– Цели уничтожить, – пришел приказ с далекого командно-диспетчерского пункта.
Это наша Земля, и мы предупреждали их – уходите. Мы в своем праве – защищаться!
Истребитель приподнял нос еще больше. Со жгучим нетерпением ждал Сергей момента, когда можно будет атаковать. Пальцы побелели, так крепко сжимал ладонь, так молил судьбу, чтобы время летело быстрее, но тщетно. Секунды тянулись, словно капли, падающие в песок.
Наконец – пуск! Слегка колыхая самолет, пара за парой, с пилонов срывались ракеты. Огненными змеями на огромной скорости уносились в небо и вверх.
Прошло несколько секунд, и отметки ракет заметались, понеслись к далекой земле.
– Командир, ракеты потеряли цель, – прозвучал в наушниках хриплый от волнения голос оператора.
Сергей прикусил губу от досады.
– Цели не поражены, – доложил летчик на землю. – Расход боекомплекта полный.
– Я – «Гагара-3». Прошу разрешения повторно атаковать пушкой, – послышался решительный голос ведущего.
Встроенная 30-миллиметровая пушка ГШ-30-1 – грозное оружие в руках умелого бойца: 150 снарядов, чрезвычайно точная система прицеливания и сумасшедшая скорострельность, при которой пушка способна очередью разрезать пополам многоэтажный жилой дом.
В эфире зашуршало, после непродолжительного молчания донесся хрипловатый голос РП:
– Повторную атаку разрешаю!
Внезапно отметка на экране монитора летящего впереди самолета словно клюнула носом. По большой дуге потянулась вниз, к далекой земле. Напрасно Сергей звал «Гагару-3», ответом был лишь треск помех в наушниках. Короткая пауза и следом растерянный голос «Северного»:
– «Гагара-4», «Гагара-3»… сбит.
Не было ничего, ни стремительного полета вражеской ракеты, ни сверкания лазера, ни грохота авиационной пушки – без всяких видимых эффектов самолет ведущего превратился в мертвый кусок металла.
Тихое шуршание в наушниках, самолет с каждой секундой пожирал километры расстояния до аппаратов пришельцев.
Умом он понимал потерю товарища, но шокирующий смысл слов «погиб» и «умер» не доходил до сознания. Еще миг боролся с охватившей растерянностью. Они не были с Фроловым друзьями, но, несмотря на разницу в звании и в возрасте, вне службы по-доброму приятельствовали. Когда перед дежурством летчики встретились, то немного поболтали. Чуть-чуть – о пришельцах, но тема успела изрядно надоесть, и так СМИ прожужжали о них все уши. Потом ведущий хвастался будущим ребенком. Глаза папаши горели ликованием и гордостью, когда он рассказывал, как слушал сердце еще неродившегося сына. Потом со смешком – о капризах беременной жены. А теперь она вдова, а еще не родившийся ребенок – сирота.
– Я – «Северный», «Гагара-4», – послышалось в наушниках, – Продолжение атаки по вашему решению.
Вспышку страха и желания оказаться как можно дальше от места схватки залила лава огненного-яркого гнева. Ну! Докажи, что ты не маменькин сынок! Карьера, собственное благополучие отошли на второй план. Вот оно зло, враги перед ним. Такие же, как те, кто на его глазах убил мать.
– Я – «Гагара-4», атакую, – произнес решительно, от неистового желания мести немели губы. Ждите, гады, я иду к вам. Лицо летчика побледнело, ноздри яростно раздулись. Порву на хрен, как Тузик грелку! Никого, за исключением украинских нацистов, он не ненавидел сейчас так, как убийц-пришельцев.
Еще десяток томительно-длинных секунд, и самолет приблизился к рубежу открытия огня, расстояние для современного воздушного боя почти вплотную – немного больше километра. Летчик прищурился, совмещая метку цели с прицельной маркой – хотелось попасть с первой очереди.
