– Ты? Скажешь тоже! Да Марии-Изабель – самое большое лакомство! И не только для рыб. Вот здесь, например, – он слегка ущипнул ее выше коленки. – Какой очаровательный кусочек! А дальше! М-м-м… Самая аппетитнейшая вкуснятина.
– Ты сейчас доиграешься! – предупредила она. – Мне чего-то захочется, я перестану тебя выгуливать и поведу домой!
– Напугала рыбу кормом! – беззаботно ответил он, с упоением глядя ей в глаза и продолжая гладить ее коленки.
– Ну, все, допрыгался! – заговорила она строгим голосом, убирая его руки и силой возвращая их на стол. – Допивай свой коньяк и идем домой!
– А ты… не обманешь? – с просительной надеждой прошептал Григорий. Уже прекрасно зная о его склонности все разыгрывать, Мария переспросила:
– Ты насчет дома?
– Нет! – убежденно протянул он. – Насчет этого я уверен, ты приведешь свою угрозу в исполнение. Я насчет коньяка! Неужели разрешишь допить?
– Вот тут ты прав! – решила она. – Пожалуй, стоит тебя обмануть.
– Я знал, я чувствовал! – притворно запричитал Григорий. – Какое коварство, какой кошмарный обман! – и вдруг взял ее за руки и перешел на совсем другой тон. – А если честно, ты меня часто обманываешь?
– Все время! – попыталась отшутиться она, но смутилась под его пристальным взглядом и почему-то страшно заволновалась. – Ну… Каждая женщина имеет право немного изменять действительность.
– Если ты меня обманула, – с деланой угрозой закачал головой Григорий, – и тебе не тридцать пять с половиной, а тридцать шесть… – и снова стал говорить серьезно: – Но все-таки? У меня постоянное ощущение, что ты что-то не договариваешь.
«Если бы ты прислушался к внутреннему голосу, то и так бы все знал. А так придется рассказывать. Постепенно, конечно!»
Со вторника она уже ходила на свою фирму, сказав Григорию полуправду – мол, работы возобновились, и у нее теперь нет проблем. Но она до сих пор скрывала свое истинное положение, довольно сильно отличающееся от простой швеи. И побаивалась, как он на это отреагирует. Но дальше скрывать всю правду было трудно, да и ей хотелось совершенно обратного. Ей хотелось пользоваться результатами своего труда и всеми возможностями, из этого проистекающими. Поэтому она начала издалека:
– Ты бы хотел, чтобы я была счастлива?
– Что за вопрос? Конечно, хотел бы и хочу!
– Тогда я тебе все расскажу, но с одним условием!
– Каким?
– Что ты меня простишь и никогда не будешь по этому поводу ни злиться, ни расстраиваться.
– О-о-о! – затянул возмущенно Григорий. – Какая хитрая! Ну, как можно жить при таких условиях?!
– Очень просто! Тем более что в моей невинной лжи нет ничего страшного и ужасного.
– Ну, тогда поведай о ней без всяких условий! Может, я тебя даже быстрей прощу, – предложил он, поднимая вверх указательный палец.
– А вдруг нет? – засомневалась Мария. – А вдруг ты специально ищешь повод, – она капризно надула губки, – чтобы со мной расстаться?
Григорий расстроенно почесал в затылке:
– Ну, как тебе не стыдно такое говорить. Хорошо! Обещаю тебя простить, как бы коварно ты меня ни обманывала!
– Честно, честно? – обрадовалась Мария. На это он даже обиделся и ответил с подтекстом, гордо подняв подбородок:
– Я в отличие от кое-кого всегда говорю только правду!
– Ой, сеньор! Вы уж меня простите за мою забывчивость. Все никак не могу это запомнить.
– Ты будешь делать признание или нет? – не выдержал Григорий и снова взял ее за руки. Она перестала дурачиться и все рассказала о своей фирме. На это ушло добрых полчаса. Григорий за это время допил свой коньяк и даже выкурил целых две сигареты.
– Ты знаешь, я просто восхищен твоим талантом и огромнейшими организаторскими способностями. Но… – он неопределенно покрутил рукой. – Я чувствую себя немного не в своей тарелке. И если бы я знал об этом сразу, то вряд ли бы позвонил тебе в понедельник. И уж наверняка – в прошлую субботу.
– Я почувствовала это, – призналась Мария. – И решила про все не рассказывать. Но теперь, когда мы с тобой действительно близкие люди, мне нет смысла что-то от тебя скрывать. Наоборот, мне было неловко за свои недоговорки, и я страшно боялась, что ты узнаешь о них не от меня! – Видя его задумчивый вид, спросила: – Или ты все-таки будешь на меня сердиться?
– Нет, солнышко! Ни в коем случае. Просто всю свою жизнь я старался общаться с людьми своего круга. Это ни в коем случае не говорит, что я плохо отношусь к людям состоятельным или просто богаче меня, нет! Но я чувствую себя гораздо свободнее, когда не боюсь, что мой сотрапезник вдруг закажет такое блюдо, за которое я потом не смогу расплатиться. Или он вдруг спросит: «А ты свободен завтра с утра?» Я сдуру ляпну: «Да!» – и тогда он предложит: «Значит, встречаемся завтра в десять, на кортах Сан Гаррос, это мое время, и поиграем в теннис», – и что я ему буду объяснять? Что у меня не только нет авто для поездки туда, но даже ракетки и приличного костюма для тренировки.
