэдак… Хренососы!
Попрыгун, уже вдосталь понюхавший пороху в морских сражениях и заматеревший к двадцати пяти годам не хуже боцмана, посмотрел на Белого Пита и скривился в улыбке:
– Боцман, к тебе пули сегодня так и липнут. Плохая примета. Может, останешься?
– Черта-с с два! – огрызнулся боцман и достал из кобуры револьвер. – Еще и тебя переживу, Попрыгун. Я начал безобразничать на торговых путях, когда тебя и проекте у папы с мамой не было. А мое тело все было изукрашено шрамами, когда ты сисю только начал сосать.
– Как знаешь, – сказал Попрыгун. – Но, если что, Пит, то я буду по тебе скучать.
– Взаимно, сынок…
Пришел черед абордажного боя.
– Привестись ветром! – отдал команду вахте Джек.
Матросы засуетились у талей, орудовали шкотами и брасами.
– Полным ветром! – выждав необходимое время, скомандовал Джек рулевому.
Грин круто заложил штурвал.
Фрегат, меняя угол атаки, совершал поворот фордевинд, не полный, но достаточный, чтобы подойти вплотную своим правым бортом к левому борту галеры, которая успела немного развернуться при неудачной попытке использовать таран. За завал-талями кормы вовремя не уследили, вытравив ходовые концы, но, то ли не успев закрепить гика-шкоты с оковками, то ли заклинило шкив в блоке, поэтому гафели и гики [115]вместе с косым парусом бизани [116], стремительно перебросило с одного галса на другой. Раздался громкий хлопок динамического удара из-за самопроизвольного разворота. Пару зазевавшихся на полуюте матросов сбросило за борт, их наполненные болью и ужасом крики подхватил ветер и тут же потушил в морской пучине. Кливеры и стаксели загудели, задрожали с такой силой, что казалось, вот-вот начнут рваться на части. [117]Толстенные мачты покряхтывали под напором парусов и вант.
– Картуш [118]вам в зад, чертовы лодыри! Откуда у вас руки, мля, растут?! – заорал боцман и разразился отборной бранью в адрес виновников, вовремя не успевших завалить гик, отчего пострадали люди, а также мог серьезно повредиться такелаж. И закончил фразами: «Я вас в трюме сгною! Вы у меня всех клопов пересчитаете! Я вам яйца оторву и сделаю себе брелок для ключей, сукины дети!»
Проштрафившиеся матросы слегка согнулись от заключительных слов, словно невидимая рука боцмана уже ухватила именно ту драгоценную часть тела, о которой шла речь.
«Черт! – мысленно выругался Джек. – Пятью нарядами в гальюне не отделаются! А перед тем лично шкуру с мерзавцев спущу!»
«Горгона была уже совсем рядом. Часть уцелевшей команды галеры тушила пожары, в воздух поднялись клубы черного дыма. А надзиратели, перегруппировавшись, приготовились к схватке с пиратами, заняв оборону у левого борта и менее поврежденной носовой надстройки. Противник с ужасом наблюдал за приближающимся «Морским зайцем».
Многие моряки – по обе стороны – в этот момент осеняли себя крестным знамением, истово молились сквозь стиснутые зубы, целовали истертые морской солью и мозолистыми пальцами ладанки, прося Господа Бога, непорочно зачавшую Его Мать и всех святых угодников – да хоть самого Николая-офигеть-какого-Чудотворца в костюме Санта-Клауса! – сохранить им жизнь в предстоящей мясорубке. Страшно было всем – до боли в зубах, до судорог в желудке.
Над головами пиратов колыхалось сплетение целого леса мачт и реев, парусины и снастей; под ногами – стонали все деревянные части. В обеих абордажных командах были и бывалые моряки и новички. Опытный глаз Белого Пита мгновенно их отличал: побледневшие лица, дрожащие руки, вытаращенные в оцепенении глаза, раскрытые от страха рты, а рядом – лица, выдубленные морской солью и солнцем, мозолистые руки, твердо сжимающие оружие, выражение покорности судьбе во взгляде. Боцман знал: такой безропотный взгляд присущ людям, уже закаленным морем и битвами, беспощадным, натренированным машинам, не ведающим ни жалости, ни комплексов. Многие новички обмочились, но не испытывали стыда, пытаясь сложить в голове картинку предстоящего боя. А люди опытные прекрасно понимали, что в подобной схватке часто невозможно ничего предугадать, как и быстро отличить своего от чужого, когда клинки сабель, топоры и пики начнут сверкать со всех сторон, а спасали лишь навыки и чистое везение. В такой резне даже бывалые пираты больше полагались на долю случая.