Палец вдавил гашетку, навстречу летевшему впереди аппарату хлестнула огненная струя из двух десятков снарядов, хорошо видимая в темноте ночи. Ничего не произошло, а пришелец лениво вильнул в сторону. Толстую бронированную шкуру земные снаряды не пробили.
Лицо сморщилось от досады, а истребитель проскочил за строй презрительно игнорирующих землянина летательных аппаратов пришельцев и начал стремительно разворачиваться, словно сокол, промахнувшийся при первой атаке.
Ну не может пришелец быть везде одинаково прочно бронирован. У всего есть слабые места!
Впереди пламенели алым выхлопные струи десятка невидимых в ночи аппаратов пришельцев, один позади, остальные строем фронта впереди. Видимо, совсем не опасались землянина, они даже не увеличили скорость.
Пренебрежение было обидно, но он лишь закусил губу, продолжая упрямо наращивать скорость, пока не приблизился на расстояние менее километра.
Атакую последнего гада!
Несколько мгновений огненный бич пушечной очереди хлестал по корпусу пришельца, и опять бесполезно.
Да чтоб тебя! В груди заклокотала ярость берсеркера, а чувство беспомощности, которое испытывал перед совершенными боевыми машинами инопланетян, лишь усугубляло ее. Они были банально совершеннее земной техники. Это как полуголому дикарю-индейцу, с каменной дубиной, тягаться с закованным в сталь конкистадором. Но в этом мире не все предрешено уровнем военной техники. Бывало и инкская доблесть, и храбрость валили в прах высокомерных испанцев.
Он не уйдет без сбитого пришельца!
– Держись, гад! – промычал летчик сквозь зубы, непроизвольно прикусывая губу. Тонкий алый ручеек потек по подбородку, а человек сжался в комок каменно-твердых мускулов, всей силой, всей волей, заставляя себя не отводить взгляд от приближавшегося корпуса аппарата пришельцев.
В этот момент решившийся на крайность человек и его верный самолет слились, стали единым телом. Все, что чувствовал там, на высоте самых высоких гор юноша-пилот, судорожно сжимая пальцами штурвал, передавалось его крылатой машине – ненависть, жажда мести и страх смерти, испытывала и рукотворная птица. Она задрожала, готовясь к неизбежному.
– А-а-а!!! – вырвался из сведенных судорогой губ крик, только глаза сверкали яростью и обреченностью – их истребителю закрывать нельзя.
Он приготовился к мгновенной смерти. И вдруг, как ему показалось – на расстоянии вытянутой руки, пришелец не выдержал. Скользнул вверх, и, когда впереди вспышкой молнии мелькнуло брюхо, летчик, нажав гашетку, в упор распорол ее огненной струей, и неуязвимый аппарат инопланетян окутался дымом. Через миг рухнул вниз, словно утюг.
– А-а-а! – вновь зарычал от напряжения и яростного восторга человек, но ликование его длилось считанные секунды.
В единый миг погасли многочисленные датчики и дисплеи приборной доски, басовитое гудение двигателей исчезло. Наступила тишина, мертвенная тишина. Еще несколько секунд самолет, словно подбитая влет птица, несся среди ночной тиши. Потом земная гравитация победила, закружившись в крутом штопоре, стремительно рухнул.
Несколько секунд попыток реанимировать машину – все бесполезно. По спине потекла струйка ледяного пота. Неужели всё? Не дрейфь, летчик.
Надеясь, что оператор услышит, проорал:
– Иван! Катапультируемся!
Втайне молясь про себя всем богам, чтобы хоть это сработало, ударил по рубчатой кнопке катапульты.
Бам! Мгновенно исчез отстреленный пиропатронами фонарь кабины. Подброшенное богатырским пинком кресло с хрупким человеческим содержимым взлетело вверх, многострадальный позвоночник словно ссыпался вниз. Пронзительная тишина, чернильная ночь вокруг, когда ни одному органу чувств не за что зацепиться. Где ты? В каком-то абсолютном ничто… Несколько долгих секунд томился, сработает парашют или нет?
