[3], способные месяцами находиться в верхних слоях атмосферы на высоте около двадцати километров и обеспечивать контроль территории в интересах морских перевозок, ну и множество других интересных функций, например, раздачу продвинутых сетей мобильной связи. Это и дало возможность эксплуатировать беспилотные автомобили на Севере страны.
Через десяток минут езды Сергей спрыгнул на снег на конечной остановке. В лицо наотмашь ударило колючими снежинками, вокруг главенствовал белый снег, пахло морозом и близким морем. Лучи солнца, едва приподнявшегося над затянутым льдом океаном, с трудом пробивались сквозь свинцовые тучи. Это в Центральной России середина апреля – уже весна, а на берегу Северного Ледовитого океана только морозы перестали зашкаливать за сорок градусов, а до настоящей весны, короткой и бурной, еще далеко. Солнечная дорожка по льду, вчера ветер его обнажил, терялась перед заснеженным берегом, упираясь в длинный мол небольшого порта – главную причину строительства в этих суровых местах поселка. Далеко, на горизонте, на белом фоне льда виднелись темные точки каравана судов, осторожно пробирающихся вслед за ледоколом.
На берегу серел десяток обшарпанных панельных пятиэтажек, помнящих еще времена генеральных секретарей, «старой» части поселка. Там жили старожилы, занимавшиеся в основном обслуживанием Северного Морского пути. Круглогодичный грузопоток по нему достиг 120 миллионов тонн. Меньше, чем по пути через Суэцкий канал, но с учетом трансконтинентального транзита: автомобильного и железнодорожного, а также перевозок по Международному транспортному коридору «Север-Юг» через территорию Ирана, дальше по Каспийскому морю через систему речных путей в Черное и Балтийское моря, за последнее десятилетие Россия сумела отвоевать солидный кусок международных грузоперевозок. Справа сверкало два десятка пластиковых куполов и переходов «новой» части поселка, обязанной своим существованием русско-китайскому проекту по экспериментальной добыче со дна моря гидрата метана.
Мир переходил или, точнее, пытался перейти на следующий, шестой технологический уклад, при этом сталкивался с множеством трудноразрешимых проблем. Самой запутанной и сложной из них был катастрофический недостаток энергии. Физики давно погибшей страны – СССР – еще в далекие восьмидесятые годы двадцатого столетия доказывали, что при использовании только традиционных источников энергии, включая возобновляемые, с их исчерпанием человечество обречено скатиться вниз. Что жизненно необходимо овладение термоядерной энергией, позволяющей экологично, без вредных отходов, решить энергетические проблемы. Ведь по подсчетам ученых запасов дейтерия в воде океанов и морей должно хватить примерно на триста миллионов лет.
Десятилетиями физики бились над проблемой создания термоядерного реактора, но сияющая впереди цель так и оставалась недостижимой. Выход видели в развитии международного проекта термоядерного реактора (ITER), но он хотя и развивался по графику, но ответ на вопрос, позволяют современные технологии создать рентабельные термоядерные электростанции (ТЭС) или нет, мог дать только к 2035 году. В свою очередь, массовое строительство ТЭС планировалось лишь к середине века, а пока приходилось использовать «традиционные» технологии.
Страны Запада, или, как они сами называли себя, «развитые страны», и альянс Китая и России по-разному решали мучительный энергетический вопрос. На Западе посчитали, что следует добровольно закрыть большую часть атомных электростанций, якобы по причине их опасности, угольные шахты и разрезы из-за загрязняющих выбросов в атмосферу углекислого газа и сделать ставку на строительство ветровых и солнечных электростанций – возобновляемых, но крайне нестабильных, зависящих от времени суток и погоды источников энергии. Такое решение привело к колоссальному – в десятки раз – росту цен на ископаемые виды топлива. А водород, с помощью которого Запад пытался сгладить врожденные недостатки солнечной и ветровой энергетики, дорог в производстве, его трудно хранить и транспортировать, к тому же он весьма взрывоопасен. Словом, несмотря на оптимистические прогнозы аналитиков и политиков, с созданием безуглеродной энергетики Запад явно буксовал. Массовые блэкауты[4] стали нормой в Европе и США.