– А ты в таком случае будь попроще! – предложила она.
– Как именно?
– Скажи, что как раз накануне твой лимузин сгорел вместе с ракетками. Ну, можешь туда добавить еще и костюм… – и она засмеялась.
Григорий несколько мгновений пытался смотреть на нее осудительно, а потом не выдержал и тоже рассмеялся:
– Возле тебя я скоро тоже стану, мягко говоря, выдумщиком.
Марию это еще больше развеселило:
– Ты можешь не поверить, но я такой стала после встречи с тобой. А раньше… – она уже с трудом говорила из-за прущего из нее смеха. – …Я тоже говорила только правду!
Григорий с умильным удивлением наблюдал за разошедшейся Марией, а потом констатировал:
– Тебе пить больше нельзя. Я заказываю только для себя.
– Да ты что? – сразу посерьезнела она. – Во-первых, мы уже едем домой. – Она встала. – Во-вторых, у меня есть коньяк получше, чем подают здесь, – подняла за руку Григория. – И в-третьих, ты мне с понедельника, каждый день, обещаешь спеть под гитару, а я еще не слышала ни одной песни, – решительно взяла его под руку и повела к выходу из парка.
– Да я что, я не против, – он пытался оправдаться. – Просто все как-то времени не хватает…
– Времени!? – удивленно воскликнула она.
– Ну да! В понедельник, на обеде, – стал перечислять Григорий, – я успел попробовать только пирога с чаем и ушел.
– Но уверял, что споешь вечером, – напомнила Мария.
– Конечно, – подтвердил он. – Я и пришел, поел лече, м-м… какое вкусное было; и мы пошли в салон за гитарой.
– Ну! И почему не спел? – она с трудом сдерживала серьезный тон.
– Так… э, ведь… э, – растерявшийся Григорий попытался заглянуть в лицо Марии, которая, держась за его руку, шла, прижавшись щекой к его плечу. – Вроде как не до песен было…
– Видишь, ты какой! – с веселым укором возмутилась она. – Завлек доверчивую женщину обещаниями спеть, а сам!..
– Это я-то?! – тоже попытался возмутиться Григорий, но, почувствовав шлепок ниже спины, смиренно произнес: – Ну да! Такой вот я нехороший мальчик.
– А в остальные дни, – в том же обвинительном духе продолжала строго выговаривать Мария. – Неужели нельзя было выделить пару минут для музыкальной паузы?
– Можно… было! – согласился Григорий, смущенно улыбаясь. – Но я просто не выдерживал и засыпал.
– Ага! – обрадовалась она, опять награждая его ласковым шлепком. – Так вот на что ты тратишь время! А потом оправдываешься его нехваткой? – она чуть задумалась. – Придется тебе урезать сон! – и ойкнула.
Потому что Григорий неожиданно схватил ее на руки и легко понес по аллее между оборачивающимися на них гуляющими.
– Ну что ж, значит, придется не спать. Но… боюсь, на песни все равно не хватит времени.
Мария крепко обняла его за шею и, целуя в ушко, нежно прошептала:
– Я тоже этого опасаюсь…
Правда, Григорий все-таки спел. На следующий день, в воскресенье. У них было столько грандиозных планов на этот день, но с самого утра все поменялось. Сначала им было лень вставать, потом им вообще стало не до прогулок, потом они долго баловались в душе, потом им не хотелось одеваться, чуть позже это им очень пригодилось, и в конце концов они решили вообще никуда не ходить. Решили отключить все телефоны и посвятить себя друг другу. После завтрака Григорий спел несколько песен и в заключение иную, детскую. Про синий кораблик, который возвращается домой, а все на берегу ждут и радуются его прибытию. И после этой песни разговор зашел о детях. Мария уже знала, что у Григория есть две дочери, которые живут с его бывшей женой. Жена, слишком уж красивая, даже для него, как уверял Григорий, в результате самых различных хитросплетений судьбы ушла жить с другом своего детства и взяла детей с собой. Мария видела ее фото, и ей даже поплохело от ревности, такая та была суперочаровашка и имела сногсшибательною фигуру. «Но характер! – жаловался Григорий. – Я всегда с сочувствием пожимал руку ее новому мужу, когда забирал детей на прогулки, а он смотрел на меня с искренней, нескрываемой завистью и все спрашивал: «Как тебе удалось от нее уйти?» – на что я отвечал: «Нашелся один друг, дурней меня, спасибо, выручил!»
Но сейчас Марию очень интересовал совсем другой вопрос.
– А когда твои девочки окончат школу, они приедут к тебе?
– Конечно! Я все время об этом мечтаю. Поступят в какой-нибудь университет, а я постараюсь оплатить им учебу. Они в восторге от этого и уже вполне серьезно занимаются испанским и выбором будущей профессии.
– Твоя бывшая отпустит?
– Отпустит, – без колебания ответил Григорий. – При всей ее «завихренности», она тоже понимает, что дочурки здесь добьются от жизни гораздо большего, чем там, у нас на родине.
– Мне тоже хочется их увидеть, – очень печально произнесла Мария. – Они на фотографии очень похожи на тебя и очень мне нравятся. – После минутного молчания у нее вырвалось: – Как бы я хотела иметь таких деток, как у тебя!
Григорий пересел к ней на софу и обнял за плечи.