Долгожданный рывок – и с тихим шелестом вверху развернулся спасительный купол парашюта, еще раз рвануло, только гораздо тише. Он облегченно выдохнул. Жив! Гибель товарища, судьба оператора, сбитый пришелец и выживание в заснеженной тундре, пока не подберут спасатели, все это – потом.
Глава 4
Под едва различимым в темноте ночи белым куполом парашюта кресло с пилотом неподвижно зависло. Нешуточный мороз, усиленный ветром, яростно щипал лицо, пробираясь даже сквозь маску, ветер нес стылый запах мороза и тундры. «Не дай бог, оправдается прогноз синоптиков», – подумал молодой летчик, вглядываясь в податливую черноту под ногами, метеорологи обещали понижение температуры до минус тридцати и сильный буран. А это исключало применение авиатехники для поиска сбитых летчиков.
Низкое арктическое небо полыхнуло всеми цветами радуги, и сразу все изменилось. Тьма сбежала, разноцветные блики затанцевали над бескрайней, заснеженной тундрой бешеный танец. Холодное буйство красок, словно безумный художник играется с гигантским калейдоскопом. Летчик замер, не отводя взгляда от колдовской картины, да разве это знакомый, привычный мир? До земли оставалось несколько сотен метров, когда словно в ответ на цветовую феерию неба внизу замерцал тревожным красным светом явно искусственный огонек.
«Люди? Откуда посреди тундры люди? Но раз подвернулась такая удача, грех не воспользоваться». На какое-то время не забыл, нет, – но отстранился от всего, что произошло за недолгие минуты страшного боя: гибель товарища, неизвестная судьба оператора, собственная готовность пойти на таран и страшные мгновения ожидания смерти. Хрупкая человеческая душа не могла сразу вместить и пережить так много, и сейчас Сергей испытывал обычное человеческое облегчение, что для него все закончилось благополучно. А настоящая боль и скорбь по ушедшему товарищу придет позднее.
Он потянул стропу, корректируя спуск, еще несколько секунд полета в невесомости, несильный удар снизу, кресло опрокинулось, больно ударило по спине. Ветер подхватил паруса парашютов, потащил по слежавшемуся, весеннему снегу. Скрежет обшивки кресла по насту. Сергей потянулся к стропам, но никак не удавалось отцепиться. Наконец изловчился. Яростно хлопнув напоследок, парашют улетел в ночную тьму, оставив летчика в неподвижности. Облегченно выпустил воздух меж стиснутых зубов. «Ты хотел приключений и поэтому пошел на военную службу? Кушай их, не обляпайся!»
Покойная мать обожала Высоцкого. Сколько Сергей себя помнил, его песни и баллады сопровождали в детстве везде. А когда по телевизору показывали «Стрелы Робин Гуда», его было невозможно увести от голубого экрана. Однажды ему даже снилось, как с мечом в руках он штурмует замок вора и негодяя, как на рыцарском турнире в честь прекрасной дамы ломает копья, а нахалу, посмевшему подмигнуть его избраннице, смело бросает в лицо перчатку. С пожелтевших страниц любимых книг шевалье д’Артаньян говорил врагам: «Сердце мое – сердце мушкетера. Я чувствую это и действую, как мушкетер». И в душе маленького Сергея загорался восторг и восхищение. Свежий ветер странствий веял со страниц «Одиссеи капитана Блада», он почти слышал плеск ласковых карибских волн в час утренней вахты, когда ни один звук не нарушает тишины, о борта «Синко Льягас». В мечтах вместе с доблестным рыцарем Айвенго насмерть бился с подлым Брианом де Буагильбером. Он мечтал собственными глазами увидеть лунные кратеры и, спрыгивая на марсианскую почву, повторить вслед за Нилом Армстронгом: «Это один маленький шаг для человека и огромный скачок для человечества».