Россия и Китай, дружившие против общего врага – коллективного Запада, пошли другим путем, сделав ставку на гидрат метана – новое топливо будущего. Во-первых, его разведанные запасы, а он залегал на дне морей в виде многометровых пластов, более чем в тридцать раз превышали объемы природного газа на суше. Во-вторых, сгорая, он разлагался на чистую воду и метан, а уже из него добывался водород, самое то для продажи сходящему с ума по экологии Западу. За реализацию амбициозного проекта взялся консорциум из государственных компаний Китая и российского Газпрома. Вскоре глубоко на дне северного российского моря появился первый экспериментальный рудник. На дне над месторождением установили купол из профильного двухслойного полотна, изготовленного из углеродных нитей. Потом в него загрузили компактный атомный электрогенератор и детандеры российского производства, изготовленные в Китае роботы и другое оборудование. Управление сложным и беспокойным хозяйством осуществлялось искусственным интеллектом и посменно операторами с берега. После включения атомного электрогенератора купол заполнился теплой водой, вздулся, приняв форму приклеившегося ко дну пузыря колоссальных размеров. Ожил дистанционно управляемый грейдер-рыхлитель. После нескольких часов работы из-под толстого слоя осадочной породы показался пласт белоснежного вещества – вожделенного гидрата метана. Сменные операторы на земле встретили очередной этап работ ликующими криками на русском и китайском языках. Грейдер принялся рыхлить гидрат метана, одновременно промывая его мощными струями воды. Разбуженная от миллионолетнего сна порода вскипела пузырьками метана. Поднявшись вверх, газ образовал под куполом огромную метановую линзу. Мощные компрессоры отсасывали газ и сжимали в детандере. Дальше он отправлялся в накопительные резервуары. По мере их заполнения специально построенные подводные лодки-газовозы увозили готовую продукцию на сушу. Когда гидрат метана под куполом заканчивался, конструкцию перемещали на новое место, снятый грунт возвращали обратно – и процесс повторялся.
Еще на этапе подготовки к реализации проекта в ведущих средствах массовой информации и из уст политиков Запада звучали стенания, якобы добыча гидрата метана совершенно не экологична и разрушает хрупкую природу морского дна. После постройки рудника Европа категорически отказалась покупать «грязные» метан и водород из гидрата метана. Но самыми опасными были периодически звучащие на Западе призывы разрушить подводный рудник. Несмотря на показную заботу об экологии, на самом деле, как и всегда, истинной причиной нападок были интересы «зеленых» европейских компаний, производящих дорогой водород, совершенно неконкурентоспособный по цене с производимым топливом по русско-китайским проектам.
Мнение китайских и русских ученых было противоположным – добыча ценного сырья производилась с соблюдением строгих экологических норм, и весь добываемый метан и водород шли дальневосточным потребителям, включая Китай. А чтобы охладить излишне горячие головы, для охраны рудника и Северного Морского пути в окрестности маленького северного поселка передислоцировалась эскадрилья Су-30 – многоцелевых истребителей завоевания господства в воздухе, батальон спецназа и зенитчики…
Сощурившись от секущих лицо колючих снежинок, Соколов торопливо открыл дверь и нырнул в тепло пластикового перехода, соединявшего здания новой части поселка, – там жили в основном управленцы подводного рудника и военные. Вообще-то это здорово придумали – накрыть дома прозрачными куполами и соединить переходами. Не нужно каждый раз, выходя на улицу, надевать полушубок и морозиться. Даже в самый лютый мороз под куполами температура не опускалась ниже двадцати градусов, что позволяло сделать жизнь на Крайнем Севере комфортнее и прилично экономить на отоплении.
Соколов зашел в офицерское общежитие, по лестнице простучали быстрые шаги, открыл дверь третьего этажа. Из кухни, в конце коридора, доносился запах жареного мяса. В обед Сергей успел только перекусить немного, и желудок протестующе заурчал. Двинулся по длинному и темному коридору с безликими и одинаковыми дверями, отличающимися только номерами.
Из щели полуприкрытой двери комнаты, которую он почти год делил со своим лучшим другом, а по совместительству крутым спецназовцем Ванькой Жуковым, на каменный пол падал луч света, звучал голос артиста Луспекаева, смешиваясь с нудным бормотанием телевизора:
Ваше благородие, госпожа победа,
Значит, моя песенка до конца не спета…
Если дошло до фильма «Белое солнце пустыни», который сосед обожал, то это верный признак – он в печали. Сергей зашел в маленькую прихожую. Звуки музыки шли из-за прикрытой двери «спальни», потом в нее что-то с шумом ударило. «Так… опять бросает ножи!» Сосед частенько забавлялся метанием бритвенно острых предметов – от ножей до сюрикенов – в пластиковую мишень на двери. Стараясь действовать нарочито громко, Сергей сбросил ботинки и повесил бушлат.
– Ваня! Я тебя умоляю, поосторожнее с ножичком, попадешь, дырку потом не заштопаешь! – произнес с нарочитым одесским акцентом.
В комнате услышали, музыка смолкла, и дверь осторожно открылась. На лице высунувшегося в щель крепыша, на полголовы выше Сергея, в майке и спортивных штанах, была озабоченность. На накачанном плече белел звездообразный шрам от пули – след прошлогодней командировки на Кавказ. Когда парни познакомились, Ванька долго не хотел говорить про ранение, пока однажды, под бутылку коньяка, не открылся. А дело было так…
Солнце ожесточенно жалило лучами. Русские шли посредине пустынной улицы, прощупывая автоматами места, где могла таиться засада. Стекла, вперемешку с камнем щедро усыпавшие улицу, блестели словно кусочки льда, противно скрипели под противоминными ботинками. Жаркий ветер свистел по-разбойничьи, врываясь через открытые двери и ворота во дворы и покинутые в спешке дома, тащил по улице пакеты, грязные обрывки газет и прочий мусор. Черные провалы окон с угрозой вглядывались в разведчиков. До першения в горле пахло гарью – после артиллерийского налета исламистов в этом армянском селе мало что сохранилось.