Бойцы Арзо ушли, ничего не тронув и не спалив, а Джамалудин вместе с Хагеном взобрались на горку чуть справа от базы, улеглись на нагретые солнцем камни и смотрели в бинокль, куда идут чеченцы.
– Сдается мне, – сказал Джамалудин, – что им нужна вовсе не ночевка. Возьми-ка ты Ташова и проследи за ними.
– А не стоит ли нам предупредить федералов? – спросил Хаген.
– Это наша с тобой земля, – ответил Джамалудин, – если чеченцы полезут на нашу землю, клянусь Аллахом, мы сумеем отстоять ее и без помощи русских.
Седьмого августа Магомед Хасанов, бывший колхозный тракторист из села Хосол, праздновал в селе свадьбу своего сына Асхаба. Асхаб был одним из самых завидных женихов села. Он был отличником в школе, кандидатом в мастера по боксу, и мастером спорта по альпинизму. Пять лет назад, когда началась война в Чечне, Асхаб ушел из дома. Все знали, что он воевал в отряде Хаджиева.
По матери Асхаб Хасанов приходился дальним родственникам Кемировым.
Асхаб вернулся домой совсем не такой, каким обычно с войны возвращались солдаты. После его возвращения никто не слышал, чтобы он матерился или был невежлив с родителями. Он привез с собой новенький цветной телевизор, а старый, черно-белый, стоявший у родителей, отдал соседям. «У нас два телевизора, а у них ни одного», – объяснил он матери.
Он молился теперь пять раз в день, и хотя он был еще очень молод, когда он молился вместе с другими, его всегда просили cтоять имамом.
В начале мая двадцатипятилетний Асхаб посватался к шестнадцатилетней красавице Нарижат, и свадьбу сыграли по очень строгим правилам. На свадьбе не было ни спиртного, ни плясок, и женщины на этой свадьбе сидели отдельно, а мужчины – отдельно.
Коран на свадьбе читал не местный имам, а молодой аварец по имени Сайгид. Он учился в Сирии, а потом воевал вместе с Арзо, и поэтому никто не удивился, что вместе с Сайгидом на свадьбу приехало много чеченцев, а в день свадьбы в селе появился и сам Арзо Хаджиев. Арзо обнял Асхаба и громко сказал:
– Аллах, Господь Миров, сказал: не будет счастья тем правоверным, что живут под властью кяфиров. Брат! Ты сражался за свободу моей родины. Если будет на то воля Аллаха, я смогу вернуть тебе долг.
Чеченцы, окружавшие Арзо, одобрительно закричали, а глава администрации села и его брат, начальник местной милиции, которые тоже были среди гостей, спрятали глаза подмышку.
Хосол было крупное высокогорное село на самой границе Аварии и Чечни; в отличие от ракетной базы, оно не господствовало над местностью, но при желании было совершенно неприступным. Десять лет назад Хосол был райцентром, но в начале 90-х Хосольский район присоединили к Бештойскому.
После свадьбы Сайгид и Арзо остались в доме Хасановых, и в пятницу Сайгид произнес после молитвы прекрасную проповедь, на которую собрались полторы тысячи человек.
Людей Арзо все прибавлялось и прибавлялось, и вскоре начальник местной милиции, прихватив жену, отъехал из Хосола в Торби-калу, и из милиционеров в селе остались только десять русских омоновцев из Смоленска. Омоновцы заперлись в здании милиции и выходили в магазин только группой. Мальчишки забрасывали их камнями, а люди Арзо смотрели на это и смеялись. Как-то раз камень, брошенный мальчишкой, чуть не выбил начальнику отряда глаз. Начальник отряда позвонил в Торби-калу и попросил подкрепления. После этого из Торби-калы позвонили главе администрации.
– Что там у вас происходит? – спросил глава МВД.
– Да ничего, – ответил тот, – эти омоновцы все время пьют. Ребятишки перед магазином играли, так их пьяные русские чуть не перестреляли.
Глава администрации боялся, что если он признается в том, что происходит на самом деле, то с ним случится что-то плохое. Либо Арзо его застрелит, либо Торби-кала его уволит. Глава администрации не знал, что именно, – но на всякий случай предпочитал молчать.
В Хосоле жили пять тысяч человек, а там, где живут пять тысяч, редкая неделя обходится без похорон, и так как все пять тысяч человек друг друга знали, похороны всегда бывали многолюдные.
Вот и на этот раз получилось так, что на восьмой день после прихода Арзо в Хосол у бывшего бухгалтера колхоза умер брат, и все село пришло на соболезнование.
Бухгалтер хотел пригласить читать над братом Коран Сайгида, но его жена и вдова брата были против. Если бы на похороны пригласили Сайгида, то покойника на кладбище пришлось бы нести бегом, а через три дня Сайгид потребовал бы снять траур. Кроме этого, Сайгид бы не взял денег за похороны и вообще потребовал бы малых расходов, а женщинам не хотелось, чтобы про них говорили, будто они экономят на мертвых.
Поэтому в день похорон они накрыли столы и сделали двести пакетов с едой, которых надо было раздать пришедшим, и когда имам местной мечети пришел читать над покойником Коран, он первым делом полез в свой пакет и увидел, что в пакете, кроме мяса и круп, лежит еще пачка сахара и бутылка с рапсовым маслом.
– Выкини отсюда сахар и положи конфеты, – сказал имам женщине, – и еще почему масло рапсовое? Я хочу подсолнечного, иначе твой покойник останется без правильных слов.
Как мы уже сказали, Хосол был культурным селом и даже некоторое время райцентром. Это означало, что в селе десять лет не было мечети, а был Дом Культуры с кружком макрамэ. А когда мечеть снова открыли, ее имамом стал бывший главбух Дома Культуры. Он съездил на курсы и выучился читать арабские буквы, хотя, по правде говоря, в арабском он понимал не больше, чем в бухгалтерии.
Имама в селе уважали. Он был неплохой человек, разве что очень любил конфеты. Поэтому вдова пошла попросила у соседей конфеты и положила их вместо сахара.
Кладбище в Хосоле было расположено чуть выше села и отделено от него мощеной узкой дорогой, и так как покойник был человек уважаемый, на кладбище его сопровождали три или четыре сотни человек. Пришли и чеченцы с Сайгидом.
Гроб опустили в могилу, и стало так тихо, словно на горе стояли одни покойники, и в этой тишине имам раскрыл огромную старую книгу и начал читать над могилой арабской скороговоркой.
И в эту секунду через толпу протиснулся Сайгид. Он подошел к имаму, выхватил у него книгу из рук и спросил:
– Что ты читаешь, мошенник?
Толпа зароптала, но прежде, чем растерявший имам успел что-то сказать, Сайгид бросил книгу на землю и встал на нее ногами.
– Этот старый дурак издевается над покойными! – закричал Сайгид. – Это не священный Коран, это учебник географии!
Имам оцепенел. Как мы уже говорили, в прошлой жизни он был не имамом, а бухгалтером, и откуда ему было знать, что он читает? Книга, которую он читал, была самой большой и красивой изо всех, что нашлись в закрытой мечети; откуда ему было знать, что это не Коран?
Скандал получился ужасный. Имама прогнали и чуть не побили, и на следующие похороны, через день, Коран читать позвали Сайгида, а в пятничную молитву его пришли слушать три тысячи человек.
Вот через день после молитвы, в восресенье вечером, трое мальчишек, – Расул, Гамзат и Нухи, – сохли на солнышке после купания в Кара-Ангу, метрах в ста от нижнего бьефа Хосольской плотины, и обсуждали пятничную проповедь. Расулу и Гамзату было одиннадцать лет, а Нухи было девять, и в этом возрасте их сверстники где-нибудь в Москве или Атланте обсуждали бы девочек или играли бы в компьютерную игру, – но Расул, Гамзат и Нухи обсуждали именно пятничную проповедь.
Это была очень хорошая пятничная проповедь, и в ней говорилось о том, что это земли неверных разделены, а земля мусульман издавна была единым целом, и в какое бы место мусульманин не пришел, он встречал одни обычаи и одни законы; в ней толковалось о джихаде оборонительном и наступательном, и еще в ней хитро опровергались аргументы тех богословов, которые любят говорить: «Если у мусульман нет силы, равной силе кяфиров, то недозволенно злить, покушаться на кяфиров, ибо исход сражения может быть не в пользу мусульман!» На эти аргументы утверждалось, что джихад есть путь, и нужно на него стать; победа у Аллаха, мы же должны создавать правильные причины. А бездействие уж точно не будет причиной для победы.
Мальчики не все поняли из слов имама, а Гамзата как раз очень впечатлило место насчет того, что если мусульманин восстает против неверных, не рассчитав сил, то он только радует своим провалом кяфиров; а это запрещено Аллахом, радовать кяфиров. И он все пытался растолковать его своим товарищам.
– Вот смотри, – сказал Гамзат, – вот река, а вот плотина, – и он показал на далекую плотину, над которой висела взвесь из радуги и воды, – представь, что кто-то придет и попросит Нухи прыгнуть ради Аллаха с плотины в реку. Это будет слуга шайтана и негодяй, потому что он знает, что в девять лет Нухи не сможет выплыть из-под плотины. Такой человек только прикрывается именем Аллаха, а на самом деле губит людей. Это и называется: нет обязанности, если нет возможности.
– Но никто не научится прыгать с плотины, если он будет просто сидеть на берегу! – возразил Расул, а маленький Нухи послушал их и сказал:
– Ничего-то вы не поняли! Наш новый имам как раз о том и говорил, что кто сидит на берегу, тот не научится плавать, а кто прыгает с плотины из шутовства, тот утонет. Все надо делать с именем Аллаха! И тот, кто прыгает с плотины с именем Аллаха, тот выживет, потому что он создает причину для победы, а саму победу дарует только Аллах!
Та к они спорили некоторое время, а потом они побежали на плотину попробовать, можно ли с нее прыгнуть с именем Аллаха, потому что маленький Нухи давно переживал, что взрослые мальчишки прыгают с плотины, а ему братья наказали и думать забыть об этом, пока ему не исполнится хотя бы двенадцать.
Вот они побежали к плотине, и так получилось, что для этого им надо было пройти мимо бывшего райсовета. Когда они шли мимо райсовета, они увидели, что там вокруг Сайгида сидят человек двадцать. Автомат одного из чеченцев лежал у него за спиной без присмотру, а сам чеченец слушал Сайгида и все время повторял: